Мифология Толкина. От эльфов и хоббитов до Нуменора и Ока Саурона - Баркова Александра Леонидовна

Герою волшебной сказки может быть присуща такая черта, которая ярко представлена в эпосе: враждебность к своим. Фродо демонстрирует ее (очень слабо, как и должно быть в сказке), говоря о хоббитах: «Как бы я ни относился порой к этим глуповатым пустомелям, но я должен спасти их. Хотя, знаешь, я иногда подумывал, что небольшое землетрясение или нашествие драконов пошло бы им на пользу». Та же враждебность проявляется и в отношении Сэма, когда уже в Мордоре, будучи под воздействием чар Кольца, Фродо принимает своего друга за похитителя, алчущего отобрать сокровище.

Волшебная сказка как жанр восходит к более архаичным текстам — к сказаниям о первопредке, то есть герое, деяния которого определяют современный облик мира, странствия — сакрализуют географию. Венцом деяний первопредка является его добровольный уход из мира живых56 — нечто подобное происходит и с Фродо, уплывающим за Море с эльфами, а значит, фактически умершим для Средиземья. Подчеркивать значимость его свершений для судеб Средиземья нет необходимости.

Иллюстрация Ивана Билибина к «Сказке об Иване-царевиче, Жар-птице и о Сером волке». 1899 г.

Сказка об Иване-царевиче, Жар-птице и о сером волке. СПб.: Экспедиция Заготовления Государственных Бумаг, 1901

Как уже упоминалось ранее, родство с владыкой мира смерти в облике Змея является одной из черт первопредка (которая проявляется в основном через уязвимость ног), и Фродо разными способами демонстрирует эту черту: Страж Врат Мории хватает его щупальцами именно за ногу и пытается утащить в воду; на заповедном озере Хеннет-Аннун, над которым расположено убежище воинов Фарамира, Фродо приходится ползти (способ передвижения змеи) по скользким камням, чтобы добраться до Голлума, привлечь его внимание и фактически заманить в ловушку, не желая того (даже через этот невольный обман Фродо уподобляется самому Голлуму, коварному лжецу, образ которого также частично восходит к образу Змея). В определенном смысле Фродо демонстрирует символическое родство с Сауроном: в конце Второй эпохи Исилдур присваивает Кольцо Всевластья, отрубив тот палец, на котором его носил Враг, а в конце Третьей эпохи в последней схватке Голлум откусывает палец Фродо, на который было надето Кольцо; таким образом, происходит однотипное маркирование внешнего облика героя и врага (вообще же мотив отрубленного пальца, равно как и вообще нанесения каких-либо увечий, восходит к обрядовым истязаниям посвящаемых, во время которых полагалось оставить на теле неофита «знаки смерти» как доказательство пребывания в царстве мертвых; в отношении Фродо такими знаками являются, помимо откушенного пальца, раны от удара моргульским клинком и от укуса Шелоб).

Родство героя и его противника детально показано Проппом на материале волшебной сказки57. Во «Властелине колец» этот мотив реализуется в образе Голлума, его принадлежности к народу хоббитов. Характерная для Змея связь с водяной стихией в образе Голлума подчеркнута многократно: он плавает по подземному озеру, он практически уподобляется змею, плывя по Андуину (Сэм называет его «бревном с глазами», это, при всей ироничности, змеиный облик), его любимая пища — рыба, он единственный, кто знает путь через Гиблые Болота.

Возвращаясь к образу Фродо, отметим, что в нем в некотором смысле соединяются черты многих народов, населяющих Средиземье: сам по себе он хоббит, а хоббиты — людям родня (как говорится в Прологе); его называют Другом Эльфов, кроме того, Фарамир замечает (как много раз до этого Сэм), что в облике Фродо есть что-то эльфийское, светлое; наконец, он уплывает с эльфами за Море. Он дружен с магом. Фродо оказывается, как уже было сказано, в определенной мере уподобленным даже Врагу. Можно сделать вывод, что Фродо принадлежит разным мирам, может странствовать в любом из них, — доказательство того, что он «настоящий» герой, которому не вредит соприкосновение с иным миром.

Как и у всякого сказочного героя, у Фродо есть волшебный помощник — Сэм (его дает хоббиту Гэндальф как даритель). Сэм, как и положено помощнику, всюду неотрывно следует за хозяином (как писал Пропп, волшебный помощник является персонифицированной силой или способностью героя). Кроме того, помощник мыслится еще и переносчиком героя в иной мир; один из самых типичных переносчиков — конь. С образом Сэма устойчиво связан ряд деталей, говорящих о его мифологическом родстве с конем: он советчик, друг и опора Фродо (функции, в фольклоре приписываемые коню, так как он является частью личности героя); именно он на дороге в Шире первым слышит приближение одного из Черных Всадников; Сэм выхаживает пони по кличке Билл, для него «эта животина почти говорящая»; забота о поклаже целиком лежит на нем; наконец, на последнем, самом тяжелом этапе пути к Ородруину он берет на себя в прямом смысле роль коня — несет на спине ослабевшего хозяина по склону горы вверх. В некотором смысле к Сэму можно применить и мотив «благодарного животного»: Фродо спасает его, не дав утонуть в водах Андуина, то есть оказывает ему некую услугу, а в дальнейшем Сэм действительно очень «пригождается» хозяину (ситуация показана в мифологическом аспекте, ни в коем случае не в психологическом).

Сказочные мотивы в линии Фродо подкрепляются наличием образов, восходящих к сказочному трикстеру: речь идет о младших хоббитах, главным образом — о Пиппине. Трикстер — мифологический плут, нарушающий запреты, одна из ипостасей первопредка. Запреты Пиппин нарушает постоянно: в Брыле проговаривается об исчезновении Бильбо в разгар празднования дня рождения; пробирается вместе с Мерри на закрытый Совет в Ривенделле; в Мории бросает в колодец камень, разбудив эхо и потревожив орков и балрога; заглядывает в палантир, несмотря на предостережения Гэндальфа; в Минас-Тирите из-за него нарушает присягу Денетору один из Стражей Цитадели, Берегонд. Однако чаще всего деяния Пиппина оборачиваются благом: заглянув в палантир, он спасает Гэндальфа от опасной ошибки — намерения заглянуть туда самому; Берегонд покидает сторожевой пост потому, что Пиппин предупреждает его о беде, грозящей Фарамиру, — так Фарамира спасают от сожжения заживо; в Шире Пиппин обещает: «Мы еще много чего здесь нарушим», подразумевая те нелепые и неестественные для натуры хоббитов законы, что установил здесь Саруман, — и обещание это выполняется.

Иллюстрация к сказке «Сивка-Бурка, вещая каурка», издание 1915 г.

Сивка-Бурка, вещая каурка. Москва: Типография «Товарищества И. Д. Сытина», 1915

Еще один сказочный мотив — мотив «ложного героя» — соотносится с образом Боромира в связи с его гибелью: ложный герой сказки стремится обладать ложными ценностями (берет не Жар-птицу, а золотую клетку), отчего и гибнет, — аналогично этому Боромир жаждет завладеть Кольцом, и такое желание его губит. В то же время гибель Боромира можно рассмотреть как результат несовместимости двух миров: Боромир подчеркнуто не-иномирен, то есть он целиком и полностью принадлежит миру людей, враждебно относится к эльфам, магам и всему магическому, поэтому соприкосновение с иным миром (в образе Кольца, в самом факте пребывания в Лориэне и встречи с его Владычицей) приводит его к гибели как ложного героя (герой истинный может существовать в обоих мирах). Еще одно доказательство того, что образ Боромира восходит к типу ложного героя, — соотнесение его с образом младшего брата Фарамира, воплощающего черты собственно героя (в нем сочетаются военная сила и магия, что присуще первопредку: «Просто теперь люди почему-то не верят, что вождь может одновременно и разбираться в свитках знания, и понимать в музыке, как он, а при этом быть еще и отважным, решительным воином»; кроме того, Фарамир смог устоять против соблазна присвоить Кольцо). В сказках часто «умные» старшие братья, любимые родителями (Денетор больше любил старшего сына, а с младшим был резок и холоден), выступают как ложные герои по отношению к отвергаемым младшим. Одновременно Боромир выступает в функции заместительной жертвы по отношению ко всему отряду Хранителей и лично к Арагорну.