Кристофер Сташеф - Мудрец

— Сам иди сюда! — Сердце Кьюлаэры пело в предвкушении честной драки. — Я не раб и уж, конечно, не друг человеку, который убивает больше, чем способен съесть.

Стрела была нацелена прямо ему в лицо.

— О нет, ты или раб, или покойник.

— Тогда убей меня, — дерзко предложил Кьюлаэра.

Звякнула тетива. Кьюлаэра метнулся влево. Стрела, конечно, пролетела далеко справа — охотник рассчитывал, что его жертва метнется туда. Кьюлаэра тут же бросился прямо на незнакомца и настиг его прежде, чем тот успел перезарядить лук. Охотник бросил свое оружие как раз вовремя, чтобы закрыться от удара Кьюлаэры, но от толчка полетел назад, успев вцепиться в рубаху Кьюлаэры, и потянул его за собой. Кьюлаэра потерял равновесие, но, падая, двинул кулаком охотнику в живот. Он не ошибся, под слоем жира оказались твердые мышцы, и притом жира было совсем немного, но охотник замычал и немного ослабил хватку, чего Кьюлаэре хватило, чтобы вырвать руку и вскочить на ноги. Но и охотник поднялся так же быстро, как и Кьюлаэра, встал в стойку, ухмыльнулся.

Кьюлаэра сильно ударил по ухмыляющейся роже — сильно и быстро.

Рука незнакомца резко взметнулась, чтобы отразить удар, и кулак метнулся Кьюлаэре в живот. Кьюлаэра закрылся, отразил удар, направленный ему прямо в лицо, но третьим ударом охотник попал ему в скулу. Кьюлаэра отпрыгнул, в голове у него звенело, он тряхнул ей, чтобы она прояснилась. В ушах гремел победный рев врага, он увидел приближающееся пятно: незнакомец стремился воспользоваться достигнутым преимуществом. Кьюлаэра закрылся руками, отступил, повернулся и нырнул в сторону достаточно быстро, чтобы удар, направленный ему в живот, пришелся в руку, но споткнулся и упал спиной на что-то твердое. Незнакомец, громко ликуя, перепрыгнул через бревно и занес ногу над упавшим.

Кьюлаэра схватил его за лодыжку, толкнул ногу врага от себя и вывернулся. Незнакомец, визжа от боли, упал. Не отпуская его ноги, Кьюлаэра поднялся и принялся качать ее из стороны в сторону. Охотник не оставлял попыток лягнуть его. Кьюлаэра ухмыльнулся и задрал ногу врага еще выше, а тот врезал другой ногой ему по ребрам. Кьюлаэра выпустил его лодыжку, беззвучно бранясь, постарался не отвлекаться, но его легкие отчаянно просили воздуха. Охотник прыгнул и быстро ударил Кьюлаэру по лицу три раза подряд. Два удара Кьюлаэра отбил и успел отскочить назад, чтобы смягчить третий. Он поспешно отступал, подпрыгивая и отражая удар за ударом, потом изловчился и резко нырнул незнакомцу под руки и врезал ему кулаком в живот. Охотник с ревом согнулся, не опуская рук, не отрывая глаз от Кьюлаэры, пытаясь вдохнуть. Кьюлаэра мог его понять: драка длилась уже достаточно долго — он и сам уже порядком устал.

Но она продлилась еще. Удар — ответный удар, удар — защита, отступление — нападение, пока наконец оба мужчины не встали, дрожа от усталости, друг против друга с опущенными руками, в полном изнеможении хватая ртами воздух и набирая сил для следующего удара.

— Мы слишком равные соперники! — прохрипел наконец Кьюлаэра, но рук не опустил.

— Верно, — неохотно ответил незнакомец. — Если будем продолжать драться, то оба проиграем.

— Значит, мир? — Кьюлаэра поднял не сжатую в кулак, но готовую в любую секунду сжаться и ударить руку.

— Мир, — согласился незнакомец, делая то же самое. Кьюлаэра отошел назад и опустил руки, готовый в любую минуту снова встать в боевую стойку.

— Ты — самый сильный из всех, с кем я дрался, за исключением одного.

— За исключением одного? — Незнакомец выпрямился, опустил руки. — Ты хочешь сказать, что есть кто-то, кто дерется лучше меня?

— Ну да, но он — колдун, так что это не важно.

— Это очень даже важно! — возмущенно ответил незнакомец. — Может ли он одолеть тебя без помощи магии?

— Большей частью да, — признался Кьюлаэра.

— Но не всегда? О, им нельзя доверять — этим шаманам, чародеям и мудрецам! Все они одинаковые, обыкновенные негодяи, которых они так презирают на словах, а сами всех унижают и порабощают своей магией!

— Я бы тоже так сказал, — согласился Кьюлаэра. Охотник сел на траву.

— Присаживайся и расскажи мне об этом, садись, садись, после драки с тобой я слишком устал, чтобы стоять.

— Я тоже, — признался Кьюлаэра и сел рядом. — Ты, видать, тоже знаком с колдунами, охотник?

— Только с шаманом из моей родной деревни, лесной житель. Он имел наглость подговорить всех, чтобы меня изгнали лишь за то, что я силой рук делал то же самое, что он делал силой магии! Да еще с шаманом из деревни, куда я потом пришел. Сам меня позвал, а потом пытался устрашить меня своими ритуалами, а когда я отказался встать перед ним на колени, он подговорил своих людей прогнать меня. С тех пор я решил охотиться в одиночку и мучить слабых, как они того и заслуживают.

— Вот-вот, так им и надо! — воскликнул Кьюлаэра с искренним негодованием. — Разве не так устроен мир? Разве не правильно, что мы ведем себя так же, как животные, деревья и стихии?

— Конечно! А теперь скажи, близко ли ты знаком с шаманами?

— Почти так же, как и ты.

Кьюлаэра рассказал ему про свое юношество и изгнание, про то, как его сторонились сородичи, пока он не повзрослел, и не начал их избивать за это, и не был в конце концов изгнан.

Кьюлаэра был поражен: он нашел товарища по несчастью, единомышленника, но о самой главной беде своего детства, из-за которой его соплеменники стали его бояться, Кьюлаэра умолчал. Насколько он мог понять, у этого охотника ничего похожего в жизни не произошло, и вряд ли бы он его понял. Его новый знакомый просто вырос самым большим из сверстников и решил, что имеет право бить тех, кто слабее, наслаждаться пьянящим ощущением власти. Кьюлаэре показалось, что было в этом что-то неправильное, но он не придал этой мысли значения, обрадованный встречей с тем, кто не порицал его за то, что он такой, какой есть. Он даже доверился охотнику настолько, что рассказал о своей встрече с Луа и Йокотом, на что охотник ответил понимающим хохотом. Потом он рассказал, как в дело вмешалась Китишейн и как он ее покорил или покорил бы, не появись Миротворец.

— Какое он имел право? — возмущенно спросил охотник — с жаром человека, которому не досказали страшную сказку. — Она была твоей добычей, а не его! Он же даже не захотел сам ей попользоваться!

— Конечно, это вышло несправедливо, я тоже так подумал, — согласился Кьюлаэра. Злоба и обида вновь ожили в нем. — Но ему мало было прогнать меня и освободить их.

Он рассказал о том, как был порабощен Миротворцем, о бесчисленных унижениях, коим подверг его мудрец, своем безнадежном сопротивлении и не отмщенных ударах и оскорблениях. И по мере того, как он рассказывал, злость вскипала в нем все сильней и сильней.