Бог-без-имени (СИ) - Кокоулин Андрей Алексеевич

— Здесь некуда.

— Налево! — руководил Унномтюр.

Тьма по сторонам то раздавалась, то пыталась прижаться к людям. Фьольвир различал в ней зыбкие, изменчивые фигуры. Стоило остановить на них взгляд, и они приходили в движение, сплетались, текли следом. Кажется, их рты были раскрыты, но ни звука из них не доносилось.

— Направо, Ваньярген!

Скоро Фьольвир щекой поймал первую каплю. На ходу он смазал, поднес ее к глазам. Пальцы краснели.

— Начинает капать! — крикнул он Унномтюру.

Тот кивнул.

— Быстрее, Ваньярген!

Они прибавили в скорости движения, но ненамного. Хворвика мотало даже под руководством Унномтюра. Обернувшись, Фьольвир обнаружил, что буквально в трех шагах позади тонкий путь схлопывается, перестает существовать, и вместо него клубится жадная красноватая тьма. Вторая капля чиркнула Фьольвира по носу.

— Сейчас польет! — крикнул он.

— Еще не сейчас, — ответил Унномтюр. — Но стоит поторопиться!

Он почти побежал, проталкивая вперед Хворвика. Тот болтал руками и то плечом, то ногой загребал во тьму по сторонам. Унномтюр зло выдирал его оттуда, стонущего и жалующегося на усталость, и гнал дальше.

— Я не хочу!

— Вперед!

— Я не могу!

— Живо!

Тропа сужалась, дробилась на бледные островки, затиралась мохнатыми рукавами. Один раз Унномтюр повернул Хворвика не туда, и они с руганью, поминая богов, вахенов и, конечно, Мтага, кое-как выбрались обратно. Волосы мокли. Тонкий путь менял цвет, розовел и хлюпал под ногами.

— Сюда! — кричал Унномтюр.

И они бежали, хрипя, в едва видимый просвет.

— Туда!

Они поворачивали по команде. Хворвик оскальзывался, его поднимали, топорик бил Фьольвира по бедру.

— Еще!

Кровь струями захлестала по плечам и головам. Спутники отплевывались и упорно месили разъезжающуюся тропу.

— Стоп!

Унномтюр дернул Хворвика к себе. Парень проехал на одной ноге и упал. Фьольвир встал рядом, согнулся, тяжело дыша.

— Что? — повернул он голову к Унномтюру. — Куда дальше?

Тот окинул взглядом убогий пятачок света, в который они оказались заключены.

— Все, — сказал он, смахивая кровь с лица, пришли.

— Как — все? — удивился Фьольвир.

Он выпрямился. Тьма обступала их по кругу. Клокотала, искрилась, колыхалась, но не предпринимала попыток напасть. Дождь выродился в мелкую розовую морось и сам собой угас.

— И где мы? — спросил Фьольвир, вытирая рукавом щеки и шею.

Унномтюр хмыкнул и помог подняться Хворвику.

— Подумай сам, арнасон. Мы в ловушке.

— Мтаг!

— Разумеется, арнасон! Он же знал, что мы бросимся за ним в погоню, поэтому и приготовил нам это замечательное место.

Унномтюр сделал шаг, влез во тьму плечом, но проломить ее у него не получилось. Он налег, но через несколько мгновений, морщась и растирая руку, вывернулся обратно. Густая шерсть на части плаща-хелька словно облезла, а половина лица, соприкасавшаяся с тьмой, покрылась глубокими оспинами.

— Что теперь? — спросил Фьольвир.

— Теперь? — Унномтюр моргнул, стянул хельк, встряхнул его и накрутил по-новому. — Нечто подобное я предполагал. В этой части и Йорун, и Наккинейсе были мне хорошими учителями. Не зря же мы взяли Ваньяргена!

Он похлопал по спине бледного Хворвика.

— Я? — спросил тот. — Я же ничего… Я устал.

— Ну-ну-ну, — сказал Унномтюр. — Тебе и делать ничего не придется. Обещаю.

Он улыбнулся. Хворвик неуверенно улыбнулся в ответ.

— Но как тогда…

— А просто посмотри наверх, — показал глазами Унномтюр.

— Наверх?

— Да.

Хворвик запрокинул голову.

— И что?

— Смотри в одну точку.

— Долго?

— Смотри.

Унномтюр потрепал парня по плечу, а потом уверенным движением провел лезвием меча по его горлу.

Глава 8

— Зачем? — успел крикнуть Фьольвир.

Но было уже поздно. У хлюпающего горлом, выдувающего красные пузыри Хворвика подломились колени. Он упал, и его остекленевшие глаза, казалось, с немым удивлением уставились на собирающийся над ним алый, горячий, кровяной сгусток, повисший на тонких стебельках истекающих струек.

— Зачем, — повторил Фьольвир.

— А надо было тебя, да? — ухмыльнулся Унномтюр, возвращая меч в железные петли на поясе. — Чтобы ты, а не он хрипел и шел за теми, кто отправился в посмертный мир во дворце? Нет, арнасон, герой должен быть один, и это ты.

Он посмотрел на Фьольвира.

— Не переживай, — сказал он, — мы запомним его имя. Хворвик Ваньярген! Ты сложишь о нем песню. Или даже две. Сагу! Во всяком случае, он послужил великому делу спасения мира.

— Послужил ли? — хмуро спросил Фьольвир. — Можно же было как-то…

— Как? — подступил к нему Унномтюр и качнул головой на стоящую стеной тьму. — Скажи мне, как?

— Но он же…

— Что?

— Я думал, он будет с нами.

— Он был с нами! — воскликнул Унномтюр. — Мало того, он умер не так бесславно, как те люди в зале.

— Все равно… — упорно сказал Фьольвир.

— Ничего не все равно! — рассердился Унномтюр. — Вспомни про Бьеннестад, вспомни о кааряйнах, вспомни о всех, кто уже умер и еще умрет. Их тебе не жалко? Никого не жалко? Путь героя не усыпан цветами и пухом. Часто приходится делать выбор между не самыми хорошими вещами.

— Но ты знал, что Мтаг устроит ловушку! — крикнул Фьольвир.

— Знал.

Ответив, Унномтюр отвернулся к покачивающемуся в воздухе кровяному пузырю. Он достиг размера лошадиной головы, и тонкие нити, связывающие его с Хворвиком, втянулись внутрь.

— Знал. Предполагал. И потому рассчитывал наперед. — Унномтюр достал из рукава кошель с монетами. — И если бы мне случилось снова выбирать, тащить ли несчастного Хворвика с собой, я сделал бы это без раздумий. Пойми, арнасон. У нас нет времени кого-то жалеть или сомневаться в том, правильно ли мы поступаем. У меня есть задача. У тебя есть задача. И если мы с тобой вместо спасения мира начнем сокрушаться о Хворвике и всех остальных…

Он качнул головой. Пустое лицо сложилось в гримасу — кривая борозда усмешки «воткнулась» в морщины щеки, съехавшей на сторону вместе с носом.

— Тогда я не понимаю, кто мы, — сказал Фьольвир.

Унномтюр вздохнул.

— Ты — герой, я — посланник с толикой божественной силы. Мы с тобой оба не совсем подготовлены к нашим миссиям. Так бывает. И что нам теперь? Бросить все и удалиться? Или тебя задело сказанное макафиком?

Он выловил из кошеля серебряную монету и повертел ее перед глазами.

— Но если боги — такие, — сказал Фьольвир, запахиваясь в везинг, — то, может, не стоит их и спасать?

— Боги такие, какие есть. Других нет.

Унномтюр, чуть присев, подкинул монету вверх. Сверкнув, она влетела внутрь пузыря, и тот, словно в него добавили иной краски, пустил по окружности тонкий серебряный завиток. Унномтюр достал следующую монету, уже золотую.

— Мтаг, в сущности, правду говорил, — сказал он, пристраивая желтый кругляш на ногте большого пальца. — Но с правдой как, арнасон? Часто тебе рассказывают не всю правду. Вот сказал он, мол, Йорун такой и сякой, Стергрун — не лучше, Офнир — придурок не от мира сего, а про Хэнсуйерно и так всем известно, им детей пугают, он чудищ создает и макафиков пестует. Все это правда? Правда.

Пальцы щелкнули. Монета, вращаясь, канула в пузыре. Золотой завиток растянулся рядом с серебряным. Кровяной шар словно потяжелел, дрогнул и стал медленно опускаться к земле, но Унномтюр быстро протянул руки и, не касаясь оболочки ладонями, все же заставил его вновь подняться на уровень плеч.

— Но есть и другая правда, — сказал он, бросив взгляд на Фьольвира. — Разве те же Йорун, Стергрун, Офнир и Хэнсуйерно не помогают людям? Не внимают их просьбам? Не защищают от бедствий? Не посылают ваэнов и героев? Может они занимаются истреблением человечества? Нет.

В его пальцах появилась новая монета.

— Может они черпают силу из страданий людей? Тоже нет, арнасон. Есть ли у них цель обрушить мир во тьму?