Патриция МакКиллип - Наследница моря и огня

– Тебе холодно. Возьми мой плащ.

– Нет.

Его рот слегка скривился, но он только спросил:

– Что делает Лира на горе Исиг?

– Мы шли, чтобы вопросить Высшего: Лира, Тристан Хедская и я… Но Данан поведал нам, что Моргон жив, и отсоветовал идти через перевал. Я не один час думала почему. И столько же – день и две ночи – ломала голову над другим. Но спросить некого, кроме Моргона и тебя.

– И ты бы оказала мне доверие вопросом?

Она кивнула не без досады:

– Я не понимаю тебя больше; твое лицо изменяется всякий раз, как я на тебя взгляну, – ты то чужой, то человек из моих воспоминаний… Но, кто бы ты ни был, ты по-прежнему знаешь столько же, если не больше, о том, что происходит в Обитаемом Мире. Если Гистеслухлом занял место Высшего на горе Эрленстар, то где сам Высший? Ведь кто-то до сих пор поддерживает порядок в Обитаемом Мире.

– Верно. – Он замолчал, плотно сжав рот. – Я спросил об этом Гистеслухлома пятьсот лет назад. Он мне не ответил. И я утратил любопытство. Теперь, когда моя смерть неизбежна, меня это не очень волнует, не более, чем самого Высшего, где бы он ни был, которого мало что занимает в Обитаемом Мире, кроме землезакона.

– Возможно, его никогда и не существовало. Возможно, он лишь легенда, порожденная тайной разрушенных городов, пережившая века, до того, как Гистеслухлом принял ее облик…

– Легенда вроде Илона? Легенды имеют неприятное обыкновение вплетаться в правду.

– Тогда почему он не остановил тебя, игравшего, прославляя его? Ведь он был должен.

– Не знаю. Вне сомнений, у него свои причины. Он меня осудил или Моргон, разница невелика. Итог будет один и тот же.

– И тебе некуда пойти? – спросила она, удивив как его, так и себя саму. Он кивнул:

– Моргон затворит для меня все двери. Даже двери Херуна. В любом случае я туда не пойду. Меня уже изгнали из Остерланда, три ночи назад я переправился через Осе. Король-волк воззвал к своим волкам… Их стая разыскала мою стоянку на его земле, в самом отдаленном ее уголке. Волки не тронули меня, но дали понять, что я нежеланный гость. Когда вести достигнут Имриса, случится то же. И в Ане… Звездоносец будет гнать меня, куда пожелает. Я видел пролом, который образовался в доме Высшего, когда он наконец вырвался на свободу… Как будто сама гора Эрленстар оказалась слишком мала, чтобы его удержать. Он задержался, чтобы сорвать струны с моей арфы. Я не оспариваю его суждений обо мне, но… Это было единственное в жизни, что я делал хорошо.

– Нет, – прошептала она. – Ты многое делал хорошо. Опасно хорошо. Не было мужчины, женщины или ребенка в Обитаемом Мире, которые бы тебе не доверяли: ты знал, как их расположить. Настолько, что я до сих пор сижу рядом и разговариваю с тобой, хотя ты ранил кое-кого из тех, кого я люблю, и рана никогда не заживет. Не знаю, почему я сейчас не ушла.

– Не знаешь? Да просто мы одни, в глухих краях, под небом, черным, как глазница мертвого короля, и у нас не осталось ничего, кроме твоей честности. И наших имен. В твоем – целое богатство, – добавил он почти радостно. – А в моем нет даже надежды.

Вскоре она уснула у его костра, а он между тем тихо сидел, пил вино и подбрасывал сучья в огонь. Когда она проснулась утром, арфиста не было. Она услышала шорох в подлеске, голоса; беспокойно завозилась, освобождая руку, чтобы сбросить одеяло. Затем насторожилась. И внезапно села, в упор глядя на руку, на которой минувшей ночью, как продолжение ее самой, горел огонек. На ладони белые рубцы образовывали двенадцать граней и более тонкие внутренние линии камня, который дал ей Астрин на Равнине Королевских Уст.

7

И тут на полянку, где сидела Рэдерле, выехали из-за деревьев Лира, Тристан и стражи. Лира, увидев Рэдерле, резко осадила коня и спешилась без единого слова. Она тоже выглядела растрепанной, неприбранной и утомленной. Подойдя к Рэдерле, она опустилась рядом с ней на колени. Приоткрыла рот, пытаясь что-то сказать, но не нашла слов. И тогда разомкнула пальцы и уронила наземь три грязных спутанных обрывка нити.

Рэдерле уставилась на них, потрогала.

– Так это была ты, – прошептала она. И выпрямилась, убирая с лица волосы. Стражи спешивались. Тристан, все еще на коне, таращилась на Рэдерле во все глаза, безмерно перепуганная. И вдруг соскользнула наземь и приблизилась к Рэдерле.

– С тобой все в порядке? – В ее голосе звенела тревога. – Все в порядке? – Она бережно вытащила из волос Рэдерле сосновые иглы и обломки рыжей коры. – Тебя кто-нибудь обидел?

– От кого ты бежала? – спросила Лира. – От Меняющего Обличья?

– Да.

– Что случилось? Я была в двух шагах. Мне не спалось. Но я даже не слышала, как ты ушла. Не слышала… – Внезапно она умолкла, словно что-то вспомнив. Рэдерле вяло отбросила плащ, которым была укрыта; он был жарким и тяжелым в это ослепительное утро. Она подтянула колени, уронила на них лицо – каждая косточка ныла при малейшем движении. Остальные молчали, она чувствовала, что они ждут, и миг спустя запинаясь сказала:

– Это была… Одна из Меняющих Обличья явилась ко мне в спальню, заговорила со мной. После ее ухода я захотела… Я отчаянно захотела найти Моргона, чтобы с ним поговорить. В голове у меня помутилось. Я покинула дом Данана и шла ночью, пока не погасла луна. Затем я вздремнула и опять пошла, и так пока… пока не попала сюда. Простите за ловушки.

– Что сказала эта женщина? Что она тебе наговорила такого, что тебе вздумалось удирать?

Рэдерле подняла голову.

– Лира, я не могу сейчас об этом говорить, – прошептала она. – Я непременно вам расскажу, но не сейчас.

– Ладно. – Лира откашлялась. – Подождем. Ты встать можешь?

– Да. – И она поднялась с помощью Лиры; Тристан подняла и стала сворачивать плащ, глядя на него с опаской.

Рэдерле оглянулась. Похоже, не осталось никаких следов Дета, он к утру пропал, словно сон, но одна из стражей, Гох, внимательно осмотрев полянку, заметила:

– Здесь был кто-то конный. – И поглядела на юг, как если бы наблюдала за его передвижением. – Он поскакал туда. Конь у него анской породы, судя по размерам копыт. И это не лошадка пахаря и не имрисский боевой скакун.

– Это был твой отец? – с некоторым недоверием спросила Лира. Рэдерле покачала головой. Тут она словно впервые увидела тяжелый, богатый сине-черный плащ в руках Тристан. Стиснула зубы. Взяла у Тристан плащ и швырнула в золу кострища, видя, как на ткани проступает лицо арфиста, меняющееся при каждом движении пламени. Скрестив на груди руки, она произнесла голосом, опять зазвучавшим твердо:

– Это был Дет.

– Дет, – ахнула Лира, и Рэдерле увидела мелькнувшую у нее на лице тоску. – Он был здесь? Ты с ним разговаривала?