Сергей Шведов - Белые волки Перуна

Однажды он уже пытался спросить брата за вину, казавшуюся несомненной, а на самом деле восстал против порядка, завещанного отцом, вероятно по наущению Даджбога. Это не Владимир мстит Ярополку, а взбаламученный порядок вещей, который непременно вернётся в своё прежнее состояние, если не мешать ему своим чрезмерно глупым усердием.

Так рассуждал кудесник Щур, если, конечно, князь его правильно понял. Но будет ли в той, вернувшейся в прежнее русло реке времени место для Ярополка, про это неведомо никому, даже Щуру. Легко предсказать то, что происходит с установленным волей Даджбога порядном, как-то: смена дня и ночи, смена времени года, рождение и непременную смерть всего живого, но разве Даджбоговы волхвы обязаны отвечать за безумных, которые своим бунтом корёжат и себя и других. И чем больше такие люди упорствуют в своих заблуждениях, тем неизбежнее будет их гибель в мире этом, и в мире том, который существует над нами и вместе с нами. И совершенно напрасно мы пытаемся по неразумию изменить свой мир, не понимая того, что менять придётся настолько великое, что неподвластно даже богам, а не только людям. А потому надо ждать - ждать пока Даджбог подаст знак князю Ярополку, если, конечно, на то будет его, Даджбогова, воля.

Не убей, не ударь, не растряси - иначе всё это неизбежно отразится на твоих детях, если им суждено родиться в взбаламученном потоке. А Ярополк убил, а потому виновен, и вина его перейдёт на потомков, если к тому времени всё не войдёт в нормальное русло. Исправить содеянное Ярополку не по силам, но по силам не усугубить положение, не громоздить плотину из трупов, не убивать без нужды, а остаться человеком и князем, пьющим полной чашей горечь за свершённые прежде ошибки. Что выпадет на его долю, то и выпадет - не должен он ни гневить судьбу, ни прятаться от неё.

А выпало Ярополку рано по утру увидеть Владимировы ладьи у киевской пристани и содрогнуться всем телом и за себя, и за брата, вставшего по неразумию и молодости на скользкий путь, чреватый большой кровью. Киев успел закрыть ворота перед чужим князем, но и своего князя благодарить было не за что. Город не был готов к долгой осаде: прошлый урожай съеден, а новый ещё на полях. А потому не услышал Ярополк доброго слова от киевлян, пока ехал по возбуждённым улицам в к воротам, чтобы полюбоваться чужими ладьями на Днепре.

Боярин Блуд даже крякнул, увидев с высокого киевского тына силу новгородскую. И по гулу, пронёсшемуся за его спиной среди ближних бояр, Ярополк понял - осуждают. Да и мудрено было не осуждать князя, поднявшего бурю и не озаботившегося средствами к спасению. Войско-то давно следовало собрать, как только пришли вести о возвращении Владимира в Новгород, а Великий князь Киевский медлил, непонятно чего ожидаючи. Уже и киевского воеводу Привала посекли новгородцы, и Полоцк взяли, а киевляне, по милости Ярополка, сидели дурнями на лавках да чесали затылки. Боярин Басалай принялся считать Владимировы ладьи, но скоро бросил - то ли разумения не хватило для точного счёта, то ли сила к Киеву подошла неисиислимая.

Владимировы ратники ставили шатры вокруг киевского тына чуть ли не на расстоянии полёта стрелы, всем своим видом показывая, что киевлян они не боятся.

- Варягов у князя Владимира более четырехсот, - прикинул всё тот же Басалай, который силился пересчитать подошедшую рать, словно она от его усердия могла растаять в одночасье.

- Где же четыреста, - возразил боярин Блуд. - Никак не менее шестисот. Да своя дружина, да Волки Перуновы. Старшина новгородская тоже вся с ним. А тут ещё чудь призвал, говорят, князь Владимир и кривичей.

- Коли прорвутся за тын, то...- боярин Боримир, стоявший одесную от Ставра не договорил и махнул рукой.

О таком обороте дела никому думать не хотелось, но думать было надо - город, взятый на щит, предаётся разграблению. Долгая осада, между прочим, тоже отразится на боярской мошне. Блуд подсчитал в уме убытки, которые уже понёс, и которые ещё предстояло понести, и покачал головой от огорчения. Надо полагать, что не только бояре, но и простые киевляне прикидывают сейчас, во что им обойдётся княжья усобица.

- Может откупиться? - негромко предложил боярин Ставр.

- Владимир пришёл не за жиром, а за великим столом, - холодно произнёс князь Ярополк, и слова его неожиданно громко прозвучали в наступившей тишине.

Ярополк был хмур, но растерянности в нём не чувствовалось, скорее уж присутствовала решимость отстоять свой город. Надолго ли только хватит этой решимости? Да и киевская старшина не разделяет настроение князя, пребывая в смущении. Воевода Отеня подозрительно, по мнению боярина Блуда, проморгавший стремительный ход Владимировой рати, пыжится и выпячивает живот, а остальные задумчивы и не рвутся в сечу.

Киев, встревоженный слухами о предстоящем Владимировом напуске, гудел как улей, и в этом гудении тоже не было уверенности, а имеющий уши мог услышать и упрёки в сторону князя Ярополка, который не только подпустил новгородцев к киевским стенам, но и не принял мер на случай осады.

Ярополк пристально вглядывался в лица высыпавших на улицы горожан, но не находил в чужих глазах ответа на свои вопросы. Пока что явно преобладала растерянность, наверное, даже понятная в первый день осады, но во что превратится эта растерянность через день, через неделю, через месяц, можно только гадать.

- Надо переговорить с Владимиром, - предложил боярин Блуд, глядя на князя честными глазами ближника, чьи интересы во всём совпадают с его интересами. И нет повода у Ярополка усомнится в преданности Блуда, потому что Владимир не меньший враг боярину, чем Великому князю Киевскому. Это Блуд два года назад уговорил новгородскую старшину взять сторону Ярополка. И если об этом помнит Ярополк, то не забыл, конечно, и Владимир.

Ближники собрались в княжьих палатах к вечеру, когда стало ясно, что Владимир не пойдет в немедленный напуск на стены. Кроме Блуда у княжьего стола сели: Ставр, Басалай, Боримир, Всеслав, прозвищем Одинец, Путна и воевода Отеня, которому живот мешал придвинуться поближе, а потому он тянулся к блюду не стан выгибая, а плечи. Плечами же воевода широк и в молодые годы был удал. Но сегодня на заплывшем лице ни удали нет, ни уверенности, а глаза воеводы всё больше мимо Ярополка смотрят.

- Худой мир лучше доброй ссоры, - сказал боярин Ставр, облизывая языком жирные пальцы.

- Я за вылазку, - хрипит боярин Путна, давясь мясом. - Ночью откроем ворота и ударим, пока стан спит.

- Ударить-то ударим, - возразил соседу Басалай, - да вот сумеем ли потом ноги унести? Вдруг Владимирова рать на наших плечах ворвётся в Киев?