Александр Бушков - Колдунья

На его лице появилась хмурая сосредоточенность, он наклонился вперед, протянул руку, и она исчезла, словно заслоненная зеркалом фокусника. Джафар задумчиво приговаривал, делая такие движения плечом, словно откручивал что-то или ворошил:

— Завещание у нас, стало быть, в ящике стола, а ящик заперт на двойной замок, сработанный в славном немецком городе Бремене… От людей сойдет, да не от нас, так что мы быстренько сделаем… ага!

Он откинулся назад, рука вновь появилась, держа несколько листов гербовой бумаги.

— Интересуетесь? Вас это, пленительная хозяйка, тоже затрагивает…

— Читайте сами, — сказала Ольга. — Мне как-то неудобно.

— Теперь вас такие предрассудки не должны тревожить. Вы, хозяюшка, стоите в стороне от рода людского. Он — сам по себе, а вы — сами по себе. Так что вырабатывайте умение не особенно и обращать внимание на прежние правила и прочие этикеты. Ну, ладно… Итак, что у нас? Ну вот… Все, как и следовало ожидать, в случае кончины его сиятельства достается родной дочери Татьяне Андреевне. А чем же облагодетельствовали воспитанницу, Ольгу свет Ивановну? Ага, ага… А Ольге Ивановне светит капиталец в двадцать тысяч, помещенный на ее имя в петербургский банк господина Штейнгауза, да двести душ в этом и соседнем уездах. Негусто…

— По-моему, это достаточно щедро, — возразила Ольга.

— Скажете тоже! Тут и сотой доли не будет от того, что получит Татьяна.

— Но она-то, в конце концов, родная дочь, а я — приемыш, воспитанница…

— Все равно, это страшно несправедливо, — убежденно сказал Джафар, одним движением руки отправил бумаги в никуда, так что они моментально исчезли с глаз, развалился в кресле и заговорил серьезно: — Так вот, вы, хозяйка, можете без особых усилий эту несправедливость исправить. Вам совсем нетрудно будет устроить так, чтобы по новому завещанию вы генеральское достояние поделили поровну. Что вы, что вы, я вас и не подстрекаю отобрать у Танюши все. Я ж не зверь какой, у меня тоже сердце имеется… — продолжал он вкрадчиво. — А поровну — это как раз справедливо. Чем она лучше вас? Только тем, что ее, а не вас угораздило родиться генеральской дочкой? Вот мы справедливость-то и восстановим…

— Не пойдет, — сказала Ольга.

— Ценю ваше великодушие и душевное благородство. При виде столь совершенных добродетелей мои чувства к вам становятся еще более… Ах, простите, хозяюшка, увлекся. Что бы вам еще посоветовать? Езжайте в Петербург, а там вы в два счета подтолкнете какого-нибудь сановника на вас жениться. Императорские балы, высший свет и все такое… Ей-ей, это вполне в ваших силах.

— Почему у вас все идеи какие-то скучные?

— А что еще человеку нужно? — с искренним недоумением спросил Джафар. — Милая Оленька, я которую сотню лет наблюдаю за человечеством, кручусь как белка в колесе по воле очередного хозяина и ни разу не видел, чтобы дело обстояло иначе. Всегда одно и то же: люди жаждут золота и почестей… Неважно, как именно называются монеты и какой титул носит верховный властелин. Потому что желание одно: собрать как можно больше этих самых монет и оказаться как можно ближе к этому самому властелину. Где бы ни происходило дело, куда бы меня ни заносило. Даже у голых дикарей в жарких странах — а меня однажды угораздило там побывать в услужении — то же самое. Разве что некоторые жаждут еще военной славы или возможности без труда заполучить любую приглянувшуюся женщину — или, соответственно, мужчину, если владелец моего… в общем, меня — женского пола. Всегда одно и то же…

— Вот тут я вас и поймала, — сказала Ольга не без торжества.

— Простите?

— А прежний ваш хозяин? Мельник? Он-то, насколько я знаю, совершенно не стремился куда-нибудь поближе к императорскому двору, на золоте не ел, в карете шестеркой не ездил. Что-то у вас не складывается…

— Ах, мельник… — усмехнулся Джафар. — Тут дело другое. Он с некоторых пор попросту пресытился, понимаете? Ему это наскучило — блеск двора, генеральские мундиры, горы брильянтов и все такое прочее. Прискучило, понимаете? А допрежъ Сильвестр наш — кстати, никакой и не Сильвестр — форменным образом блистал, забавляясь чинами и титулами. Долго жил на свете, вот и наскучило. Назови я вам то его имечко, под которым он в истории значится, вы б ахнули и не поверили, хотя это чистая правда. Ну, так тоже бывает, когда живешь дольше, чем обычный человек. Наскучило, вот он и сидел последние сорок лет в вашей глуши. Согласитесь, основной тенденции, про которую я вам толкую, это нисколечко не противоречит: одному прискучит, другому нет, но прежде-то оба с превеликим азартом и удовольствием извлекали выгоду из своего умения…

— Все равно, — сказала Ольга. — Как-то все это скучно, то, чем вы меня прельстить пытаетесь…

— Приобвыкнитесь, звезда моих очей… — протянул Джафар с нескрываемым превосходством. — Ой, приобвыкнитесь, попомните мои слова… А впрочем, наше дело маленькое. Наше дело — приказы исполнять. — Он лукаво улыбнулся. — Олечка… А может, все же попробуем подружиться? Мы теперь одного поля ягоды, никто лучше меня не поймет и не оценит и душу твою мятущуюся, и красоту неземную, никто лучше и не приласкает. Сама подумай: за сотни лет приобретаешь такое умение исполнять все женские желания, что ни один из смертных не сравнится…

— Ты о чем-нибудь другом в состоянии думать? — фыркнула Ольга.

— Никоим образом, — серьезно сказал Джафар. — Когда ты сидишь вот такая, пленительно распустив кудри, и обнаженная ножка в нечаянном бесстыдстве виднеется…

Ольга торопливо запахнула одеяло, убрав под него ноги, и, не особенно раздумывая, распорядилась:

— Убирайся прочь. Оставь меня в покое. Мне сейчас необходимо побыть одной…

— Слушаю и повинуюсь, — покладисто вскочил Джафар, низко поклонился. — Едва во мне возникнет надобность, позови, и я моментально к твоим услугам…

Его слова звучали все тише, а сам он становился все прозрачнее, пока не исчез окончательно. Но тут же у двери сгустился насыщенный серебристым лунным сиянием воздух, и появились оба болвана, одинаковые с лица, глупо ухмылявшиеся. Двинулись к Ольге, гундя:

— Хозяйка, давай работу… От безделья с души воротит…

— А душа-то у вас есть, бессмысленные? — усмехнулась она уже без всякой робости.

— Откуда? — прогудел тот, что справа. — Но говорится так, вот и нахватались у людишек… Работу давай!

Волной накатился уже знакомый запах мокнущего в затхлой воде чурбана, к ней протянулись грубые лапищи. Но она словно прожила с момента пробуждения посреди ночи не пару часов, а пару лет — чувствовала себя на удивление спокойно и уверенно. Властно прикрикнула: