Алексей Большаков - Получить статус Бога

До смешного тесен мир, куда ни глянь, — сплошь добрые знакомые да бывшая родня. С экрана насмешливо улыбалась «часть моей биографии» — опыт официального сожительства — после училищная женушка, плотнотелая красавица Тамара-рыжая, заводила всех и всяческих развлекательных мероприятий.

Школа Космолетчиков соседствовала с Медицинской Академией, и студенты заведений активно встречались-тусовались в свободное от учебы время, а в выпускные месяцы медички подключали к тусовкам мамаш, с целью охомутать и запрячь выпускников-космолетчиков в семейный воз. И, если цели потенциальных невест базировались на чувстве любви и мечтах о подвенечном платье, то мудрые мамаши преследовали чисто меркантильный интерес. Яркая, но короткая жизнь космолетчика — в среднем два года — быстро превращала девушку в обеспеченную вдову.

Космонавты-выпускники оберегали-хранили свою свободу более рьяно, чем медички девственность. Один вытащил из казармы и поставил перед мамой и дочкой тяжеленный чемодан, а сам отпросился сбегать за оставленным в комнате дипломом и удрал через черный ход, а в чемодане оказалось более десятка силикатных кирпичей. Другой, мимо потенциальной тещи, пока мама и дочка стыдливо рассматривали четную сторону улицы, прокрался по нечетной в костюме возбужденного нудиста. Остальные результативно разрушали матримониальные планы, уходя огородами и просачиваясь через проходные дворы и форточки спальных помещений.

Я прятаться и удирать считал недостойным. Мы с Тамарой поженились и через полгода развелись, по причине несходства характеров и интересов: «Людей не может связывать только животный секс,» — гордо заявила Тамара, потягиваясь после очередного бурного. «Нас-то связывает», — резонно возразил я. «Это ненормально!» — отрезала Тамара, на том и расстались.

«Твою мать! — помогут только с диагнозом, но останутся зрителями, а в случае неудачного лечения недоброжелательными свидетелями в суде. — Твою мать!» Переключился на больничку-изолятор. Сашка-механик заканчивал монтировать реанимационное оборудование; Галя-Галчонок натягивала на согнутые в локтях руки Гришки Отрепьева прозрачные латексные перчатки; поправила повязку на лице и шапочку, закрывающую шевелюру. Джумбо-Ваня, заворожено шевеля губами, рассматривал граффити на стене.

— Имя, фамилия, год рождения, — Тамара манерно занесла пальцы над «клавой».

— Мы все скажем, ничего не скроем… потом, — прервал Гришка. — Давайте сначала диагноз.

— Хорошо, — приподняла двумя пальчиками очки, прогибаясь над столом, оторвала от кресла обтянутый халатом крепкий зад, наклонилась, разом открыв взглядам плотные овалы груди, и всмотрелась. — Боли второй день? Приподнимите левое веко, правое; губы покажите. Сильно нажмите двумя пальцами выше пупка… отпустите. Острый живот.

Колька не смог сдержать стон, а Тамара победно водрузила очки на нос и глянула в мою сторону значительно. Я в ответ изобразил руками выдающийся женский бюст и восторженно поднял большие пальцы. Девушка порозовела щеками, легко улыбнулась и неторопливо поправила ворот халата. Позади «лучшего диагност» проявилась нескладная фигура Штольца, и легкая улыбка на губах девушки сменилась счастливой, — похоже, с моим другом девушку связывал не «только секс».

Я по природе анархист, и люди организованные вызывают у меня недоумение, раздражение, зависть, с примесью восхищения, — много разнообразных чувств, короче, не оставляют равнодушным. А когда такие чудики вдвоем, и любовь у них… Штольц глянул вопросительно и сразу засветился взглядом, уловив мой одобрительный кивок. Догнал-таки Сашка Штольц свое счастье, и я от всей души порадовался за друга.

— Аппендикс, — пояснил для меня Гришка, — возможно, с осложнением. Сколько у нас времени?

— Уже нет, — Тамара говорила о деле, не пытаясь изображать сочувствие. — Из медиков рядом с вами только американцы, но вряд ли они помогут: так понимаю, страховки у вашего друга нет?

— Правильно, — неожиданно поддержала Галя, — никто никого не обязан лечить бесплатно.

— Галя, — удивился Отрепьев, — а ничего, что Колька твой племянник?

— Если можешь заплатить, ты в порядке; если не можешь — извини, — рассудительно поделилась Галя-Галчонок очередной «моральной ценностью» западного мира.

— Галя, — я постучал по микрофону, — еще одна подобная сентенция и высажу в открытый космос, пешком пойдешь в свою Америку. Григорий, вызванивай заокеанских братьев.

В космос больных не посылают, а отдельные недомогания и травмы быстро залечиваются командами кораблей, благо у всех космолетчиков хорошая медподготовка; или терпят до ближайшего госпиталя.

Тем не менее, америкосы последовательно и неуклонно создавали, так называемый, медицинский космический флот. Корабли МКФ напоминали крейсера, эсминцы и громадные базы-матки — корабли бессрочного автономного рейдирования, и, на моей памяти, не оказали медицинской помощи ни одному больному, зато постоянно «паслись» на наших маршрутах, демонстрируя эффект численного превосходства и отслеживая каждое наше движение.

— Медборт «Онтарио» отвечает «Надежде», — сенсоэкран показал рубку американцев. Смешанный экипаж: женщины-пилоты — красавицы — чернокожая толстушка и белая стройняшка; обе в наглухо застегнутых форменных воротничках, зализанные в пучки прически, лица без улыбок; и штурман — парень, с манерами голубого. Сторонник однополой любви делал вид, что занят расчетами маршрута, но незаметно с опаской косил глазом на «варваров, запретивших в своей стране гей-парады».

— Нам нужна хирургическая бригада — острый аппендицит.

Девицы напряглись, а «голубой» штурман-стрелок втянул голову в плечи и старательно разглядывал поверхность штурманского столика. Я поймал взгляд толстушки и, чуть заметно моргнув, указал взглядом на зулуса Джумбо-Ваню. Девушка подтянулась вверх мощной грудью, заблестела черными глазами и радостно заерзала обширным задом в кресле второго пилота, — один друг и союзник уже есть.

Первый пилот пока не оставила желания послать подальше и нас, и нашего больного, но прошли те времена: боевая репутация транспорта «Надежда» среди американских астронавтов высока и однозначна, примерно как у Джуди Нигерскиллер среди негров. Заносчивые америкосы, бывшие россияне, зарабатывающие опасной службой Грин-карту, пытались не разозлить нас и «сохранить лицо»:

— Мы готовы оказать помощь вашему парню на нашем корабле, — первый пилот, тридцатилетняя строгая кареглазая брюнетка, смотрела с экрана жестко и бескомпромиссно, а я разглядывал голубые и розовые бусы поверх ее воротничка. Большим экстрасенсом себя не считаю, но память с предметов считываю шутя. Без сомнения, — это те самые бусы, что я оставил Вале-Рии, — мой не возвращенный долг. Как все запутано в космосе!