Единственная для первородного вампира - Алиса Буланова

мной, — отвечает Яна. — Он принёс мне кровь, а после пропал.

Значит, вот как всё было. Я встречаюсь с решительным взглядом Яны. В голове крутится вопрос: неужели она сама попросила Николая обратить её? Я помню, какой расстроенной и задумчивой Яна выглядела после похищения. Но я и предположить не мог, что подобное может прийти ей в голову. Помню, как сказал, что пока она со мной, мне ничего не страшно. Должно быть, для человека с опухолью в мозгу это звучало очень жёстко. Но она даже вида не подала.

— Прости меня, Яна, — произношу я и замечаю, как её передёргивает.

— С тех пор как я обратилась, только это от тебя и слышу, — отвечает она с тяжёлым вздохом. — Хорошо, если тебе этого хочется, то я прощаю тебя. И давай закроем уже тему извинений. Ты ведь шёл куда-то? Сомневаюсь, что ты здесь объявился, чтобы полюбоваться на моё тело в спортивной форме.

Я в смятении оглядываю её. В форме она и вправду выглядит чертовски привлекательно. Она ловит мой взгляд и качает головой.

— Ну, так что? — Яна застывает в ожидании.

— Я собирался посмотреть записи видеокамер из больницы, — отвечаю, неловко отрываясь от её груди. Никогда бы не подумал, что она сможет вот так легко меня смутить…

* * *

— Вот об этом я говорил вам по телефону, — начальник службы безопасности передаёт мне планшет. На видео с одной из камер Николай выходит из клиники с человеком в тёмных одеждах и садится в незнакомое авто.

— Это сутана, верно? — спрашивает Яна, глядя на незнакомца.

— Большинство охотников на вампиров имеют духовный сан, — произношу я задумчиво. — Степан, к примеру, служил диаконом в одной из московских католических церквей до того, как начал работать на меня.

— Значит, Николая забрали охотники? — хмурясь, спрашивает Яна. — Но почему?

— Полагаю, поводом стало обращение вас в вампиры, — отвечает начальник охраны раньше, чем я успеваю остановить его. Яна становится ещё мрачнее.

— Но ты никому не причинила вреда. И не сделала ничего, чтобы привлечь их внимание, — спешу успокоить её. — То, как быстро они объявились после завершения операции, говорит о том, что они следили за Николаем всё это время. А раз так, то всё было спланировано.

Яна тяжело вздыхает.

— Но как они узнали о том, что мы собирались сделать? Неужели я была настолько предсказуема?

— Мы не узнаем наверняка до тех пор, пока не разыщем Николая, — отвечаю я, ободряюще улыбаясь ей. В любом случае пока нужно собрать больше информации об ордене.

Часть 12 «Свои-чужие»

Глава 36

Георгий

— Слушай, давай уедем, — говорю я, касаясь губами её виска. Вика смотрит на меня обречённо.

— Я не могу, ты ведь знаешь. Если я вдруг исчезну, Алексей Игнатьевич не оставит маму в живых.

Она в отчаянии прижимается ко мне. Грудь сдавливает от чувства собственной беспомощности. Неужели я ничего не могу сделать для неё?

— Ты пыталась искать её? Если ты знаешь, где она, мы могли бы попытаться вывезти её из города или вообще из страны. Я знаю, ей нужен уход. Но моя семья располагает достаточными ресурсами…

— Нет, — качает головой Вика. — Я не должна пытаться её разыскивать. Иначе они сразу убьют её.

— Но как ты можешь быть уверена, что она всё ещё жива? — мне не хочется спрашивать её о таком, но приходится.

— Я говорю с ней по телефону иногда, — отвечает она, опустив взгляд. — Из-за препаратов у неё не очень хорошо с головой, потому она порой зовёт меня чужим именем. Но она всё ещё помнит, что я её дочка.

В глазах Вики появляются слёзы. Я чувствую, как ей больно и как сильно она устала. Всё, что мне остаётся — просто обнять её, чтобы она забыла хотя бы на время о том, что терзает её.

Вика знает Демидова с раннего детства. Её мать работала прислугой в одном из поместий. Своего отца Вика никогда не видела и не знает, кто он. Знакомые её матери говорят, что у неё не было отношений, а сама мама уже вряд ли сможет рассказать ей правду. Порой, когда я смотрю на спящую Вику, у меня появляются подозрения, что её отец кто-то из приближённых Демидова или даже сам граф. Слишком много у моей любимой утончённых черт, присущих древней крови. Я знаю, что дети смешанного союза — редкость. Но вероятность их появления отнюдь не нулевая.

Естественно, самой Вике о своих догадках я никогда не расскажу. Она ведь ненавидит Демидова и его окружение. Окончив школу, Вика собиралась поступить в университет, курируемый Александром. Мы тогда только познакомились, но нас уже сильно тянуло друг к другу. Однако Демидов запретил Вике учиться и работать разрешил только на него. Я попытался вмешаться. Но это была фатальная ошибка. После того как Демидов убедился, что Вика мне не безразлична, он сделал её своей заложницей. Поначалу просто запугивал её мать. А когда Вика попыталась сбежать, Демидов запер её мать в одной из психушек под чужим именем.

Я всё время думаю, что было бы, если бы я тогда не пошёл к Алексею Игнатьевичу лично, а просто увёз бы Вику и Людмилу Александровну подальше. Но я повёл себя, как самодовольный идиот. Думал, моя фамилия остановит его. В итоге я сам оказался у него в заложниках, предав своего господина и лучшего друга.

— Наверное, тебе лучше было бы никогда не встречать меня, — произносит Вика, и моё сердце едва не разрывается.

— В подобных речах нет никакого смысла, — отвечаю я, приподнимая её подбородок. — Я тебя полюбил, и этого не изменить. Мы будем вместе и найдём способ освободить твою маму.

— Но что потом? — хмурится Вика. — Разве сможем мы в одиночку противостоять Алексею Игнатьевичу?

— Мы будем не одни, — возражаю я. — Александр поддержит нас.

— Поддержит, после того как ты предал его? — Вика смотрит на меня недоверчиво.

— Я знаю Романова. Он мне как брат, — произношу я твёрдо. — И он не отвернется от меня из-за такого.

— Он, видно, совсем безумец…

Вижу во взгляде Вики раздражение и недоверие. Я и сам потихоньку начинаю злиться на её уныние. Упаднические речи совсем не способствуют поискам выхода из нашего непростого положения. Мне в голову приходит лишь один способ взбодрить её и отвлечь от дурных мыслей.

— Иди ко мне, — я стискиваю её в объятиях, а после забираюсь ладонями под её блузку.

— Не надо, прошу, — тихо возражает она, пытаясь подняться. — Мы ведь в поместье, так что формально я