В. Бирюк - Волчата

А ещё — просто гробят. Вот в таких междоусобных войнах. «Ни себе, ни людям».

А у меня в Рябиновке — избы по-белому строятся. Мне люди нужны для заселения вотчины. И купленный хлеб есть. Я толкаю под столом ногой Ивашку:

— Как закончим… нет — они отсюда на рогах уйдут — завтра с утра. Расскажешь им дорогу до Рябиновки. Надумают ко мне в холопы — пусть приходят, прокормлю.

Тихонько, наклонившись над столом, втолковываю это Ивашке и, поднимая глаза, натыкаюсь на напряжённый взгляд Борзяты. А вот это — другая проблема.

Куда мы идём? Куда ты ведёшь нас? К поганым в полон? Мы люди вольные, на одно дело нанятые, присягой не связанные. Не срастается дело — мы встали да пошли. Ну, Борзята, будем снова шутки шутить или дело говорить?

Беженцы, набравшись хмельного на дармовщину и впервые почувствовав приязнь со стороны встречных людей, а не обычное для них в этом исходе:

— Иди-иди. Проходи, не останавливайся. Понаехали тут… христарадники… расползаются «со слезами на глазах». Мужики наши выходят — их проводить и самим проветриться, а мы остаёмся с Борзятой за пустым столом. Так и смотрим глаза в глаза через весь стол. Ну, «шутник злобный» колись — на что нас подписали?

Борзята за эти дни уловил — кто в моей команде реально главный. Как бы не был ему мой рост, вид и возраст… против всех, с молоком матери впитанных, привычек, стереотипов, предрассудков и представлений… против всей исконности с посконностью… Но он — реалист.

Идеалисты, со своими представлениями о правильности, «как с отцов-прадедов», «по учению родительскому», «как все живут»… — дел не делают, по Руси не ходят, дома сидят. Потому что в дороге такие — просто подыхают на ровном месте.

К примеру, патриот-идеалист должен был бы встать и громко покричать:

— Моя родина — лучше всех!

И там бы нас и закопали. Во Вщиже. Поскольку «нашей родиной» нынче считается Смоленск. Сказано же русской народной мудростью: «В чужой монастырь со своим уставом — не лезь».

— Вот они какие дела получаются… Значит вот что, малой, слушай. Дело наше тайное. Такое…

То-то! Заговорил с отроком о взрослом деле. Но — ещё с гонором. Только и я тоже — реалист. Я реально понимаю, что в этом «святорусском» реале мало понимаю.

Фраза корявая, ну и фиг с ним.

А вот то, что я просто чего-то не пойму из сказанного, не пойму даже чего спросить-уточнить надо — это я уже знаю. И мне не в лом прибрать своё самолюбие «эксперта по сложным системам» и гордость «представителя всего прогрессивного человечества». Потому что здесь это — глупость. От такого — быстро в землю закапывают. Я, конечно, здесь — дурак. Но я уже — умный дурак. Я уже про свою дурость знаю и могу хоть как-то, в меру осознания собственной глупости, учитывать персональную «недогоняльность» в своей деятельности.

— Стоп, Борзята. Сейчас люди мои подойдут. Вот им всем и расскажешь.

— Да я и тебе одному про дело наше говорить не должен! Да про это…

— И не говори. Или — говори, но — всем. А мне, недорослю, твоих тайн не надобно. Сам их расхлёбывай.

Меня уже пытались развернуть «честью» — не по годам, выпивкой — «как большому». Теперь вот — секретами «только для взрослых». Опять «дети до 16-ти»? Или, там, «18+»?

Только лет-то мне по уму — по-более, чем вам. Мне эта морковка — «как мужу доброму» — уже не сладка. Я могу спокойно принять, что у меня вокруг — куча ловушек, которых я просто не вижу. По своему попаданству. Или, там, «неместности». Так что — «только в присутствии моего юриста». За неимением оного — моих «мужей добрых».

Борзята гоняет желваки. Как мент при упоминании адвоката. Наезжать на сопляка или на равного профи — две большие разницы. Ну, так как, дядя, будем нагибаться? По моему — петь будешь? Или — мы с утра разворачиваемся? На разгрузочно-погрузочные операции в «районе активных боевых действий» — мы не подряжались.

Оп-па! Третья производная пошла! Сначала — ведёшь себя как дурак, думая, что ты умный. Потом понимаешь, что ты дурак, и становишься умным дураком. Потом становишься настолько умным, что ведёшь себя так, чтобы выглядеть как полный идиот.

Как сказала одна умная женщина: «Перекрасилась в блондинку, и жизнь сразу стала легче».

Думать же ж надо, блин! Последствия, разъедрить их кочерыжкой, предусматривать! Вот я нагну Борзяту. Деваться ему некуда — без моих людей он дела не сделает. Вот он нам всем — все тайны расскажет. Вот мы дело сделаем и назад вернёмся. Обеспечить конфиденциальность при таком множестве информированных… «То, что знает двое — знает и свинья». Решение очевидное: сократить количество «знатоков» до… до нуля. Похоже, нас в это дело поэтому и втянули: чужих убивать легче, среди своих меньше звона будет. Среди кого — «своих»?

Если тайна княжеского уровня, то на нулевую зачистку — ресурсов хватит. Пришлют тупо два десятка гридней, всех порежут. Это — если много народа в курсе. А вот если один плешивенький недоросль… Мужичишка какой с ножичком мимо пройдёт, добрый молодец кистенёчком ненароком махнёт… Вполне достаточно для «одного сопляка… умиротворить». Чтобы шуму не было, чтобы вопросов лишних не возникало…

Одного тараканчика можно и тапком хлопнуть. А на толпу — пришлют асфальтовый каток.

В одиночку, против охотников только на меня одного, у меня есть шанс вывернуться. Моих же ближников на помощь позвать. И иметь люфт во времени для следующего своего хода. А вот если изначально наедут на всю мою команду, то… передавят как курей.

Итого: Борзята должен думать, что мои люди — телки безмозглые, неинтересные, ничего не знающие. А уж что и когда я им расскажу — моё дело.

Что сильнее: риск собственной глупости или риск последующей зачистки? Льщу себя необоснованной надеждой, что первый — меньше. Тогда — мне кланяться.

— Ладно, Борзята. Не гоняй желваки — зубы выкрошишь. Так уж и быть — послушаю я твои сказки-выдумки. Так зачем мы туда идём? Чего такого ради — мне людей своих под мечи подставлять?

— То-то. А то — «сам расхлёбывай». Соплёй перебить можно, а гонору-то…

— Борзята. Давай короче. Мы на войну не нанимались. Сейчас отдохнём да назад пойдём. У меня и в Пердуновке дел выше крыши.

— Ишь ты, деловой какой… Значит так, слушай да на ус наматывай. Дело, по которому мы посланы — есть дело тайное. Особо тайное — княжеское. Ныне, когда поганые под Чернигов пришли, полагаю надобным об этом деле рассказать. Чтобы знал — чего ради головами рисковать придётся. Но прежде — приму от тебя присягу, что никому о том деле сказывать не будешь, всякое слово моё исполнишь и, ежели кто из нас раненый будет, то не бросишь и до Смоленска довезёшь. И на том крест мне целуй.