Олег Авраменко - Протекторат (Призрачная реальность)

— Но на самом деле вы не связаны никакими родственными узами? — спросил я, решив ненадолго отвлечься от основной темы разговора.

— Кровного родства между нами нет. И сводного тоже. Отец познакомился с дедом, когда искал для меня надёжное убежище. А дед… то есть, конечно, Пётр Габров, пытался найти следы своего сына Йозефа после той ужасной катастрофы на Барнео, когда планета столкнулась с крупным метеоритом. Так я и стала его внучкой — планетарная инфосеть была полностью уничтожена, поэтому не составило труда оформить мне соответствующие документы. Сначала это был чисто деловой договор, но очень скоро дед и бабушка привязались ко мне, да и я их полюбила. А мои новые родственники приняли меня без колебаний, у них не было причин сомневаться, что я действительно дочь Йозефа Габрова, который двадцать лет назад уехал с Дамограна и обосновался на Барнео. Под предлогом пережитой мною психической травмы, дед не разрешал им расспрашивать меня о погибших отце и матери; к тому же на первых порах я плохо владела вашим языком, разговаривала в основном по-английски и всегда могла сделать вид, что не понимаю вопроса.

Я как бы невзначай поинтересовался:

— Доктор Довгань ничего не знал о вашем прошлом?

Алёна вновь посмотрела мне в глаза и печально улыбнулась:

— Я догадываюсь, что у вас на уме. Вы, кстати, не оригинальны в своём предположении. Отец и дед с бабушкой тоже думают, что доктор шантажировал меня, и потому я убила его. Но я не дура, поверьте! И доктор Довгань был совсем не дурак. Если бы он вздумал заняться шантажом, то прежде всего позаботился бы о том, чтобы гарантировать свою безопасность. Например, положил бы в свой банковский сейф изобличающие меня материалы, с распоряжением обнародовать их в случае его насильственной смерти. Так бы он и сделал — ведь, повторяю, доктор не был идиотом. А я, в свою очередь, не рискнула бы посягать на его жизнь, так как это — самый верный способ предать огласке сведения, которые мне хотелось бы скрыть.

Я кивнул:

— Да, логично…

— И давайте закончим с этим, — поспешила подвести черту Алёна, пока я не задал следующий вопрос. — Всё равно я не смогу убедить вас в своей невиновности, а вы лишь утвердитесь в мысли, что я бессовестная лгунья. — С этими словами она посмотрела на свои миниатюрные часики, затем облокотилась на стол и уткнулась подбородком в ладони. В этом положении Алёна до боли напомнила мне Юлю, которая частенько точно так же сидела передо мной, когда я, вернувшись вечером с работы, рассказывал ей за ужином о своих делах в конторе. — У нас осталось ещё полчаса, но я больше не хочу говорить об убийстве. Лучше расскажите о себе. Насколько мне известно, у вас есть дочь примерно моих лет. По своему опыту я знаю, что это трудный возраст. Интересно, как вы с ней справляетесь?

Глава 7

Виктория Ковалевская, дитя звёзд

С Арцаха я улетела почти без приключений. Я сделала оговорку «почти», так как совсем без приключений не обошлось. Несмотря на то, что до самого старта я не покидала яхту, Оганесян всё-таки попытался привести свой приговор в исполнение. Поскольку его киллеры не обладали сноровкой Генри Янга и не смогли проникнуть на борт «Звёздного Скитальца», он подкупил одного из служащих космопорта, чтобы тот подбросил в мой багаж небольшой контейнер с радиоактивными материалами.

Это было глупо по двум причинам. Во-первых, корабельные детекторы сразу засекли источник гамма-излучения и подняли тревогу. Во-вторых, в контейнере находилось не что-то серьёзное, вроде очищенного урана, плутония или, на худой конец, тория, а смесь бериллия с изотопами радия-226, причём последние присутствовали в таком мизерном количестве, что их одновременный распад не вызвал бы даже слабенького пожара, не говоря уж об уничтожении яхты. Единственно лишь я могла схлопотать смертельную дозу облучения, да и то при условии, что в этот момент находилась бы поблизости — но во время перехода в овердрайв я всегда сижу в рубке управления, контролируя действия автопилота.

Я чуть было не поддалась соблазну позвонить Оганесяну и посоветовать ему перечитать школьные учебники по физике, однако сдержала свой порыв. Я не имела обыкновения злорадствовать над поверженными противниками, к тому же мне совсем не улыбалось привлекать к себе внимание полиции, которая, получив от братьев Янгов собранные мной сведения, наверняка установила за Оганесяном слежку. Поэтому я решила не сообщать администрации космопорта о своей находке, а просто высыпала содержимое контейнера в конвертор, где за считанные минуты весь радий-226 подвергся расщеплению на устойчивые изотопы лёгких элементов.

Пока яхта дожидалась своей очереди на взлёт, я для подстраховки вычистила от остаточной радиации все жилые и служебные помещения, грузовой отсек и машинное отделение, а сама проглотила две таблетки дезактиватора и добрых полчаса простояла под ионным душем. Обезопасив себя от всех неприятных последствий глупой проделки Оганесяна, я стартовала с Арцаха и, покинув сферу планетарного притяжения, со спокойным сердцем запустила ц-привод. А спустя девять часов «Скиталец» вышел на стационарный уровень 51 262 «ц» и с абсолютной скоростью 1,58 парсек в час, при физической скорости 0,81 от световой, устремился к промежуточной цели моего путешествия — планете Эль-Парайсо.

Следующие тридцать семь дней я провела за чтением книг, просмотром фильмов и блужданием в дебрях виртуальных реальностей. По галактическому отсчёту мой полёт занял несколько больший временной отрезок — почти сорок пять стандартных земных суток. Пользуясь тем, что ходовые двигатели у меня гораздо мощнее, чем требовалось для моего ц-привода, я всегда разгоняла яхту до такой физической скорости, при которой релятивистское замедление времени преобладало над его ускорением на высоких уровнях «ц». Это, конечно, приводило к заметному перерасходу термоядерного топлива без сколько-нибудь существенного увеличения абсолютной скорости, зато я экономила самое главное — свою жизнь. Если верить корабельному хронометру, за прошедшие восемь лет я стала старше лишь на неполные семь, так что сейчас мой биологический возраст не превышал двадцати пяти. Обычно подобную экономию времени не практикуют из-за её расточительности — на субсветовых физических скоростях энергетические затраты возрастают катастрофически, особенно для больших кораблей, — но мой «Скиталец» был судном малогабаритным, а кроме того, деньги для меня значили мало, и при необходимости я всегда могла выиграть столько, сколько понадобится.

Перелёт с Арцаха на Эль-Парайсо был самым длительным за всю мою скитальческую жизнь. Раньше я путешествовала зигзагами, от одной населённой планеты к другой, и ещё никогда не проводила в овердрайве более двенадцати субъективных дней кряду. Даже этого мне вполне хватало, чтобы истосковаться по живому человеческому общению, а что уж говорить о втрое большем сроке. К концу полёта я совершенно одурела от безделья и одиночества, меня уже тошнило от книг, фильмов, компьютерных игр и задушевных бесед с медвежонком Мишей и куклой Машей. Последние дни я просто не находила себе места от нетерпения и раз за разом бегала в рубку управления, чтобы проверить, не сбился ли «Скиталец» с курса. А когда корабельный компьютер доложил о завершении основной программы автопилота и начал сбрасывать скорость, попутно опускаясь на всё более низкие уровни «ц», я была вся на взводе и буквально по минутам считала оставшееся до выхода из овердрайва время. Через восемь часов торможения яхта наконец вынырнула в обычное пространство и на скорости всего в одну десятую световой направилась к яркой оранжевой звезде, вокруг которой вращалась пока что невидимая на обзорных экранах Эль-Парайсо.