Товарищ Йотунин - Адель Гельт

Ну, чурбаны с глазами, в смысле, шурале. Потом дрянь всякая, животная, почти не хтоническая… Считайте, самое безопасное место в окраинах сервитута. Почти безопасное. Эти же, Дербограды — они чем страшны?

— С малым все попроще будет, — егерь достал еще один лист бумаги — на сей раз, тот превратился не в карту, а в книжку с картинками: что-то среднее между атласом Альфреда Брема «Живые твари и мир, в котором они обитают», графической новеллой для скучающих домохозяек и школьным букварем.

— Вот гиблемот, — егерь раскрыл книжку примерно посередине. — Вот, опять же, шурале. — Лошардь, — новая картинка изображала, натурально, сферического коня — но по-нехорошему зубастого и с ластами вместо копыт, — тоже болотная нечисть.

Книжку рассматривали еще минут пять — все, что видел, то ли прямо было больше комическим, чем хтоническим, то ли просто так нарисовано. Хотя, тот же гиблемот… М-да.

— Большой Дербоград нас радует вот этим, — последняя картинка изображала самого обыкновенного кентавра — даром, что о двух головах, лошадиной и человеческой, да одетого в нечто вроде редингота, странным образом сросшегося с лошадиной шкурой.

— Кентавр, — обрадовался я непонятно чему.

— Конетвар, — уточнил егерь. — Тварь. Носится со скоростью автомобиля, умело пользуется оружием на дистанции, жрет все подряд… Предпочитает, правда, человечину, ну, или троллятину — ему все едино, главное, чтобы мясо разумного существа.

— Высокий силуэт, — заметил я. — Можно подстрелить. Издалека.

— Увернется, — не очень уверено возразил егерь. — Наверное. Живучее оно, опять же… Главное, оно же — самое страшное, в том, что бегают они строго табунами. Особей по двадцать.

— Как в одном забеге, — кивнул я. — Что? Читал где-то!

— Конетвары, значит, — вернулся я мыслями к дню нынешнему. — Сколько табунов? Один, два?

— Много, — решительно ответил Гвоздь. — Три табуна, может, пять… И по железке — то есть, по насыпи — еще шли, прилично так.

— Если попрут…

— Плохо дело, — подхватил снага. — Не отмашемся. И ружье ты в болоте утопил.

— Все равно патронов больше нет, — прозорливо заметил я. — Зато есть кое-что другое.

— Колдовать будешь? — догадался, на этот раз, для разнообразия, Таран.

— Буду, — пожал плечами я. — Но надо будет мне немного помочь. Главное — ничего не бояться, ничему не удивляться, делать — как я скажу. Поступим вот как…

Одну кружку спирта — того, что остался на плите, вновь прикрытый пологом от испарения и лишнего запаха — я выпоил четверым пострадавшим. Не прямо в чистом виде, конечно — разбавил, да наложил кое-какие мелкие конструкты… В общем, спать будут отсюда и до утра, и главное — не станут отвлекать жалобами от предстоящей серьезной работы. Интересно, а что, если макнуть атейм в спирт?

— Приди, Зайнуллин!

Надо же, сработало…

— Нельзя ли, — завело старую пластинку умертвие, проявляясь бестелесно над столом. — А, это ты. Как-то ты меня странно призвал. Не кровь, но тоже что-то сильное.

— Спирт, — пояснил я. — Медицинский. Чистейший этанол.

— Это дело, — согласился непокойник. — Чего надо?

— Хтонь, — коротко ответил я. — Конетвары. Табунов пять или шесть… Сюда идут. Вот, пацаны видели.

— В натуре, — оживился Таран. Этот снага, все-таки, оказался куда тупее товарища, и потому передумал пугаться призрака раньше, чем тот же Гвоздь. — Может, все семь. А у нас тут пацаны — вон, приболели.

— Видел я, как они приболели, — изобразил подобие улыбки старик Зайнуллин. — И даже слышал.

— По делу будет чего? — зачем-то вступился я за недавних врагов. — Конетвары, напомню.

— Я не по этой части, — поделилось умертвие. — Вспомнить какую-нибудь битву древности — могу, даже в деталях… Но там бойцы нужны, а не три юных оркоида и один мертвый человеческий старик. Много бойцов!

— Да и вряд ли эти твои герои всерьез сражались с кентаврами, или как их, — подхватил я.

— Греки могли, — усомнился старик.

Умные разговоры — дело хорошее, однако, надо ведь и дело делать.

— Скажи, Зайнуллин, — повернулся я к призраку. — Сколько тут народу лежит? В смысле, неупокоенного, пусть и потенциально?

— Инцидент, — завспоминал тот, — он на выходной пришелся, летом. Полегло здесь тогда… Все, кто не успел сбежать. Сотен пять, это если считать только мужиков.

— Отлично, — я потер руки. — Не в смысле, хорошо, но нам сейчас очень кстати! — Пацаны, — обратился я к тем снага, что не получили порцию спирта и не спали сейчас вповалку на диване. — Тащите котел, вон тот. Прямо на крыльцо, главное — не расплескайте.

— Ты чего задумал, некрос? — удивилось умертвие. — Поднять такую уйму покойников… Это надо быть легендарным малефиком древности. Джордано Бруно каким-нибудь, а ты — не он!

Какие интересные выверты историографии… Великий астролог, звездочет, физик, основатель небесного направления герметической школы — вернее, его местный аналог — оказался черным колдуном, да еще какой-то чудовищной силы!

— Это если поднимать, — согласился я. — В смысле, разупокаивать. Только аптекинг — так себе решение.

— Причем тут аптека? — не понял дух.

— Ни при чем, — возразил я. Аптекинг — это от британ… то есть, конечно, авалонского, ту аптейк. Это когда надо взять уже надежно мертвый труп, подселить к нему… В общем, не наш метод, и случай тоже не наш.

Вышли, следом за снага, на крыльцо: я — сквозь дверь, дух… Тоже.

Котел, содержащий еще добрых пятьдесят литров алхимического спирта, уже утвердился прочно на досках крыльца — в том числе и той, что совсем недавно поработала рычагом волшебной катапульты. Снага стояли по обе стороны от емкости, сделав, разве что, по полшага назад.

Ожило передающее устройство — я про него совсем забыл, так и носил с собой в кармане, иногда цепляясь за всякое недалеко торчащей антенной.

— … тунин, если ты на боло……беги к реке! Водокач тебя помнит, прикро……мо сейчас! — надрывался, сквозь помехи, знакомый голос капитана егерей.

Я достал аппарат из кармана, и, как учил егерь, зажал оранжевую кнопку.

— Я на болоте, господин капитан, — ответил. — Со мной шестеро гражданских, четверо нетранспортабельны! Уйти не успеем, принимаю бой!

— … акой бой! Там восемь табунов… рей, сейчас пойдут к теб……витута не успеть, еще три выхлопа с севера! Я отошел!

— Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за други своя! — сообщил я в микрофон. — К тому же…

— Продержись полчаса, Ваня! — связь неожиданно стала четкой. — Своих не бросаем, но тупо раньше не успеть!

— Конец связи, — сообщил я в связной амулет, после чего решительно повернул — влево, до упора — шпенек громкости. Устройство отключилось.

— Значит, придется немного ускориться, — сообщил я в пространство. — Ничего, прорвемся! Здесь, в округе, — объяснил я больше себе, чем окружающим, — некротика разлита в два слоя, если не в три. Очаги второго типа, третьего, даже четвертого…