Елизавета Михайличенко - Очень наглая ведьма

— Все еще хуже, чем я ожидала, — пробормотала я себе под нос, специально снизив голос ровно настолько, чтобы Варга меня расслышала. — Албаста, а не кикимора… Сколько же, подруга, в тебе было ненависти ко всему живому, чтобы переродиться такой тварью?

— Тебе и не снилось, ведьма, что я пережила и что испытала, прежде чем стать такой, — проскрипела нечистая, и меня окатило ледяной волной ее чувств.

У меня на миг даже перехватило дыхание от концентрированной беспросветной ненависти, которой было полно стоявшее в нескольких метрах от меня существо. Похоже, у нее действительно есть веские причины ненавидеть этот мир. Я ей даже сочувствовала в глубине души. По крайней мере, до тех пор, пока Варга не проскрипела, как среднестатистическая злодейка из западных фильмов:

— Тебе и за сотню жизней не понять, что такое безысходность!

Мне? Не понять, что такое безысходность? Перед глазами, как в страшном кошмаре, раскинулась бескрайняя равнина, усеянная смердящими трупами, а кожа, как и тринадцать лет назад, покрылась мурашками от ужаса, внушаемого огненной ловушкой, тянувшей ко мне свои шипящие магические лапы…

— О, ну да, куда уж мне! — зло усмехнулась я, с трудом проглотив комок в горле.

Мои слова прозвучали слишком резко и оттого — с неподдельной горечью. Я поморщилась, поняв, что непростительно обнажила душу, и поспешила уйти от опасной темы:

— Все твои проблемы, Варга, у тебя на лбу написаны. Хочешь, расскажу? — и, не дожидаясь ответа, продолжила: — Жила-была в глухой деревеньке красивая девушка, и был у нее недюжинный магический дар, который, впрочем, пропадал зазря. О столичных магах красавица знала немного, и то от родителей да соседей, которые и сами мало что знали. А потом в глухую деревеньку забрел один из тех самых великих и ужасных столичных магов. И был маг молодым, видным, мигом всем местным девкам приглянулся. И нашей красавице тоже…

Судя по тому, как застыло вмиг побледневшее лицо Варги, я была очень близка к истине. Змеиные глаза, сузившись, прожигали меня насквозь, но прерывать меня нечистая не спешила — я беспредельно завладела ее вниманием.

— Маг, скорее всего, дураком не был, а потому тоже приметил талантливую красавицу, — окрыленная успехом, я распалялась все больше. — Любовь соединила два сердца, и счастливые возлюбленные дни и ночи напролет были вместе… пока магу не приелась наивная деревенская красотка, интересы которой простирались не дальше замужества и десятка детишек.

Мои слова, жестокие и циничные, были подобны пощечинам. В другое время я бы, возможно, не стала заходить так далеко, но, демоны меня возьми, я, промокшая, продрогшая, не выспавшаяся, застряла в центре вонючего болота в компании ненормального архидемона и люто ненавидевшей меня страхолюдины! Как в такой ситуации можно оставаться альтруисткой, ума не приложу, а ведь у меня и в более комфортабельных условиях характер далек от идеала.

— А дальше возможны самые разнообразные варианты, — жесткая усмешка скривила мои губы. — Например, маг прилюдно дал деревенской красотке от ворот поворот. Или сбежал, не сказав ни слова, просто исчез одним прекрасным утром, словно его никогда и не было. И тогда осталась девушка одна против целой оравы отвергнутых магом бывших подружек, да еще и с ворохом сплетен и кривотолков за спиной. Одного не пойму, — я задумчиво облизала губы, переводя дыхание, — почему ты не покинула эту глухомань? С твоим-то Даром тебя в Цитадели встретили бы с распростертыми объятиями! И всем было бы плевать на твое прошлое. А здесь, на Хоррских Болотах, кому нужна попользованная красотка не первой свежести без единого шанса завести семью? В крохотной деревушке вроде Топянки от такого позора никуда не скрыться, это как клеймо, от которого и через сотню лет не избавиться.

— Все сказала? — тихо процедила Варга, зло зыркнув исподлобья. — У тебя богатая фантазия, ведьма, но, как я и говорила, тебе никогда не понять, что я пережила…

— Я все же попытаюсь, — я улыбнулась одними губами и прошипела: — Ти’ош кхэр.

Сознание открылось, вбирая в себя щупальца ауры Хозяйки и раскладывая их на мыслеобразы. В первый миг меня едва не стошнило от отвращения, настолько от чувств и воспоминаний нечистой разило гнилью, но я пересилила себя, продолжая разматывать спутанные обрывки чужой жизни и собирать их в нужную картинку.

Прошлое нечистой развернулось в моем сознании, как голографическая кинолента. За считанные мгновения я прочувствовала всю сознательную жизнь Варги, отпечатанную в ее ауре, и, признаться, это оказалось тем еще удовольствием. Нет ничего приятного в том, чтобы знать всю подноготную человека, да еще и с таким скверным характером.

Стряхнув остатки чужих мыслеобразов, я сфокусировала взгляд на Хозяйке. Удивительно, но та стояла, скрестив когтистые лапы на груди, и насмешливо ухмылялась. Кажется, до нее не дошло, в чем именно заключалось использованное мной заклинание, и поэтому нечистая была уверена, что я только что опозорилась.

— Я думала, что ты просто доверчивая идиотка, чье сердце разбил столичный маг, — намеренно тихо и неторопливо проговорила я, — но подобной дурости я от тебя уж точно не ожидала. Мне и в голову не могло прийти, что ты… детоубийца.

Детоубийство, намеренное прерывание беременности, аборт. Грех, за который Боги, пусть и Мертвые, не прощают. На Западе избавление от нерожденного ребенка считается довольно обыденным делом, но на Востоке, где божественные законы впитываются с молоком матери, это непреложное табу. Даже для меня, ярого приверженца западной культуры, детоубийство остается чем-то диким и противоестественным.

И нет ничего удивительного, что проклятье настигло эту крахрагу — спровоцировав выкидыш, Варга навсегда потеряла способность иметь детей. Для женщины из деревенской глубинки это конец, после которого уже нет ничего: ни любви, ни жизни, ни счастья. Остается только тоска, сожаление и боль, а от них уже и до всепоглощающей ненависти недалеко.

Не знаю, что такого увидела Варга в моем взгляде, но ее это привело в бешенство. Вскинув правую руку, нечистая утробно, как раненый бизур, взревела. Прежде, чем я успела сообразить, что вообще происходит, меня сбило с ног, и я с противным чавканьем впечаталась спиной в грязь.

— Мышонок, ты в порядке? — раздался над ухом хрипловатый шепот, наполненный болезненной, предназначенной явно не мне нежностью, от которой мне захотелось выть.

Картинка перед глазами перестала расплываться, и я, наконец, смогла понять, что это Кельтар повалил меня на землю, прикрывая собой от десятков бункуш, ядовитых одноглазых тварей, примитивных, но опасных в больших количествах. Одного укуса мне хватило бы, чтобы несколько часов корчиться в агониях и судорогах, захлебываясь желчью. Архидемон, конечно, повыносливее жалкой ведьмы, но сразу полсотни бункуш, облепивших его со всех сторон, вывели Люцифеля из игры.