Питер Бигл - Соната единорогов

Как выяснилось, раздобыть золото для глазной мази Абуэлиты было гораздо легче, чем отыскать необходимые для нее травы. У некоторых из тех, что припомнила Абуэлита, точных подобий на Шейре не существовало, их пришлось выбирать наугад, и помощи было ждать не от кого; остальные же оказались и хорошо известными, и обескураживающе редкими. Однако в распоряжении Абуэлиты и Джой имелась бесценная помощь тируджа, побывавших везде и все знавших о травах, да и ручейные яллы обладали глубокими познаниями по части всего, что росло по берегам их ручьев и потоков. Названная сестра Джой обратилась даже за советом к речной знакомой Индиго, хотя как она уговорила речную яллу доставить необходимый для мази компонент — животный жир, — и как та его раздобыла, Джой не спрашивала да и спрашивать не хотела. Абуэлита проявила себя в этом отношении, как во всяком другом, женщиной практичной, сказав лишь: «А как, по-твоему, мы добывали его в Лас-Перлас? Не будь такой жеманницей, Фина». Она как раз растирала мазь смуглыми голыми руками.

Абуэлита же и разрешила, в конце концов, проблему получения огня, достаточного, чтобы расплавить золото. А именно, уговорила кучу взрослых шенди вдуть их крохотные, но белые от жара язычки пламени в ямку, которую она вкопала в сыром песке на берегу ручья и которую заполнила монетами Индиго. Когда Джой пожелала узнать как она общалась с дракончиками, Абуэлита ответила: «Querida, меня даже ночные дежурные в „Серебристых соснах“ и те понимали. Господи, я и с твоими родителями ухитрялась до чего-то договориться, как правило. Что мне после этого стайка дракончиков? — мелкая дробь».

Ко сбегал как-то ночью в пустынные нагорья и притащил оттуда алую тыкву-горлянку размером ненамного меньше его самого. Джой ничего подобного в тех местах не встречала, однако Ко сказал, что они там произрастают во множестве, нужно только знать, где их искать. Целый день ушел на то, чтобы продырявить хрящеватую оболочку тыквы и выдолбить ее изнутри, но когда это было проделано, Абуэлита получила отличный котел, в котором могла сколько душе ее угодно смешивать золото, сало, искрошенные листья, стебли травы и сок собранных ею растений. Этому занятию она предавалась в совершенном уединении, не подпуская к себе даже Джой, насвистывая сквозь зубы старинные песенки погонщиков мулов. И наконец, она дважды плюнула внутрь тыквы, произнесла два-три слова, никакого отношения к испанскому языку не имеющих, и призвала к себе Джой.

— Ну вот, — сказала она. — Теперь мы с тобой выясним, понимали мы что-нибудь в Лас-Перлас или нет. Может, понимали, может, не понимали.

Джой в испуге вылупилась на нее.

— Может, не понимали? Ты же говорила, что эта штука всегда помогала.

— Я сказала — всегда? — Абуэлита выпятила нижнюю губу и легонько пожала плечами. — Ну, что со старухи возьмешь? Я могла и забыть что-то. Мы жили в ничтожном городишке, полном нищих фермеров, и уж какие только снадобья не пробовали, с ума можно было сойти. Но то, все-таки, был Лас-Перлас. А тут не Лас-Перлас.

— Индиго говорил, что это не сработает, — сдавленным голосом произнесла Джой. — И все равно продал свой рог.

Абуэлита мигом повернулась к внучке, обнимая, тряся и браня ее одновременно.

— Фина, ну что ты так дергаешься по всякому поводу? Мы сделали, что могли, большего от нас никто требовать не может. Сработает, не сработает, Индиго же все равно знает — мы старались изо всех сил. И Бог, он тоже это знает. Давай, гони всех сюда, пора.

Как ни боялась Джой, что Граница сдвинется, оставив ее с Абуэлитой в тысячах миль от дома, вид первых Древнейших Шейры, сходившихся, чтобы исцелиться, вымел из ее головы все прочие мысли. Абуэлита сидела с тыквенным котлом, под которым горел костерок, на краю смахивающего на прерию пастбища, граничащего с двух сторон с далекими, пустынными горами, а с третьей с тем, что сатиры называли Летней Топью — многие из них собирались там в самые жаркие дни. Здесь и увидела Джой шествие единорогов, растянувшееся до горизонта, за которым фигуры их терялись в дымке и мареве пронизанного солнцем воздуха. Такого количества Древнейших она не видела даже на равнинах: она пыталась сосчитать их, но почти сразу сбилась со счета. Они переливались всеми цветами — от красноты каркаданнов до золота, более яркого, чем монеты Индиго, до почти полуночной синевы ки-линов; царственные Древнейшие стояли, храня безмятежность, меж тем как отроки годами моложе Турика скакали и гарцевали вкруг них. И музыка Шейры, звучавшая яснее, чем ее когда-либо слышала Джой, праздновала их разнообразие, восставая со всех сторон так, словно ни воздух, ни земля больше не могли удержать ее. Будто люди выстроились в очередь на прививку от гриппа, — думала она, и бессмысленно хихикала, и отворачивалась ото всех, и плакала.

Абуэлита, перекрестив ноги, сидела у котла, смазывая запекшиеся, набухшие глаза Древнейших — тех, кто, подобно Турику, еще мог видеть, и давно уж ослепших, — называя знакомых ей единорогов по именам (Джой обалдела, поняв, с каким множеством их бабушка успела перезнакомиться за столь недолгое время), и повторяя снова и снова: «Подожди несколько дней — три, четыре, не знаю. Если ничего не изменится, вернись, попробуем еще разок». Так она просидела целые сутки, задремывая на несколько часов, — Древнейшие молча ждали, — и просыпаясь, пока не зашла луна. Джой раз двенадцать-тринадцать предлагала сменить ее, и всякий раз Абуэлита отвечала: «Нет, Фина, gracias[8]. Лучше я, не знаю уж, почему. Ты не волнуйся, мне хорошо. Ярадаи, ну что ты так трясешь головой? Я знаю, немного жжется, а ты потерпи».

Все это заняло два дня и еще одну ночь. Последним пришел Лорд Синти, и когда он склонил величавую черную голову к испачканным мазью усталым рукам Абуэлиты, та заснула, и все равно продолжала втирать мазь в его глаза. После этого она проспала, почти не просыпаясь, еще два дня и потому не увидела первого из Древнейших, пришедшего, чтобы поблагодарить ее. Видели они пока еще неясно, неуверенно, как бы во вспыхивающем и угасающем свете, но видели, видели по-настоящему, не тени, которыми так долго довольствовались, — и даже старейшие из них вглядывались в окружающий мир и в себе подобных глазами только что вставших на неверные ноги малышей. Абуэлита, как Джой в ее первое утро на Шейре, проснулась окруженная единорогами, и хоть они глядели на нее, не произнося ни слова, мгновенно села и сказала: «Сработало, а? Вот, будете знать, что такое Лас-Перлас!». И тут же заснула опять, и Древнейшие терпеливо ожидали, не шевелясь, пока она не проснулась снова.