Кэтрин Ласки - Девушка-сокол

— Но меня интересуют совсем другие камни.

— Не знаю, о чем вы говорите.

— Знаешь, знаешь. Не играй со мною, девчонка. Тебя видели с этой шайкой в Барнсдейлском лесу уже много лет, особенно возле ручья. Так вот, мне нужны рубины. Где они?

— Не знаю!

— Как же ты можешь не знать? Маленькая обманщица, — раздался харкающий звук, и что-то шлепнулось на колпачок.

— Не плюйте в меня! — вскрикнула Мэриан.

— Я сделаю кое-что похуже.

Настоятельница дернула за путы, и девушка невольно вскрикнула от боли.

— Ты плюешь на меня, пускаешь мне кровь и думаешь, что я стану тебе подчиняться? Презренная баба, да что ты знаешь об искусстве сокольничих?

— Зато я хорошо знаю о боли и о том, как теряют язык.

— Ты считаешь, что сможешь чего-то добиться пытками? Если я что-то и скажу, то совру, чтобы прекратить мучения.

Мэриан услышала, как настоятельница глубоко вздохнула и вышла из помещения.

И все же она каждый день возвращалась, чтобы спросить, где спрятаны рубины. И каждый день девушка не отвечала. Ее голову по-прежнему закрывал колпачок, а ноги болели и кровоточили от обжигающей веревки, но она не собиралась покоряться. Мэриан сидела выпрямившись, с гордо поднятой головой, посреди клетки. Путы были привязаны к цепи, идущей от кольца в полу. Приручение шло совсем не по плану. Девушка вовсе не казалась измученной, и силы ее не убывали. Дни один за другим переходили в сумерки, а сумерки в ночи, и было видно, что настоятельница все сильнее отчаивается найти рубины.

Однажды она вошла в помещение, грузно уселась на стул и вздохнула. Мэриан подняла голову выше обычного.

— Ты очень гордая девчонка, слишком гордая, — заметила настоятельница. — Но все же девчонка, а не птица. И наверное, в этом была моя ошибка.

Мэриан хранила молчание, как вдруг услышала звук колокольчика прокаженных.

— Ах! — воскликнула настоятельница и притворно всплеснула руками. — Ты, конечно, знаешь, что при нашем аббатстве есть лепрозорий? А этот колокольчик возвещает о прибытии новых больных.

Девушка не ответила, а настоятельница продолжала, все больше вдохновляясь:

— Моя работа в этой лечебнице была щедро вознаграждена. Даже сам папа написал епископу Херефордскому, чтобы он поощрил меня. В этом письме говорится, что благодаря лечебнице нашего аббатства благословение нисходит на весь край. — Она помолчала, как будто задумавшись. — Да, именно так там говорилось. У нас есть специальная часовня, в которой прокаженные могут по нескольку часов в день молиться о душах своих благодетелей. Таким образом, я забочусь не только о душах этих несчастных больных, но и о своей собственной.

— Ха, с помощью вынужденных молитв! — Мэриан презрительно рассмеялась.

— О, ты еще и смеешься? Ну, может быть, тебе нужно поближе познакомиться с лечебницей, и кто знает, Дева Мэриан, вдруг ты захочешь позаботиться о здоровье собственной души.

Девушка повернула голову, пытаясь через колпачок пристально всмотреться в эти ужасные глаза, напоминавшие бледные безжизненные камни.

— Лучше буду гореть в аду, чем хоть на миг окажусь на одних небесах с тобою.

Повисло долгое молчание, потом Мэриан почувствовала, как ее голову поворачивают.

— Не играй со мною, девчонка! — Пальцы настоятельницы впились ей в шею. — Кажется, пора снять с тебя колпачок!

— Правда? — спросил девушка тихо.

— Да. Скоро начинаются похороны живого мертвеца. У меня появился новый план по твоему приручению.

Настоятельница сорвала с Мэриан колпачок, и та моргнула от неяркого утреннего света. Прозрачные глаза уставились на нее с дьявольской злобой.

Глава 31

Живой мертвец

Последний выход, остающийся для униженного сокола, — это смерть. Ее предпочли многие птицы, с которыми обращались неправильно.

Настоятельница подтащила Мэриан к окну. Девушка невольно зажмурилась от лучей восходящего солнца, отразившихся в огромном серебряном кресте, который нес священник. За ним по дороге, ведущей к аббатству, тянулась небольшая процессия.

— Смотри! — резко выкрикнула настоятельница, указывая на уродливое создание, двигавшееся в конце процессии. — Вот она. Ее лицо съедено болезнью, одна ступня совсем исчезла.

Прокаженная медленно передвигалась, опираясь на костыль. На спине у нее были закреплены две доски и мешочек с гвоздями для гроба, который она должна была сколотить, добравшись до лечебницы. У нее не хватало сил, чтобы нести все доски, поэтому часть их тащили остальные участники процессии.

— А теперь — в часовню! — объявила настоятельница почти весело.

В часовне никто не приближался к прокаженной. Перед алтарем находились двойные козлы, затянутые черной тканью. Прокаженная опустилась возле них на колени, чтобы прослушать мессу и в последний раз исповедоваться. Все было обставлено, как на похоронах, и на козлы готовились поставить гроб.

Священник был уже старым, его голос ослаб, и едва слышалось, как он произносил нараспев: «Libera me, Domine».[15] Несчастную отпевали, хотя она была еще жива.

Служба продолжалась недолго. По ее окончании прокаженная, прихрамывая, двинулась к воротам, ведущим в лечебницу. Но прежде чем она вышла, священник велел ей остановиться. У Мэриан выступил холодный пот, когда она увидела, как священник наклонился, взял из ведерка землю и бросил на оставшуюся ступню несчастной, как бросают на гроб в незасыпанной могиле. Пробормотав что-то, священник произнес, наконец, последние слова:

— Tu eres morte ad vivendi pero vivendi ad Domine. (Ты мертва для живых, но снова жива пред Богом.)

После этого он повязал на костыль прокаженной черную ленточку.

Настоятельница наклонилась к Мэриан и прошептала:

— Ленточка символизирует надгробие. Мы не тратим на настоящие надгробия ни времени, ни денег. На ней написана краткая молитва. Ее вышили монашки. — Она мрачно улыбнулась и продолжала: — Мы преуспели в работе с прокаженными. Меня благословили на это, как ты знаешь. — Она снова помолчала и вдруг сильно сжала девичью руку. — А скоро и тебя благословят.

— Меня?

— Да, тебя. Кто-то должен заботиться о них. Они настолько больны, эти бедняги, что не могут толком молиться — молиться за души таких, как я, оказывающих им эти милости.

Войдя в палату лечебницы, Мэриан поняла, что священник мог посыпать землей и ее собственные ступни. Она как будто оказалась в гробу — в гробу для живых. И ей придется оставаться здесь. Перед ней лежали, словно кучи, ужасно изуродованные тела, состоявшие из гниющих костей и плоти. Они изрыгали проклятия и молитвы. Воздух со свистом вылетал из того, что осталось от их ртов. Девушка оглядела палату в поисках новоприбывшей. Потом разглядела в полумраке валявшийся на полу костыль с черной ленточкой и рядом — кучу тряпья. Оно казалось бесформенным. Если под ним и было тело, то оно просто растворилось. Может быть, несчастная уже умерла и попала на небеса?