Вероника Иванова - И маятник качнулся...

Ознакомительный фрагмент

— Вы ещё не поняли, что у меня проблема с выражением мыслей? Не принимайте всё, что я говорю, за чистую монету...

— Я не позволю тебе причинить вред Дэриену!

— Клянусь, что этому человеку я не намерен ни мстить, ни вредить каким бы то ни было способом, — очень серьёзно сказал я. — Что касается его брата... не поручусь.

Гизариус чуть успокоился, но следующий же мой вопрос снова заставил его напрячься:

— Что у него с глазами?

— Почему ты спрашиваешь?

— Из общей вредности. — Я показал доктору язык. — Вы будет выдавать мне информацию по кусочкам, или покончим с вопросами раз и навсегда?

— Обычное воспаление... — нехотя ответил Гизариус. — В народе его называют «кисеёй».

— Позвольте, но это вполне излечимая болезнь! — в свою очередь удивился я.

— Да, но в случае принца всё пошло иначе...

— Что именно?

— Воспаление не проходит, хотя я перепробовал уже все возможные лекарства.

— Почему же было не прибегнуть к магии?

— Использование чар по отношению к члену королевской семьи строго оговорено Кодексом...

— Только не говорите, что принца не таскали по чародеям! — съязвил я.

Гизариус скривился:

— Было дело... Но даже придворный маг, один из самых лучших заклинателей в Королевствах, заявил, что магией здесь и не пахнет.

— Почему же тогда лечение не даёт результатов? — нахмурился я.

— Не то чтобы не даёт... — неопределённо ответил доктор. — Временами мне кажется, что наступает улучшение, но спустя день-два «кисея» снова становится плотной.

— Странно, не находите?

— Куда уж страннее... Некоторые полагают, что это не магия, а проклятие.

— Ха, от заклятия до проклятия — всего один шаг, к тому же... — где-то в груди ледяными лапками прошелестело старое, но совсем не дряхлое воспоминание, — делать такое предположение — слишком большая ответственность.

— Да уж... — вздохнул доктор. — Никто и не делает, только шепчутся по углам...

— Проклятие родовое? — уточнил я.

— Да кто ж его знает? — в сердцах бросил Гизариус.

— Я имею в виду: раньше подобное случалось?

— Насколько я знаю, нет.

— Проклятие в первом поколении? — задумчиво спросил я у самого себя. — Маловероятно, чтобы оно дало такой устойчивый эффект и так быстро... Разве что его прокляли с рождения... Но любой опытный маг может уловить след свежего проклятия — оно будет пылать во всех Пластах не один десяток лет...

Доктор с интересом прислушивался к моему бормотанию и в конце концов спросил прямо:

— Ты — маг?

Я расхохотался:

— Куда там!... Просто много читал в детстве.

Лучше бы я этого не говорил — взгляд Гизариуса стал ещё подозрительнее. Фрэлл, ну кто меня за язык тянет?!

— Похоже, ты хорошо знаком с магическими техниками... — протянул доктор.

— Да, какое-то время меня занимало всё, связанное с проклятиями... Но не так уж долго. — Я уставился на посуду, сваленную в тазик.

Доктор, совершенно справедливо решив, что разговор окончен, двинулся к выходу, но на пороге остановился и посмотрел на меня.

— И почему я всё это тебе рассказал?

— Потому что я спросил. — Довольная улыбка расплылась на моём лице. Ну, на половине лица.

— Надеюсь, ты понимаешь, что всё сказанное мною не должно выйти за пределы этой комнаты?

— Разумеется. Хотя не удивлюсь, если то, что рассказали вы, известно последнему нищему в Западном Шеме.

— Не без того... — Доктор покачал головой и удалился. Наверное, чтобы отдохнуть после обеда. А меня ждала ещё гора грязной посуды...

Примерно неделю я занимался ерундой: приводил в порядок внутренности и наружность дома, в котором обитал вместе с доктором, принцем и его верным слугой. Такая работа не требовала чрезмерных усилий, но отличалась редкостным однообразием. В комнаты, которые занимал Дэриен, меня, конечно, не пустили — рыжеволосая гора по имени Борг заявила мне просто и понятно: если сунешься на порог, будешь нещадно бит. Я не протестовал: если ему хочется самому мыть полы, пусть моет. Но я не отказался бы от удовольствия хоть одним глазком увидеть, как это происходит, потому что, по моему скромному убеждению, лапы Борга были созданы для секиры или копья, на худой конец — для двуручника, но уж никак не для половой тряпки...

А погода стояла великолепная — ясное небо и жаркое солнце подговаривали меня отлынивать от работы и проводить по нескольку часов в день в одном из уютных дворовых закутков. Из своего убежища я мог внимательно наблюдать за происходящим во дворе. Правда, толком ничего там не происходило: ну, принц выйдет погулять под ручку с Боргом, доктор ушлёпает к одному из своих пациентов, вот и все события — за прошедшие дни я не видел других людей на территории усадьбы. Поэтому появление женщины на тропинке, ведущей от просёлочной дороги к воротам, внесло разнообразие в мои серые будни. Но, вглядываясь в расплывшийся силуэт, я даже не мог предположить, насколько утомительным будет для меня такое разнообразие...

Молодая селянка была, что называется, на сносях. Я не знаток в этом деле, но судя по сильно выдающемуся вперёд животу, туго обтянутому платьем из выбеленного холста, ждать родов оставалось недолго — не более месяца. Тропинка шла немного в гору, так что женщине было нелегко подниматься. И ничего удивительного не было в том, что в какой-то момент она запнулась и едва не упала. Испытав очередной приступ хороших манер, я снялся со своего «насеста», быстрым шагом подошёл к селянке и протянул ей руку:

— Позвольте помочь вам, почтенная.

Она благодарно повисла на моём правом локте всей тяжестью обременённого двумя душами тела, и мы короткими шажками двинулись к калитке. Картина была трогательно-идиллической, но порыв ветра решил спутать все планы на вечер — пряди волос взметнулись непокорной волной, выставив на всеобщее обозрение мой позор. А тут и Мантия очнулась от дремоты...

Платье селянки было щедро украшено вышивкой: тонкие и толстые строчки разных цветов разбегались по холсту причудливыми дорожками. По всей видимости, часть из них была заговорена — моя переносица вдруг нестерпимо зачесалась, но я не успел поднять руку к лицу... С душераздирающим визгом лопнула алая строчка на рукаве, за ней последовала похожая на вороте платья. Жёлтые, голубые и серебристые нити как с ума посходили: одна за другой они рассыпались обрывками, взвизгивая на разные голоса. Я лихорадочно собирался с мыслями, но никак не мог придумать приемлемое для селянки объяснение. Ну за что мне всё это? Ну почему Мантия не могла спать чуть подольше? Женщина растерянно смотрела на безобразничающее платье, а когда последняя — украшенная бусинами — вышитая дорожка превратилась в лохмотья, подняла голову...

Конец ознакомительного фрагмента