Бог-без-имени (СИ) - Кокоулин Андрей Алексеевич

Хлоп! — и Филоня моргает на полу, а Фьольвир стоит на своем месте, как ни в чем не бывало. Только лицо у героя удивленно вытянулось, словно он и сам раньше не подозревал о своих возможностях.

— У-у! — загудел народ.

Унномтюр одобрительно кивнул. Филоня же со злости хлопнул ладонью по дощатым полам.

— Это как жа?

Он вскочил, сморщился, потер грудь, но вновь выставил кулаки.

— Жалаю ишшо!

«Ишшо» на этот раз произошло еще быстрее. Только зрителям показалось, будто дом вздрогнул, а затем они обнаружили, что Филоня опять лежит спиной у балки, а незнакомец как впервые разглядывает свои ладони.

— Да что жа!

Филоня замотал головой, сразу встать не смог и перевалился набок.

— Жалаю…

— Все! — решил Флярд. — Я увидел. Все увидели. Сразу-от понятно. Кто, браты, лодку даст?

Он обернулся к столам. Тут же взлетело несколько рук. Кто-то встал.

— Ежели надоть…

— Все равно сохнет.

— Толку-от, ежели плавать негде?

— Ефимось, твою пущай берут-от, — выбрал Флярд.

Потихоньку подсел на лавку очумелый Филоня. Ему подставили кружку с пивом, и он, с благодарностью кивнув, присосался.

— А серебро? — спросил Унномтюр.

— Это я сам дам, — сказал Флярд.

Он вышел из-за стойки и скрылся за занавесью. За столами вновь принялись пить и разговаривать. Названный Ефимосем низенький мужичок с рыжеватой бородой осторожно поступил к Унномтюру.

— А за лодкой вы эта… когда?

— Сейчас, — сказал Унномтюр.

— Понял, — кивнул мужичок, теребя полы полотняной куртки.

Вернувшийся в зал Флярд высыпал на стойку горсть монет, частью почерневших от времени.

— Десять!

Унномтюр сгреб серебро в ладонь.

— Что ж, — сказал он. — Ждите.

— Без обмана?

— Дым с острова углядите — значит, Ульфха все.

— Ты вы не вернетесь-от? — спросил Флярд.

— Нет.

Унномтюр подхватил все еще пришибленного своей силой Фьольвира и двинулся к выходу. Ефимось побежал вперед. Народ, помедлив, вывалил провожать незнакомцев, один из которых оказался самым настоящим героем. Нестройные крики сопровождали спутников, взбирающихся на вершину холма. Громче всех, кажется, вопил Филоня.

Берегись, Ульфха!

— А где море-то? — спросил Фьольвир. — Не шумит, не пахнет.

— Сейчас, — успокоил его Унномтюр.

— Тутова море, тутова, — сказал Ефимось.

На вершине холма домов не было. Были только древние развалины, и осколки стен едва доставали Фьольвиру до груди. В стыках и трещинах разбитых плит трепетали былинки. Черепки да щепки лежали во множестве. Видимо, и здесь триста лет назад изводил нечисть Ландольор. Несколько тропок сбегали по склону на противоположную сторону холма, петляли между валунами и терялись в густой, коричнево-зеленой щетке леса. А вот уже за лесом, в каменистом полумесяце берега…

— Ух, ты! — выдохнул Фьольвир.

— Ага, — кивнул вставший рядом Ефимось. — Красота-от.

Море, с одной стороны ограниченное высокой скалой, а с другой взгорьем, ворочалось в узком ложе. Светло-синее, оно изгибалось и, выбираясь на простор, игриво сливалось с небом. Одиноко белел островок.

— Только что-то лодок не вижу, — прищурился Унномтюр.

— А тамо, лево по берегу-от, — махнул рукой Ефимось, меленькими шажками спускаясь по склону.

— Ну, тогда…

Спуск был крутоват, но Фьольвир обогнал и Унномтюра, и Ефимося, опрокинув на бегу попавшийся на пути валун. Плечо оцарапал, так что ж? Сила играла, сила требовала выхода. Что ей какой-то жалкий валун! Фьольвир притормозил, пяткой сборонив землю до глубокой рытвины, подобрал булыжник и сомкнул на нем пальцы. Камень треснул как ветка. Посыпались осколки. Хорошо!

— Арнасон! — крикнул ему Унномтюр.

— Да? — отозвался Фьольвир, прицениваясь к деревьям на опушке.

— Не увлекайся!

— Я чуть-чуть!

Он неожиданно почувствовал себя как в детстве, когда на какое-то время получил в руки отцовский меч. Ух, тяжелый! Не сразу и приноровишься. Но сечет траву так, что стебли валятся рядками, перерубленные пополам.

А тут — сила!

Деревце, оказавшееся рядом, не устояло, выдернулось с корнями. Фьольвир откинул его. Нет, тощее. Второе, толщиной в охвате с две ладони, он переломил, с ходу ударив по нему рукой. Красота! Дерево еще падало, цепляясь кроной за собратьев, а Фьольвир уже выбрал следующее. Могучее. Кряжистое. Отогнавшее от себя остальные деревья на пять или даже десять шагов.

Вот дерево по герою!

Он обхватил его, стремясь опрокинуть, повалить набок и напряг мышцы. Дерево хоть и стало потрескивать от его объятий, но падать никак не торопилось. Зато густо обсыпало Фьольвира трухой, корой и листьями.

Ух! Ладно. Фьольвир отступил, отряхнулся, выдохнул и размял печи. В стороне по тропке, мелькая за деревьями, спустились Унномтюр и Ефимось.

— Арнасон! — позвал Унномтюр.

— Я сейчас! — крикнул Фьольвир. — Мне тут нужно!

— Ульфха ждет!

— Я знаю!

Унномтюр пропал из поля зрения. Ефимось скрылся из виду еще раньше. Фьольвир снова приблизился к дереву. В этот раз уперся носками в землю, надавил плечом, обхватил ствол. Куда ж ты против героя?

— Ы-ы-ыа!

Дерево сопротивлялось, трясло ветвями у Фьольвира над головой, какая-то птица испуганно закружила над кроной.

— Что ж ты…

Фьольвир надавил лбом. В спине у него хрустнуло, заныло. Но и дерево от объятий словно ужалось. Фьольвир ощутил, как оно подается, как оно сминается изнутри, как рвутся и лопаются древесные волокна.

Кр-р-рах!

Ствол брызнул корой, щепой, Фьольвир закричал, прикладывая последние усилия, и дерево, наконец, покачнувшись, с треском переломилось. С грохотом, скрежетом, разлетом ветвей оно рухнуло, подобное удивленному и поверженному великану. Довольный собой Фьольвир, пробираясь к тропе, хлопнул ладонью по оголившейся, измочаленной сердцевине.

Славно!

Унномтюра и Ефимося он нашел на полоске каменистого берега, отгородившегося от чужого глаза скальным выступом. Два десятка лодок лежали в нескольких крафурах от воды, часть из них была перевернута, часть обложена камнями. Островок Ульфхи был едва виден с берега, казался зыбкой полоской.

— Ну, что, победил дерево? — спросил Унномтюр.

Фьольвир кивнул. Его спутник усмехнулся.

— Что ж, герой, тащи лодку.

— Вот эту, эту!

Ефимось похлопал по серому, худо просмоленному днищу свою лодчонку. Среди всех остальных посудин она казалась самой убогой. Уж в ней-то, казалось, можно было доплыть только до Тааливисто.

— А весла? — спросил Фьольвир.

— Сейчас!

Ефимось шустро забежал по берегу наверх, к груде валунов и выглядывающей из-за них постройке. Фьольвир рывком взвалил лодку на плечо. Нисколько не было тяжело. Еще десяток — легко. Видела бы Хейвиска!

Он зашел в море по колено и опустил лодку. Посудина закачалась на волнах, грозясь уплыть без человека. Солнце вылезло из-за облаков. По воде рассыпались блики. Фьольвир, щурясь, придерживал лодку за узкую корму.

— Вот! Вот весла!

Ефимось в брызгах добрался до посудины, сбросил в нее плохо оструганные весла и вернулся на сушу.

— Эй! Унномтюр! — позвал Фьольвир провожатого, который почему-то стоял на берегу, задумчиво глядя под ноги.

— Там она, там-от Ульфха! — показал в сторону островка редкозубый Ефимось.

Ему было радостно. Он улыбался. А как же! Герои летят в пасть чудовищу!

Подтянувшись, Фьольвир перекинул себя в лодку, мокрый, угнездился на крохотной скамье лицом к берегу и поставил весла в выемки.

— Эй! Я готов! — крикнул он.

Унномтюр вскинул голову и медленно зашел в воду. Он добрался до лодки, но в нее не полез. Слабые волны били ему в грудь.

— Вот что, арнасон, — сказал Унномтюр, — с Ульфхой тебе придется разобраться в одиночку. А это будет получше топорика.

На дно лодки брякнулся меч.

— Эй, а ты? — спросил Фьольвир.

Унномтюр оттолкнул лодку.

— У меня еще есть дела, — сказал он. — С третьим ключом не все просто. Я появлюсь позже. Так что не оплошай.