Игорь Мерцалов - Схаас

Лицо Длинного Лука непроизвольно растянулось в ответной улыбке. Тысяча чертей, эта девчонка умела заставить его почувствовать себя на высоте! «Что я вообще находил в Изабелле? — недоумевал он, вглядываясь в бездонные колодцы очей Истер. — Безмозглая, сумасбродная дурочка, мечтательница…» Да, в Изабелле не было ни крохи того, что делало Истер настоящей королевой.

— Ладно, девочка, идем подарим золото дуракам, пусть их жадность разгорится как следует, — сказал он.

В обратный путь пришлось отправиться пешком, ведя нагруженных лошадей в поводу.

— А чье это золотишко? — поинтересовался Длинный Лук. Он вдруг обнаружил, что, оказывается, способен думать о несметном богатстве хладнокровно и без малейшего сожаления. Это открытие порадовало его — есть в нем, значит, стальной стерженек! Минута на холме, когда тусклый блеск драгоценностей заставил его забыть обо всем на свете, теперь вспоминалась как какое-то постыдное помутнение рассудка.

В самом деле, весело размышлял он, если мне понадобится золото, я всегда его добуду — вот в чем соль!

— Трудно сказать, — пожала плечами Истер. — Кому оно принадлежало изначально, я не знаю, да и не пыталась узнать. Возможно, не всякий дух сможет это сказать. Но этому золоту уже много веков — по всему видно, что римское. Куда и зачем его перевозили, уже не имеет значения, но римляне в то время находились поблизости, а отбили его галлы. Драка была жестокой, их уцелело всего шестеро, и среди них — один небезызвестный в те годы друид-воин. На обратном пути с ними произошло много разного, наконец они поссорились, вспыхнула драка, и трое погибли от рук товарищей. Друид не стал вмешиваться, он уже видел, что с его спутниками добра не жди. У подножия холма галлы остановились на ночлег, и друид убил их. Закопал клад, а их души заставил служить себе, охраняя сокровища. Думаю, он собирался использовать золото в борьбе с римлянами, но вернуться уже никогда не смог. Хочешь знать, где он пропал? В Драконовом лесу, точнее сказать, у самого подножия Драконовой горы. Его привлекла туда Первозданная Сила, о ней уже тогда было давно и крепко забыто. Друид не справился с ней.

— Чудные сказки рассказывают тебе духи на сон грядущий! А откуда взялся лепрекон?

— Думаю, он видел, как колдун заговаривает клад, и с тех пор пытался одолеть заклятие. Бедолага давно свихнулся, как и все его собратья. В сущности, я не уверена, стоит ли вообще называть его лепреконом… И он, и те немногие, кто еще остался, — жалкие вырожденцы. Да, — вздохнула Истер, думая уже о чем-то другом, — настоящая магия возможна только там, где бьет источник Первозданной Силы. О том же самом рассказывают и духи. Но мне уже прискучило слушать их. Интересно, когда они открывают прошлое, но о будущем от них не добьешься ни слова. Все талдычат о днях минувших, одно и то же по сто раз подряд, будто решили свести меня с ума! Как мне все это надоело…

Последние слова она уже прошипела, и Длинный Лук понял, что она предельно раздражена. Он коснулся ее плеча:

— Наплюй на них. У нас есть дела поважнее.

Глава 9

МИССИЯ ДЖОНА

Для всякой выдержки есть свой предел, и для средневековой тоже. Появление сразу двоих сэров Томасов подвело Изабеллу к самому краю. Она вздрогнула, всхлипнула, жалобно посмотрела на Джона и попыталась упасть в обморок. Однако ее нервная система была все-таки слишком крепкой, из затеи с беспамятством ничего не вышло, и девушка… заплакала.

Только это и позволило Джону быстро взять себя в руки. Правда, впоследствии он без особого удовольствия вспоминал свою реакцию, не находя в ней ничего действительно разумного… Обняв Изабеллу за плечи, он погладил ее по голове:

— Ну тише, тише, не надо плакать. Сейчас они нам все объяснят. Ничего страшного тут нет…

Вообще-то он и сам испытывал головокружение, когда оглядывался на двоих сэров Томасов, которые стояли друг подле друга, не шевелясь, только переглядывались и улыбались. Изабелла вцепилась в его руку и прошептала дрожащими губами:

— Мерзкие чернокнижники…

Конечно же все было просто. Для Изабеллы появление призрака было, бесспорно, явлением необычным, но объяснимым, и ситуация не представляла загадки. Если Джон видел своего далекого предка во плоти и невесть как попавшего сюда духа из грядущего, то Изабелла — призрака и его мертвое тело, наверняка оживленное какими-то дьявольскими ритуалами. Не может же исходить от Бога такое оживление, при котором душа и тело существуют по раздельности! Не говоря уж о том, что оживление усопших вообще очень редко совершается с благословения Божия. А значит, дело в чернокнижии.

Чернокнижия Изабелла не терпела с детства. Тому были две причины. Во-первых, воспитание, настолько благочестивое, насколько мог дать человек по прозвищу Висельник. Во-вторых же, визиты Висельника к старой ведьме. После таких аудиенций ее приемный отец, обыкновенно очень добрый по отношению к детям, становился раздражителен, мог ни за что обругать. Из всех ребят, а их поблизости крутилось немало, поскольку Висельник поселил во «дворце» всех своих друзей с семьями, одна только Изабелла и могла растопить его сердце, но даже она не рисковала в такие часы злоупотреблять этим даром. Обычно она прибегала к чарам своего детского обаяния уже ночью, когда Висельник засыпал и ему снились кошмары. Он метался в постели, ругался сквозь зубы, а потом просыпался со сдавленным и оттого особенно пугающим криком. Тогда он и замечал кудрявую (а в детстве Изабелла была кудрявой) девчушку, которая тихо сидела где-нибудь в уголке и глядела на него добрыми глазами. Висельник брал полотенце, висевшее на стене рядом с кроватью, аккуратно вытирал вспотевшие лицо и шею, после чего подзывал приемную дочь. Изабелла садилась на край постели и доставала какое-нибудь заранее приготовленное в этих целях угощение, например горсть ягод или орешков. В эту минуту Висельник впервые улыбался.

Отношение Изабеллы к чернокнижию, и без того неласковое, переросло в физическое неприятие, когда в Веселой Лошади появилась Истер. Вроде бы юная ведьмачка игнорировала Изабеллу (про последовавшие шашни жениха не только она, но и вообще почти никто ничего не знал — вот и не верьте после этого в колдовство), а все-таки мелькало порой в ее глазах что-то такое, от чего невеста Длинного Лука чувствовала себя оплеванной. И придраться-то было не к чему, а уж за бойким словом приемная дочь Висельника никогда в карман не лезла. Но Истер никогда не давала повода в чем-то себя заподозрить, все происходило на уровне мимолетных полуощущений. Так что Изабелла даже часто сомневалась в себе: да полно, я, наверное, слишком мнительная, просто привыкла, что ко мне все хорошо относятся, поверила, что я такая исключительная, вот и боюсь, как бы в этом не усомнились. Дурочка я, вот и все. Иногда, очень редко конечно, у нее возникала мысль познакомиться с Истер поближе, узнать ее… Но подобные филантропические настроения доживали только до следующей встречи с ученицей ведьмы, а дальше все шло по старому кругу.