Хроники-4. Белеет "Парус" одинокий - Илона Волынская

положении – настороженный, весь обратившийся в слух.

- Я ж тебе жизнь спас, - говорить, погромче, о чем угодно. Никого там нет, никто сюда не ползет, ну задержись еще на минуточку, дружок, не уходи.

- Спасибо, - рассеяно бросил охранник, старательно вслушиваясь в тишину гостиницы.

- Спасибо – это много, вот чтоб ты сдох – будет в самый раз! – прямо ему в ухо гаркнул Роман.

Авось не расслышит новый длинный шаркающий звук.

- Не кричи, - поморщился охранник, - Не видишь, я слушаю.

Хорошо, что не смотришь! Еще секундочку не оборачивайся… Шарканье и шебаршение раздавались уже возле самого порога. Роман бросил быстрый взгляд наклонившемуся охраннику поверх плеча. Сейчас-сейчас. Сейчас башка с глазиком высунется… Господи, как страшно все-таки, аж внутренности корчатся!

- Так, пошел я, - глядя в лицо побледневшему Роману, заторопился охранник. – Вы уж тут сами…

- Да как же мы без тебя… - Роман резко ударил не успевшего распрямиться охранника головой в подбородок.

Попал! Сильно попал! Глаза у мужика на мгновение закатились, он клюнул носом, словно падающий самолет.

Роман оттолкнулся здоровой ногой и врезался в охранника, опрокидывая его на пол. Навалился сверху, прижимая его к бетону и испытывая дикое, свирепое желание бить, бить – и бил, бился головой тому о лицо, в кровь разбивая нос, плюща губы, колотил, не обращая внимания на вспыхнувшую в голове страшную боль…

Из разорванного кармана куртки с мелким сухим шорохом сыпались семечки – сто лет назад, вчерашним вечером, в другой жизни – сунутые ему Янкой…

Жесткий кулак въехал Роману в разбитый бок. И вспыхнул фейерверк. Роман скорчился, не в силах даже закричать. Охранник под ним на мгновение облегченно расслабился, шумно перевел дух – и спихнул Романа с себя.

Шатаясь, поднялся на ноги. Посмотрел на Романа одним глазом – другой стремительно заплывал густой опухолью – и засадил ботинком по простреленной ноге.

Роман забился. Все его тело пульсировало – боль вспыхивала в ноге, тут же откликался бок, потом она охватывала голову, и мучительная волна отправлялась в обратный путь – голова, бок, нога…

Охранник пару мгновение глядел на него, потом отер лопнувшие от ударов губы, зашипел от боли и смачно сплюнул кровавый сгусток Роману в лицо:

- Сдохни, сволочь!

Пошатываясь, он повернулся к корчащемуся Роману спиной, сделал шаг… и замер.

Припадая к бетону, словно вышедший на охоту волк, к нему ползла бичиха.

- Сволочь, что ж ты не предупредил! - с упреком бросил Роману охранник.

Даже несмотря на терзающую его боль Роману стало смешно. Ну да, чего ж ты не предупредил, чтоб я успел смотаться и оставить тебя ей на съедение – своеобразный парень, ей-богу, своеобразный.

Выламываясь нечеловечески угловатыми движениями, то и дело приникая к полу, бичиха неторопливо двинулась к охраннику.

Желтый глаз в алой сетке лопнувших капилляров проглянул сквозь метущие бетон плотные черные космы и пристально уставился на охранника. И было в этом остановившемся взгляде какая-то дикая и одновременно жалкая жажда – так обезумевшая от вынужденного воздержания алкашка глядит на полный стакан водки.

- Буксы-варру-варр… - прохрипело из глубин сального волосяного пучка, - …горят-рр-варр…

Охранник попятился:

- Ты… Пошла… Пошла отсюда, пьянь… Сама виновата… - он все шарил и шарил вокруг себя руками, словно надеясь нащупать канувшее в шахту лифта ружье.

В желтом глазу бичихе вспыхнуло неистовое торжество.

Охранник глухо вскрикнул и перескочив через лежащего Романа, рванул к лестнице, выбежал в проем, затопотал по ступенькам…

Бичиха сильным толчком подбросила тело в воздух, волна лютого смрада растеклась во все стороны, тварь исчезла.

И тут же шаги на лестнице загрохотали снова. Обезумивший от ужаса охранник ворвался в холл, а за ним, нетопырьими крыльями распластав полы старого драпового пальто, летела бичиха. Воздух стонал вокруг нее, окутывая синими искрами вихрящиеся пряди волос, а единственный глаз светился мутным белесым светом.

- Лети проспись! – сходя с ума от невыносимого ужаса орал охранник, - На халяву не наливаем!

Он слепо мчался вперед, прямо на лежащего Романа. Тот попытался откатиться в сторону… Связанные руки откликнулись острой, полосующей болью. Непослушная раненная нога тяжело и бессмысленно перекатывалась по полу, словно была не частью Романова тела, а посторонним мешком, привязанным к заднице.

С разбегу охранник зацепился за Романову ногу – за раненную, конечно. О-у, как больно!

Беглец попытался удержать равновесие…

И рухнул навзничь рядом с Романом.

Торжествующе шипя, бичиха зависла над ним, ее желтый глаз вращался, будто прожектор.

Охранник снова заорал, схватил Романа за плечи и… попытался втащить его на себя.

- Отвяжись… Ты не можешь… Я не такой… Вон пошла! – кричал охранник, буквально ввинчиваясь под беспомощно дергающегося Романа, - Отстань! Его ешь, он вкусный!

- Пусти, придурок, тут тебе не гастроном! – завопил Роман, пытаясь скатиться с охранника, но сомкнувшиеся на его плечах пальцы будто закаменели.

Парящая под потолком бичиха сложила полы пальто и… ринулась прямо на Романа. Широко распахнутый испитой глаз в путанице черных волос словно валился на него сверху. Застыл на мгновение у самого его лица… Сеть гнусно пахнущих сальных волос закрыла все вокруг… Роман снова закричал, слыша, как утончается, вязнет в этой паутине его крик. Мягкие, даже ласковые, омерзительно бескостные пальцы коснулись его…

Романа вырвали из рук охранника, как рассвирепевший до невменяемости взрослый выдирает игрушку из рук ребенка.

Стягивающий запястья ремень с глухим хлопком лопнул. Расчерченные оконными проемам бетонные стены сделали кульбит вокруг Романа, пол прыгнул ему навстречу. Многострадальная Романова голова с размаху приложилась о старый деревянный ящик. Гнилое дерево затрещало. И тут же Роман понял, что если человека часто и помногу бить по башке, даром это никак не пройдет.

Заполнявшую ящик тряпичную труху словно взрывом разнесло. Нечто маленькое, размером с куклу, в высоком прыжке взмыло над ящиком. Приземлилось прямо на Романа – на лицо ему плюхнулись крохотные девичьи ягодицы.

«Вот это, наверное, и есть тот самый «п@дец» - подумал Роман, - Прощайте, товарищи, молодой, подающий надежды сотрудник п@дой накрылся».

Существо оттолкнулось, и мелькая розовыми пятками, кроличьим скоком помчалось через холл – длинные ушки колыхались, белый пушистый хвостик кокетливо подергивался.

Стрелой оно пронеслось между отползающим охранником и наползающей на него бичихой. Воздух гостиничного холла распорол уже знакомый, вибрирующий, буравящий череп, невозможный крик.

Бичиху отшвырнуло прочь от охранника, с силой приложило о бетон…

Стена, у которой лежал Роман, содрогнулась.

Но Роман этого даже не почувствовал. Его и так трясло, казалось, башкой затолкали в розетку. Он раскрыл рот, чтобы не оглохнуть, и тоже заорал. Во всю глотку.

А потом всего стало много и сразу.

Внизу знакомые голоса надрывались:

- Стажер, вы!? Ромасыку, трымайся! – и гулкий, словно из бочки, топот ног по лестнице.

Заслышавшая эти звуки бичиха отчаянно, злобно зашипела и вновь взмыв