Встреча - Ласки Кэтрин

– Итак, последний раз, когда я опускала нож… О, нет, извините… второй. Был ещё холст. Да… знаю… я искромсала тот портрет. На то были причины, а теперь вы должны послушать. Пришло время моей речи.

– Какой речи? – спросила Этти, отступая к перилам, через которые несколько минут назад перемахнула Ханна.

– А ты заткнись. Ты омерзительна мне, Этти, после того, что сделала с Яшмой.

– Лайла, послушайте меня, – умолял Стэнниш.

– Нет, это вы послушайте меня, вы… вы – каннибал. Да. Вот, кто вы… о, Боже, я всё перепутала – я не должна была говорить этого до самого конца. Но вы поняли, о чём я…

– Я понятия не имею, о чём вы, Лайла.

– Вы вставили её.

– Её?

– Эту девчонку Ханну, эту судомойку. Когда вы делаете нечто подобное, то крадёте душу человека. Мою душу. Сжираете её.

– Но, Лайла, – попыталась возразить Этти.

– Ещё раз собьёшь меня и закончишь, как миссис Дайер.

– Что? – Этти и Стэнниш задохнулись. Этти увидела крадущуюся по палубе тень. Она дёрнула головой. В это мгновение Стэнниш сделал выпад к Лайле и вывернул ей руку. Раздался крик боли, потом – звон металла, и нож упал на палубу. Кто-то выскочил из-за швартовной тумбы и швырнул Лайлу на доски. Весь мир, казалось, покачнулся. Лайла истерично рассмеялась! Из глубокого пореза над глазом Стэнниша сочилась кровь. Откуда ни возьмись материализовалось ещё несколько матросов.

– Всё хорошо. Всё хорошо, – твердил Стэнниш. – Порез – да и только. Как девочка?

– Я… я в порядке… – Этти смотрела на сестру. – Лайла, зачем ты всё это…

Лайла снова рассмеялась:

– Если бы я только могла добраться до тебя! – Дыхание сбилось – девушка почти задыхалась, но по-прежнему пыталась что-то сказать. – Если… если бы я только могла добраться до тебя, Этти. Какой бы спокойной я стала. Яшма мне обещала.

– Яшма умерла, Лайла. Помнишь? Я убила её. – Эттин голос окреп.

– О, нет. Не умерла. Она в моей голове. – Девушка попыталась коснуться головы, но руки её уже были связаны. – Прямо здесь. Она никогда меня не покидала. А вот когда я доберусь до тебя, ты умрёшь… умрёшь… умрёшь…

Пронзительные слова огласили ночь.

25. Конец и вновь начало

Баркли и Годфри Эпплтоны сидели в своей библиотеке. Баркли надиктовывал секретарю письмо в финансовый комитет Бостонского Музея изящных искусств касательно «ограничений дарения по завещанию» маленького Джотто, приобретённого во Флоренции прошлым летом.

– Обязательно скажи им, Барк, что картина передаётся им на два года, а затем будет висеть здесь до смерти последнего из нас, – сказал Годфри, открывая «Бостон-Ивнинг-Транскрипт». Он моргнул, поднёс газету ближе к глазам, вскрикнул, сдёрнул монокль и снова вскрикнул. Брат и его секретарь, мистер Виден, уставились на него.

– Что-то не так, старина? – осведомился брат.

Годфри поднял глаза:

– Мы в газетах, Барк!

На лице Баркли появилось озадаченное выражение:

– В газетах? Что ты имеешь в виду? За что?

– За убийство.

– Что?

– Послушай-ка это, Баркли.

Баркли Эпплтон шагнул к любимому креслу и уложил в него своё долговязое тело. Слушая брата, он соединил кончики пальцев и скрестил ноги по крайней мере трижды.

– «Мисс Лайла Хоули, дочь Горация Хоули и Эдвины Эпплтон-Хоули из Бостона, арестована по прибытии в Саутгемптон на борту парохода “Леонид” по обвинению в убийстве миссис Джулии Дайер, разведённой жены Фентона Дайера. Убийство имело место на борту судна незадолго до его прибытия к месту назначения. Мисс Хоули принадлежит к одной из наиболее выдающихся бостонских семей. Гораций Хоули – прямой потомок Эфраима Хоули, основавшего в 1805 году Бостонский Торговый банк. В 1880 году мистер Хоули сочетался браком с Эдвиной Эпплтон, тем самым объединив два крупных состояния Содружества. Фабрика Эпплтонов в Лоуэлле, Массачусетс, более столетия оставалась крупнейшей промышленной компанией Новой Англии». – Годфри опустил газету.

– Чудовище! Она чудовище! – выплюнул Баркли и плотно скрестил руки на впалой груди, словно пытался не забрызгать библиотеку ядовитой яростью.

Фин услышал скрип на лестнице, ведущей в парусную мастерскую. Он знал, что это Хью. Не только потому, что они договорились встретиться в этот час, – он узнал целеустремлённую походку юноши.

Хью вошёл, не потрудившись постучать. Он был одет в костюм, как и все студенты Кембриджа, но на его лице не было и тени превосходства, увидеть которое мог бы ожидать Фин. Может, Хью и походил на модника, но он был хорошим парнем, достойным сестры Люси.

– Как думаешь, они уже там? – с тревогой спросил Хью. – Уже ведь три дня прошло? Я потерял счёт времени. Кажется, я схожу с ума, думая, как они там – в бескрайнем океане.

– Уверен, они уже там. Когда захотят, они могут плыть быстрее сорока узлов, если предположить, что к Люси вернулись силы. – Фин улыбнулся, представив любимую грациозно и быстро плывущей по морю.

– О, уверен, что вернулись, Фин. Мы же видели, как она набирала скорость, пока река не впала в море.

– А-гм, тут ты прав. – Он прислонился к стене и покачал головой, думая о событиях прошлой недели. – До сих пор не верится, что доктору Лоуренсу удалось уехать.

– Мы обязаны ему всем, – ответил Хью.

Финн кивнул, и его взгляд стал отстранённым.

Хью поскрёб голову. С Фином порой бывало трудно. Он казался типичным жителем Новой Англии – слова лишнего не вытянешь. Будто прочитав мысли Хью, Финн заговорил:

– Думаю, доктор Лоуренс понимал, что ему лучше исчезнуть. Не удивлюсь, если он отправился в Канаду.

Хью, всё ещё почёсывая затылок, прошёлся по мастерской.

– Что это? – поинтересовался он, опустив взгляд на нечто, кажущееся линиями корпуса нового судна. – Очередная большущая модная яхта, а?

– Достаточно большая, – ответил Фин.

Хью поднял голову, осознавая, что в действительности корабль был маленьким по сравнению с яхтами богачей, обычно строившихся на верфи Хинсслера.

– Достаточно большая для чего, Фин?

– Чтобы перейти.

– Перейти? Через Атлантику?

– В Барра-Хэд. – Фин улыбнулся. – Ни одной каюты первого класса или чего-нибудь в этом роде. Вообще никаких классов. Только такелаж.

– Фин, ты предлагаешь нам плыть?

– А-гм. Ты знаешь звёзды. Я – корабли.

– Но, Фин, эта лодка не больше сорока футов в длину.

– Тридцать девять. Джошуа Слокум обошёл вокруг света на тридцатишестифутовой яхте. – Фин поднял взгляд. Широкая улыбка расколола его закалённое непогодой лицо.

– Поплыли? Обещаю чертовски хорошее путешествие.

Когда солнце поднялось над горизонтом, и мир окрасился бледно-лавандовым, скалы залива Барра выросли из моря. Тёмный гранит мягчал на нежном утреннем свету, а скалы были коронованы зелёным, зеленейшим зелёным, что девушкам доводилось видеть. Вода казалась спокойной, но впереди они увидели движение, не имеющее отношения к косяку рыб, тюленям или дельфинам. Рисунок ряби был знаком и вызвать его могло лишь одно создание. Серебристая голова прорвалась на поверхность и сверкающий хвост отбросил искорки света, как если бы указывал им дорогу… дорогу домой.

Этти сидела в библиотеке роскошных апартаментов Хоули на улице Монтар рядом с Парижской Оперой, обдумывая отличия семьи в трауре от семьи опозоренной. Во-первых, одежда. Конечно, никто ничего не говорил об этом вслух, но должны ли они одеваться в чёрное? Фактически они потеряли дочь, но может ли убийца удостаиваться той же чести, что и его жертва? Было очевидно, что никто из членов семьи не должен был появляться в общественных местах. Они оказались фактически отрезаны от любого рода социальных отношений. Отец часами просиживал наедине с адвокатами и врачами. Оставалось надеяться только на прошении о признании подсудимой невменяемой и на судью, который бы признал, что Лайла не в состоянии предстать перед судом. Мать не только надеялась на подобный исход, но и усердно молилась о нём, иногда дважды на дню посещая часовню на Левом Берегу, где не было опасности встретить кого-нибудь из друзей.