Джон Толкин - Властелин Колец

И Эовин посмотрела на Фарамира долгим и ровным взглядом, и Фарамир сказал:

— Не пренебрегай жалостью, что есть дар доброго сердца, Эовин! Но я не предлагаю тебе своей жалости. Ибо ты высокородная и доблестная госпожа и сама завоевала славу, которая не померкнет. И я считаю тебя госпожой прекрасной настолько, что даже на языке эльфов нет подходящих слов, чтобы выразить это. И я люблю тебя. Некогда я сострадал твоему горю, но сейчас, будь ты беспечальна, без страха, обладай всем, будь ты блаженной королевой Гондора, я всё равно любил бы тебя. Эовин, ты не любишь меня?

Тогда сердце Эовин изменилось, а может, она наконец поняла его. И внезапно зима её миновала, и солнце засияло над ней.

— Я стою в Минас Аноре, Крепости Солнца, — сказал она. — И смотри! Тень исчезла! Я больше не хочу быть девой-воительницей, не хочу соперничать с великими всадниками или находить радость только в песнях об убийствах. Я хочу быть целительницей и любить всё, что растёт и не бесплодно.

И опять она взглянула на Фарамира.

— Я больше не хочу быть королевой, — сказала она.

Тогда Фарамир весело рассмеялся.

— Это хорошо, — ответил он, — потому что я не король. Но я хочу обвенчаться с Белой госпожой Ристании, если такова будет её воля. И, если она согласна, тогда давай пересечём Реку и в грядущие счастливые дни будем жить в прекрасной Итилии и превратим её в сад. Всё с радостью будет расти там, если придёт Белая госпожа.

— Так я должна оставить свой народ, гондорец? — спросила она. — И ты захочешь, чтобы твои гордые люди сказали о тебе: "Вот идёт владыка, который приручил дикую воительницу Севера? Не было здесь, что ли, женщин из расы Нуменора для выбора?"

— Захочу, — ответил Фарамир.

И он подхватил её на руки и поцеловал под солнечным небом, не заботясь о том, что они стоят высоко на стенах и на виду у многих. И действительно, многие видели их и свет, что струился вокруг них, когда они спустились со стен и пошли рука об руку к Лечебницам.

И Фарамир сказал Смотрителю Лечебниц:

— Вот госпожа Эовин из Ристании, и теперь она исцелилась.

И Смотритель сказал:

— Тогда я выпускаю её из-под своей опёки и прошу позволения проститься с ней, и пусть никогда вновь не страдает она от раны или болезни. Пока не вернётся её брат, я поручаю её заботе Правителя Города.

Но Эовин ответила:

— Вот теперь, когда я получила позволение уйти, я предпочла бы остаться. Потому что этот дом стал для меня самой благословенной из обителей.

И она осталась там, пока не прибыл герцог Эомир.

Всё в Городе было теперь готово, и здесь было великое стечение народа, так как вести достигли всех частей Гондора, от Мин-Риммона вплоть до Пиннат Гелин и дальних морских побережий, и все, кто мог прийти в Город, поспешили прийти. И Город вновь наполнился женщинами и красивыми детьми, которые вернулись в свои дома, нагруженные цветами; и из Дол Амрота пришли арфисты, искуснее которых не было в стране; и были здесь скрипачи и флейтисты, и играющие на серебряных рогах, и звонкоголосые певцы из долин Лебении.

Наконец настал вечер, когда со стен можно было увидеть шатры на полях, и всю ночь горели огни, ибо люди караулили рассвет. И, когда ясным утром солнце поднялось над восточными горами, на которых больше не лежала тень, зазвонили все колокола и взметнулись и поплыли по ветру все знамёна, и в последний раз на Белой Башне поднялся над Гондором стяг Правителей: чистое, словно снег на солнце, серебро, не несущее ни надписи, ни девиза.

Теперь Полководцы Запада повели войска к Городу, и народ смотрел, как они приближаются шеренга за шеренгой, вспыхивающие в лучах восходящего солнца и мерцающие, как серебро. И так они приблизились к Воротам и остановились в фарлонге от стен. Ворота пока ещё не были восстановлены, но вход в Город преграждал барьер, и там стояли воины в чёрном и серебряном с обнажёнными мечами. Перед барьером стоял правитель Фарамир, и Хурин, Хранитель Ключей, и другие капитаны Гондора, и госпожа Эовин из Ристании с маршалом Эльфхельмом, и множеством рыцарей Герцогства, а по сторонам Ворот толпился красивый народ в разноцветных одеждах и цветочных гирляндах.

Таким образом перед стенами Минас Тирита образовалась широкая площадь, окружённая со всех сторон рыцарями и солдатами Гондора и Ристании и гондорцами из Города и всех частей страны. Молчание упало на собравшихся, когда из войска выступили дунедаины в сером и серебряном, и перед ними медленно шёл господин Арагорн. Он был одет в чёрную кольчугу с серебряным поясом и облачён в длинную снежно-белую мантию, сколотую у горла большим зелёным камнем, сиявшим издалека, но голова его была обнажённой: лишь звезда на узкой серебряной перевязи горела на его лбу. С ним были Эомир из Ристании, и принц Имрагил, и Гэндальф в белых одеждах, и четыре маленькие фигурки, при виде которых многие люди дивились.

— Нет, кузина! Это не мальчики, — сказала Иорет своей родственнице из Имлот Мелуи, которая стояла рядом с ней. — Они периаины из далёкой страны невысокликов, где все они прославленные принцы, как говорят. Уж я-то должна знать, потому что ухаживала за одним из них в Лечебницах. Они невелики ростом, но доблестны. Подумать только, кузина, один из них отправился лишь со своим оруженосцем в Чёрную страну, и бился один на один с самим Чёрным Властелином, и пустил огонь в его Крепость, если ты можешь поверить в это. По крайней мере, так говорят в Городе. Это должно быть тот, что идёт рядом с нашим Эльфийским Камнем. Я слышала, что они ближайшие друзья. Сейчас он просто чудо, господин Эльфийский Камень: учти, что он не слишком-то мягок в своих речах, но сердце у него, как говорится, золотое; и его руки исцеляют. Я сказала: "Руки Короля — руки целителя", — и именно таким образом всё и открылось. А Митрандир, он сказал мне: "Иорет, люди долго будут помнить твои слова", и…

Но Иорет не получила возможности продолжить просвещение своей деревенской кузины, потому что запела одинокая труба, и вслед за этим повисло мёртвое молчание. Тогда от Ворот выступил вперёд Фарамир вместе с Хурином, Хранителем Ключей, и никто больше, если не считать, что за ними шли четверо мужчин в высоких шлемах и доспехах Цитадели, которые несли большой ларец из чёрного лебетрона, окованный серебром.

Фарамир встретил Арагорна в центре площади, образованной собравшимися, опустился на колени и сказал:

— Последний Правитель Города просит позволения сложить свои полномочия.

И он подал на вытянутых руках белый жезл. Но Арагорн принял жезл и вручил его обратно со словами:

— Эта служба не кончена, и она будет твоя и твоих потомков до тех пор, пока будет продолжаться мой род. Исполни теперь свой долг!