Макс Мах - Сумеречный клинок

— Благодать! — простонал откуда-то из клубов пара Ремт Сюртук, упорно изображавший за компанию с ди Креем и Сандером Керстом тщательную и совершаемую не без видимого удовольствия помывку.

— А то! — поддержал нематериальную сущность Виктор, отметив краем сознания, что чем дальше, тем больше мастер Ремт напоминает ему кого-то, кого он — настоящий — знал когда-то, да забыл.

— Мэтр Керст! — позвал он, пытаясь отделаться от неприятного чувства, что все-таки может, если напряжется и хорошенько подумает, вспомнить, кем был Ремт Сюртук в другой жизни и как его там звали. — А что вы нам недосказали, когда рассказывали о рождении Тины?

— Что вы имеете в виду? — Керст смотрел на него прямо и взгляда не отводил, что для голого человека и всегда непросто.

— Ну, например, как нарекли девочку при рождении. Ведь есть же у нее настоящее имя?

— Ивон. — Ответ прозвучал сразу, без запинки.

«Не растерялся… Или и терять было нечего?»

— Вы уверены?

— Вы спросили, я ответил, — несколько неприязненно, но все еще в пределах вежливости бросил Керст. — Что-то еще?

— Как Ивон попала в приют?

— Насколько можно понять из документов, отец Тины находился в то время на войне, мать — умерла родами. Девочка осталась на попечение домоправительницы, у которой, я, кажется, об этом уже упоминал, имелись свои планы на Захарию и…

— Тина попала в приют после поветрия сорокового года…

— Этого я не знал, — удивленно пожал плечами Сандер. — Все, что я знаю, стало мне известно из бумаг, хранящихся у моих бывших хозяев.

— Да, да! — подал голос из облака пара Ремт. — Мы помним, Линт и еще один Линт, и, прости господи за сквернословие, Популар.

— Я не искал Тину специально. — Сандер сделал вид, что не услышал реплики мастера Сюртука, но и с самого начала говорил с одним только ди Креем. — Я знал, куда ехать и где найти девушку. Все это содержалось в деле о наследовании. По-видимому, кто-то проделал эту работу до меня. Так что до этой минуты я полагал, что Тину передали в приют сразу после рождения и намеренно выбрали для этой цели далекий от столицы город Аль.

— Звучит убедительно, — подал голос Ремт.

— Звучит, — согласился Виктор.

Сандер показался ему искренним, но в прошлой жизни он встречал, кажется, и не таких «искренних» людей, способных лгать в глаза, не моргая, и, разумеется, при этом не краснеть. Но, с другой стороны, отчего он должен подозревать всех и каждого в обмане? Он всего лишь проводник.

«Я проводник! А он частный поверенный с клейменым мечом на бедре. А она без пяти минут герцогиня и бог знает что еще…»

— А что это у вас там такое, сударь? — спросил вдруг Ремт, появляясь из горячего тумана. — Не то чтобы это было вежливо с моей стороны, но любопытство не порок. Вы простите мне мою наглость?

— Смотря что вы имеете в виду, — нахмурился Керст.

— Татуировку, — безмятежно улыбнулся мастер Сюртук. — Это же у вас непременно татуировка была на правом плече, или как?

— Нет, — холодно улыбнулся Сандер. — Никак. Меня укусил тарантул, мохохвост, если знаете, что это за тварь. Лекаря рядом не оказалось, и один добрый человек выковыривал яд острием кинжала.

— По живому?

— Ну, я вроде бы жив. — Несмотря на все свое раздражение, Сандер Керст незаметно для себя оказался включен в диалог с так нелюбезным ему Ремтом Сюртуком. Виктору оставалось лишь посмеиваться мысленно, слушать небезынтересный разговор и мотать на ус.

— Значит, просто потыкал мечом…

— Кинжалом!

— Уверены?

— Мне было тринадцать лет, и я помню эти события, как будто они произошли только вчера.

— Да, такое не забудешь…

— Уж поверьте! Это все, или у вас накопились ко мне и другие вопросы?

— Ну, извиняйте! — всплеснул руками Ремт. — Обидел вас ненароком? Утомил въедливостью? Ужос! Приношу свои нижайшие, как их там?

— Неважно! — отмахнулся Керст, чье настроение, судя по всему, было окончательно испорчено. — Извинения приняты… и спасибо за компанию!

Он по-быстрому ополоснул голову и поспешил вон.

— Экий ты нечуткий, Ремт! — усмехнулся ди Крей.

— Я чуткий! — возразил Ремт. — А он, между прочим, врет. Это не нож, а меч.

— Я заметил, — кивнул Виктор.

«Еще одна маленькая ложь?»

— А наковыряно так, потому что самому себе операцию делать длинным мечом ужасно неудобно. Мечом даже зарезаться по-человечески замудохаешься, а уж татуировку снять…

— Может быть, ты, друг мой Ремт, и рисуночек рассмотреть сумел?

— Ну, я же не глазами, — смутился вдруг Ремт. — Я этим… слова не подберу…

— Художественным чувством, — предложил Виктор, вспомнив один давний разговор на тему творчества.

— Художественное чувство? А что! Вполне! Именно им.

— И что это было?

— Это, друг мой Виктор, была «лилия Калли», если ты знаешь, о чем речь.

— Вот те раз! — удивился ди Крей.

Сейчас, как и во многих других случаях, едва услышав новое слово, он уже знал, что оно означает. Но «лилия Калли» — это было нечто такое, что просто так не переваришь.

«Замысловато!» — решил он и пошел к выходу, баню следовало освободить для дам.

Съев кусок хорошо пропеченного пирога со свининой и луком и выпив большую кружку густого черного пива, Тина отнюдь не захмелела «с устатку», как можно было предположить, а напротив, говоря высоким слогом, воспряла к жизни. То ли снадобья, что приняла она давеча, все еще продолжали действовать, то ли молодой здоровый организм творил свои маленькие и большие чудеса, но чувствовала она себя если и не отдохнувшей — сделать это она просто не успела, — то все равно бодрой. Разумеется, она не скакала кузнечиком — не дитя малое, — но все ей сейчас было интересно и любопытно, хотя она и пыталась не показывать виду. Еще тревожила Тину судьба Глиф. Крохотная девочка так и осталась одна в лесу. Единственное, что утешало, — это то, что крошка уже пару раз «терялась» в дороге, но всегда — через несколько часов или спустя ночь — находилась сама собой. Ей как-то удавалось совсем неплохо выживать на природе, в лесах и горах, где водилось множество хищников, которые, имея в виду размеры Глиф, представлялись девочке настоящими монстрами. Должны были представляться, поскольку Глиф даже слышать не хотела обо всех этих ласках, лисах и прочих хорьках. Ее это не беспокоило, опасалась кроха каких-то совсем других врагов, но рассказывать о них отказывалась наотрез. Другое дело, что там, где Тина шла три часа, Глиф идти и идти, но и дорога здесь не то что в горах. Вполне сносная и нигде не петляет. Так что, тревожась о «Дюймовочке» и не забывая о ней ни на минуту, Тина могла тем не менее дать волю и своему любопытству.