Роджер Желязны - Психолавка

— Чаю? — переспросила женщина. — Простите, госпожа моя. Я не знала… но нет! Вы с ним из таких мест, которые я вижу смутно… И это смущает мне душу!

Она отвернулась, взяла с полки чайник и подвесила его над огнем.

— Черт бы вас побрал совсем! — пробурчала она. — У вас-то в будущем небось сухо, а? Сухо, удобно и крыша не течет. Я же вижу!

— Не течет, — согласилась Глория. — Тут вы правы. — Она сунула руку в карман своего жакета и вытащила серебряную фляжку. — Не хотите ли капельку бренди? — предложила она, отвинчивая крышечку и протягивая фляжку мамаше Шиптон. — Чтобы согреться, а? Пока чайник не закипел?

Глаза у толстухи заблестели, она взяла фляжку и сделала добрый глоток.

— Вы зачем сюда пожаловали? — спросила она, вытирая губы тыльной стороной ладони и возвращая фляжку Глории.

— Погоди-ка, — сказал я. — Прежде чем вы начнете говорить о делах, я бы хотел знать, каково значение тех поэтических строк, которые ты произнесла, едва меня увидев.

Она покачала головой:

— Поэтических? А я и не заметила. А вот тебя я вижу в небесах. Ты Охотник.

— И что это значит?

— Сам подумай.

— А как ты обнаружила у себя такое странное свойство — рассердившись, видеть прошлое и будущее? — спросил я.

— Мой муж был учителем, — сказала она. — Он и меня учил всяким буквам и цифрам. И вообще большую часть недели был человек как человек, да еще множество всяких цитат на латыни знал. Но стоило прийти субботе, и его в пивнушку как магнитом тянуло! А стоило ему выпить, и в него прямо-таки бес вселялся! Заявится домой да и колотит меня, особенно если не успеет со своими приятелями подраться. И вот через какое-то время я заметила, что он всякий раз набрасывается на меня одним и тем же способом. Ну, и в следующий раз была наготове. Сразу первой на него напала да и врезала ему раз пять как следует пониже пояса и парочку раз по башке. И тут он сразу присмирел, сполз на пол и захрапел. А передо мной видения, видения — так и замелькали. И все о том, что еще только будет! Некоторые простые, о нем да обо мне, а вот другие — о войнах, о кораблекрушениях, о пожарах! Я их все и записала. А на следующей неделе в субботу, как он домой-то явился, сразу на него набросилась, он даже пальцем меня еще тронуть не успел. И снова ко мне видения пришли. Вскоре я стала подкарауливать его еще на пути домой — во-первых, чтобы порядок в доме сохранить, а во-вторых, потому что тогда мне еще и второй раз удавалось разозлиться и на него наброситься. В общем, стала я записывать эти предсказания и продавать. И дело совсем неплохо пошло! Вполне хватило, чтобы дом этот выкупить. Да и люди вокруг меня зауважали.

Я огляделся. В домике была одна-единственная комната с камином. Посредине стоял большой стол. У стены довольно-таки ветхая кровать, еще какая-то жалкая мебель. Крыша протекала. Я изобразил на лице восхищение и уважительно кивнул.

— А, ерунда! Я же видела, насколько лучше станут люди жить в будущем!

— продолжала она. — Но теперь и я, по крайней мере, могла на улучшение нацелиться. В общем, стала я своего муженька еще у дверей паба по субботам поджидать, а потом тащилась следом за некоторыми его приятелями-пропойцами. Они спьяну даже боялись меня и потом всякие истории рассказывали — будто им дух явился и призывал их к воздержанию! А я и правда выбирала того, кто уж совсем лыка не вязал, — такие ведь на следующее утро совсем почти ничего не помнят. И вот мне все чаще стало удаваться в разные времена заглянуть. Я все чаще эти свои памфлеты писала, шли они хорошо, я даже смогла ремонт в доме сделать, в порядок его привести — вот, полы настлала.

— А с мужем-то что было? — спросил я.

— Ну, ему-то не больно по душе были мои побои да затрещины, но денежки шли, и дом я уже выкупила. Это вроде как все и сравняло.

— В мое время ты известна как «матушка Шип-тон».

Она кивнула:

— Так и есть. Матушка. Два раза у меня близнецы рождались. Когда мне было четырнадцать и потом, через два года, еще раз. Девочки мои уж все замужем. И мужья им хорошие попались. А сыновья — один-то, Роб, кузнец, а второй, Дже-ми, столяр-краснодеревщик. У обоих тоже жены хорошие. Ох, когда так много говоришь, в горле-то прямо пересыхает!..

Глория протянула ей фляжку, и мамаша Шип-тон сделала несколько больших глотков.

— Что-то ничего мужского у тебя в доме не видно — ни инструментов, ни одежды, — заметил я.

Она кивнула:

— Моего-то Дикона нет, сбежал. Однажды в субботу. Небось духу не хватило дальше мои пророчества слушать. Ну а на следующий день его в реке нашли. Я-то знала, что так и будет, только он на мои предостережения внимания не обращал. Я уж много раз после этого замуж выйти могла — дела-то у меня тогда очень неплохо шли. Да только я ухажера-то домой приведу, а сама возьму и поколочу его. Первые-то колотушки самые полезные. Они завсегда мне об этом человеке узнать помогали. Ну и остальные тоже пользу приносили: видения вызывали.

— Как в тот раз, когда ты насчет меча и кота сказала?

— Да. Я знала, давно знала, что ты Охотник! И много опасностей от тебя будет!

— Какие, например?

— А вот это у нас, предсказателей, и есть самое слабое место. Никогда ведь до конца смысл пророчества не угадаешь — невозможно это… — Она глянула на чайник, который как раз начиналпосвистывать. — Я, например, видела, что ни один из моих обожателей так никаких особых высот и не достигнет, вот они у меня ничего, кроме колотушек, и не получали. Правда, были среди них и такие, кому мои колотушки даже нравиться начали. Так они сюда нарочно приходили, чтобы я их еще разок побила… Потом-то я осторожнее стала, конечно. — Она улыбнулась. — Но с этими у нас и впрямь неплохо получалось, пока они не ослабли совсем и болеть не начали. Странные они все-таки, мужчины эти…

— Потому что они из того же теста, что и женщины, — заметил я.

Она сперва непонимающе уставилась на меня. Потом хлопнула по колену и рассмеялась.

— Ну ты-то знаешь, что говоришь, Охотник, — сказала она и взяла еще один марципан из протянутой ей Глорией открытой коробки. — М-м-м! Как вкусно-то!

Я встал и заварил чай. Мамаша Шиптон тем временем съела еще несколько штук. Я тоже протянул руку и взял один. Странно все это было и почти забавно

— сидеть и пить чай в жалком холодном домишке с протекающей крышей рядом с грязной невежественной старухой, явно обладающей некоторыми антиобщественными задатками. Я умудрился отыскать в этом хлеву целых три чашки и отмыл их. Потом нашел в пакете, принесенном Глорией, сахар, сливки и лимон, аккуратно все это разложил и расставил, чтобы каждый мог удовлетворить свой собственный вкус.

Когда я уже практически накрыл на стол, Глория наконец сделала первую подачу.