Мария Чурсина - Последнее дело императрицы

Ещё одна дорога, по обе стороны от неё торчал кустарник, а в ветках запутались сухие лепестки и листья. Лепестки нежно-розовые, листья — серые от пыли. Тронь — и рассыплются. По этой дороге она могла бы дойти до имения, когда-то принадлежащего императорской семье. Там жил её дядя, изгнанный из столицы, правда, за год до переворота он исчез, но императрица его не искала.

Погиб? Вряд ли. Бежал — вот так вернее. Он-то всегда чуял опасность задолго до того, как темнело небо на горизонте.

Этель свернула в узкий переулок. Она и так рисковала, выходя из портала на окраине города, не хватало только попасться на глаза стражам порядка. Камни и ухабы — дороги в Малтиле оставались разбиты ещё той самой войной.

Сумка привычно тёрлась об бедро, Этель быстро шагала между глухих заборов и каменных стен. Ей нужно было успеть до темноты. Только Вселенский Разум знал, сколько продержится Эйрин.

Она случайно коснулась ветки кустарника, и ладонь пощекотало новой жизнью — новыми, набухающими почками.

- Радуешься, да? — прошипела она миру. — Ну, радуйся.

"Посмотрим, как ты запоёшь, когда я уведу отсюда Эйрин", — хотела она сказать.

"Уже недолго осталось", — вертелось на языке.

Но Этель не любила загадывать. Один раз она уже загадала, сказав Риану: "Ничего не случится". И этого было достаточно.

Старый дом на самой окраине города вынырнул из-за деревьев. Сухие виноградные лозы оплетали беседку и крыльцо, и аккуратно подметённая дорожка вела к самым ступенькам, на которых сидела серая кошка.

Этель хорошо помнила, когда целители ушли из столицы. Она тогда уже была в Лайозе, и Олав каждый вечер слушал новости. Она слушала с ним, глядя в окно на серое небо. В груди ещё кололо от каждого постороннего шума, от любых шагов на крыльце.

"Целители ушли из столицы". — Голос повествователя, как всегда, лился ровно и спокойно. Олав хмыкал, заявляя, что так и думал.

Так и знал. А Этель смотрела на серое небо.

Целители ушли, сказав, что не собираются больше вмешиваться в войну. Пусть новый правитель сам её ведёт, раз уж затеял. Тогда консул Маара, угробив своего верховного мага в стычке с императрицей, решил, что настала пора разойтись с бывшими союзниками в разные стороны. И прихватить с собой кусок империи побольше — пригодится ведь.

Потом целители ушли из всех крупных городов, а на их места явились знахари-самоучки, которые были не прочь нажиться на больных и несчастных простых жителях. Но некоторые целители всё же остались.

Мивин была из таких. В своё время её изгнали из касты за какие-то запретные способы лечения — Этель помнила это, потому что сама принимала участие в вынесении решения, но Мивин, казалось, даже не расстроилась, а поселилась на краю Малтиля, продолжая заниматься тем, чем и всегда. Может быть, по окраинам бывшей империи расселились и другие целители, которые не пожелали покидать насиженных мест, но Этель знала только о ней.

Она приблизилась к забору — кошка настороженно повела ушами и спрыгнула с крыльца. Серый хвост тут же скрылся под ступеньками, как будто и не было никакой кошки. Этель толкнула незапертую калитку и вошла.

В окне дома покачнулась светлая занавеска, словно кто-то отвёл её на секунду и тут же отступил. В сером вечере было видно, как где-то в глубине комнат горит желтоватый огонёк. На мгновение Этель захотелось протянуть к нему руки и отогреться.

Она поднялась по ступенькам — край плаща мазнул по растрескавшимся глиняным горшкам, в которые хозяйки любили сажать цветы, — и стукнула в дверь. Звук вышел сухим и кратким, словно птица в небе крикнула.

- Охраняешь? — спросила Этель у кошки, которая от любопытства высунулась из своего укрытия, и зелёные глаза таинственно поблёскивали в осенних сумерках.

Кошка спряталась, зато по ту сторону двери раздались шаги. Хлопнуло охранное заклинание, звякнул засов.

По ту сторону порога стояла невысокая полная женщина. Она смешливо щурилась, и огненный шар, который повис за её затылком, делал её причёску похожей на костёр из осенней травы. Бледно-русого цвета волосы топорщились во все стороны, не считая за помеху даже широкую повязку.

- Что случилось?

Этель откинула капюшон, демонстрируя мирные намерения, и взглядом встретилась со взглядом целительницы. Та её не узнала. Ещё бы, прошло столько времени, бывшая императрица изменилась.

- Нужна ваша помощь.

- Да. — То ли из-за тона Этель, то ли ещё из-за чего, но улыбка исчезла с лица хозяйки дома. — Я сейчас, только сумку соберу. Так что именно случилось?

Приглашающе кивнув, она скрылась в соседней комнате. Этель вошла внутрь дома и оказалась в небольшой прихожей. Когда огненный шар улетел, здесь стало совсем темно, и она могла рассмотреть только очертания предметов и ощутила запах — густой дух сухой травы.

- Трёхшаговый яд. — Этель прошла дальше, в дом, тёплый и душный. Причудливо переплетённые стебли высушенных цветов украшали здесь стены и мебель, а под ногами шуршал цветастый коврик.

Кошка, невесть когда просочившаяся через дверь, потёрлась боком о ногу Этель и тут же скрылась в тёмном углу.

- Трёхшаговый? — Мивин показалась из-за двери, растрёпанная ещё сильнее, чем мгновение назад, и с пузырьком тёмного стекла в руках. — Я думала, его только эти… наёмные убийцы применяют.

Этель пожала плечами, понимая, что её комментарии вряд ли помогут вылечить Эйрин. Она спиной прижалась к дверному косяку, только сейчас понимая, как устала, как ноют ноги, и гудит в голове. Пальцы выстукивали нервную дробь по деревянной панели — сами собой. Раньше Этель умела контролировать себя и всегда пресекала нервные, лишние действия, а теперь сил на это не хватало.

- Тут идти-то далеко? — Целительница появилась снова. Она натягивала просторную куртку и никак не могла попасть в рукав.

- Чрезвычайно близко, — вздохнула Этель, в мыслях снова вызывая образ неухоженного дома на окраине Морейна. Портал нужно было поставить как можно точнее, чтобы любопытные соседи не доложили солдатам о странном свечении в заброшенном саду.

Время капало медленно — остатками дождя с ложбинки в старой крыше на опавшие листья, — и Этель кожей ощущала каждую каплю. Она знала — время уходит.

- Тогда пойдём быстрее. — Мивин докладывала в сумку какие-то свёртки, металась по комнате и гремела ящиками в шкафу. Казалось, что запахов в доме поприбавилось, хоть в общей гамме отдельные ноты было уже не различить.

Испуганная суетой кошка забилась в угол под звериную шкуру, свисающую со стены, и блестела оттуда глазами. Этель думала о дочери, оставшейся на холодных простынях чужой кровати. О темноте в глазах Эйрин. О том, как она произнесла одно только слово: "Мама", — и во рту Этель стало солоно от проглоченных слёз.