Николай Воронков - Пятнистый (СИ)

   Идея безумная, но вся моя жизнь здесь сплошное безумие, и терять мне всё равно нечего. Я вымотан до предела, и если усну в лесу у костра, то неизвестно, когда и как я проснусь - то ли утром в лесу, то ли в цепях в подвале графского замка.

   Торопливо, пока коряга не уплыла далеко, распряг лошадь, побросав седло и сбрую в воду. Не знаю почему, но мне больше было жалко лошадей, которые достались мне случайно и которых я чуть не загнал насмерть. И где-то в памяти отложилось, что в лесу лошадь может погибнуть, если запутается поводьями в ветках. А так шанс у неё был. Похлопав понурую лошадь по шее, словно прося у неё прощения за безумный день, я плавно ушел в воду.

   Сил было мало, и догонять корягу, плывя по-собачьи, пришлось довольно долго. А ещё почти полная темнота и тишина. Я уже было отчаялся и хотел поворачивать к берегу, но удача снова улыбнулась мне, и я наконец-то уцепился за корягу. Небольшая, не способная даже держать на плаву мой вес, она всё-таки позволяла держаться на воде, уцепившись за корни и лишь немного шевеля ногами. Одежда намокла, сковывала движения и тянула ко дну. Один сапог слетел пока я плыл к коряге, второй я сбросил уже сам. Хотел скинуть и куртку, но вовремя вспомнил, что в карманах серебро, а перекладывать его некуда. Ничего, как-нибудь... Лишь бы уплыть подальше, почувствовать себя в безопасности, а сапоги - дело наживное.

   Ночь тянулась бесконечно. Я переоценил свои силы, и вскоре начал замерзать. Судорог не было, но тело стало словно деревенеть и приходилось почти постоянно двигать руками-ногами, чтобы хоть немного согреться. Пыткой стала и борьба со сном. Замерзая, я умудрился несколько раз отключиться и только инстинкт не дал захлебнуться, когда голова уходила под воду. Но бесконечно так продолжаться не может - в конце концов я потеряю сознание, и тогда меня уже ничто не спасет. Несколько раз я был готов выбраться на берег, но непонятное упрямство заставляло плыть дальше. Сначала я уговаривал себя тем, что проплыл всего ничего. Потом тем, что сначала надо осмотреться и выбрать безопасное место. Потом я плыл, надеясь увидеть хотя бы первые лучи солнца. А потом течение несло меня, судорожно вцепившегося в корни и тупо смотрящегося вперёд. Я сам себя перехитрил, добровольно загнав в холодную воду. Говорят, что от переохлаждения люди умирают незаметно, словно погружаясь в сон. Не такой смерти я пожелал бы себе, но, как говорится, кому суждено быть повешенным - тот не утонет. Не очень приятно думать так о себе, но может хоть такая присказка поможет мне продержаться ещё чуть-чуть?

   Ещё на какое-то время меня отвлекло новое "развлечение" - я вспомнил, что некоторые продвинутые йоги могут усилием воли согреваться и даже высушивать мокрые простыни на своем теле в лютый мороз. Что-то такое я уже делал, и надо было только вспомнить - как. Ощущения всплыли в памяти сами собой, только воплотить их в жизнь, плывя в холодной воде, оказалось достаточно трудно. Но у меня получилось. Всего-то и надо было вспомнить те случаи, когда я чуть не сгорел. Взрыв в степи, тот непонятный свет, который чуть не разорвал меня. Я только на мгновение представил, что тот свет снова начинает разгораться во мне, и по телу побежали волны блаженного тепла. Несколько минут, и от рук, которыми я вцепился в корягу, пошел легкий парок, заметный даже в полумраке . Плохо было то, регулировать эту "печку" у меня не получалось, и чтобы не сгореть уже по-настоящему, пришлось "выключить" это ощущение. Несколько минут блаженства, начинает клонить в сон, и снова начинает пронизывать холод. Я снова согреваюсь, снова отключаю свою "печку" и снова начинаю замерзать. И так раз за разом...

   Я всё-таки дожил до рассвета, но сил бороться уже не было, и я сам не заметил, как закрыл глаза, погружаясь в беспамятство...

   Рот и горло наполнились какой-то невероятно горькой, отвратительной, обжигающей жижей, и я задергался, закашлялся, пытаясь избавится от этой гадости. Но жидкость лилась и лилась в горло, и я замахал руками, стараясь выплыть из неё на воздух.

   Где-то рядом раздался глухой и вроде бы удивлённый голос.

   -Ты посмотри-ка, оживать начал!

   Я что-то замычал, и поток гадости прекратился. Я долго давился, отплёвывался, стараясь избавиться от жгущего ощущения в горле, а когда немного пришел в себя, как сквозь туман, но сумел разглядеть перед собой две пары ног. Постепенно дошло, что я сижу на чем-то твердом, прислонившись спиной к чему-то, а передо мной двое мужиков внимательно наблюдают за моими попытками сесть прямо. По виду - самые обычные торгаши - крупные лица с грубыми чертами, наполовину скрытые бородами. Крепкая практичная одежда из грубой ткани. Из необычного разве что короткие широким сабли, почему-то сразу напомнившие абордажные. И взгляды совсем не ласковые, без малейшей капли сочувствия к утопленнику, которым предположительно являлся я.

   Тот, что слева, присел и без всяких разговоров влепил мне пару весьма чувствительных пощечин.

   -Очухался?

   Хорошо было бы ответно дать в морду, но сил хватило только прохрипеть:

   -Немного...

   -Ну и ладненько. Кто такой и как здесь оказался?

   Честно говоря, начало разговора мне совершенно не понравилось - не словами, которые были вполне естественными, а интонациями с явной враждебностью. Вроде спасенных сначала приводят в себя, и лишь потом расспрашивают, а вот грубость мужика наводила на мысль о допросе. Что я ему сделал? Или опять вляпался в какие-то местные разборки?

   Я вообще не был готов к подобному разговору - голова тупая и пустая, мысли едва ворочаются, и пришлось выдумывать на ходу, чтобы говорить хоть что-то.

   -Ласло я. Несколько дней назад обоз через нашу деревню проходил, один из обозников заболел, вот я и напросился на замену - поднести, подать, посторожить. Два дня шли нормально, а вчера, ближе к вечеру, на нас кто-то напал. Половину народа сразу стрелами побили, а остальных порубили и порезали. Я сначала копьем хозяйским отбивался, а когда увидел, что смерть наступает, в лес бросился. За мной погнались, а тут речка на пути. Ну, я в неё и бросился. В меня тоже стреляли, но уже стемнело, так что не попали. А потом коряга попалась, я за неё уцепился и так и плыл. Потом замерзать стал, а потом не помню.

   -Где это было? Напали на вас где?

   -Не знаю, я раньше так далеко от деревни никогда не ходил. Шли, насколько я понял, в столицу, а уж какой дорогой, это уж хозяин командовал.

   Мужик встал, оглянулся куда-то назад, потом прищурился, что-то прикидывая.

   -Если вы шли на столицу, то из речек там разве что Ранынь только и есть. Мост переезжали?