Гарри Тёртлдав - Император Крисп

Вместе с обозом путешествовала и та часть армии, которая не принимала непосредственного участия в сражениях.

Жрецы-целители в синих рясах восседали на мулах, время от времени пуская их с шага на рысь, чтобы поспеть за длинноногими лошадьми. Немногочисленные купцы с дорогими товарами для офицеров, которым они были по карману, предпочитали ехать в колясках, а не в седле. Так же поступали и некоторые из женщин легкого поведения, которых притягивает любая армия, хотя остальные ехали верхом, не уступая апломбом любому мужчине.

Кое-кто из куртизанок одаривал Фостия профессиональной улыбкой.

Он к этому привык и ничуть не удивлялся. В конце концов он молод, занимает неплохое положение, едет не на кляче и богато одет. И раз уж женщина от отчаяния или по собственному желанию торгует своим телом, то вполне логично видит в нем клиента.

Однако покупать таких женщин… это не для него, а для братьев.

И тут одна из женщин не только помахала ему рукой, но еще и улыбнулась и выкрикнула его имя. Он уже собрался было проигнорировать ее, как и остальных, но что-то в ее внешности — наверное, необычное сочетание сливочно-белой кожи и жгуче-черных волос — показалось ему знакомым. Он пригляделся внимательнее, и… едва не наехал на придорожный валун. Фостий узнал Оливрию и сразу вспомнил ее обнаженную и распростертую на кровати в подземном помещении где-то под столицей.

Его лицо мгновенно вспыхнуло. Интересно, чего она от него ждет? Что он подъедет и спросит, как шли ее дела с тех пор, как она оделась? Возможно, и так — Оливрия все еще махала ему.

Фостий отвернулся и, глядя прямо перед собой, ударил лошадь пятками, пустив ее быстрым галопом и желая как можно быстрее оставить за спиной обоз и столичную шлюху.

Приближаясь к Криспу, он лихорадочно размышлял. Кстати, что вообще здесь делает Оливрия? Единственный ответ — шпионит для Дигена. И как оказалась здесь?

Ухитрилась пробраться на один из кораблей императорской армии? А если нет, то проделала весь путь по суше с такой скоростью, что потягаться с ней смогли бы разве что курьеры.

Фостия терзали сомнения. Нужно ли рассказать о ней отцу? Ведь она, несомненно, одна из тех личностей, что так встревожили Криспа. Но разве отец поверит, что Фостий может что-то о ней знать — ведь она наверняка фанасиотка? У него не имелось причины ее выдавать, он ничего бы от этого не выиграл для себя.

Крисп ехал во главе армии. Фостий приблизился и пересказал ему оба послания Ноэтия. Услышав второе, Крисп рассмеялся:

— Он воистину старый лис, клянусь благим богом. Однако я не справился бы со своими обязанностями, если бы не отдал ему этот приказ, — серьезно добавил он. — Это урок, который ты должен запомнить, сын: Автократор не имеет права полагаться на то, что все будет делаться само собой. Он обязан обеспечить это сам.

— Да, отец, — отозвался Фостий, надеясь, что голос его звучит по-деловому.

Он знал, что Крисп живет по собственным принципам.

Его отец подарил империи Видесс два десятилетия стабильного правления, но стал при этом раздражительным, вспыльчивым и подозрительным.

А заодно приобрел пугающее умение угадывать мысли Фостия.

— Ты, конечно, думаешь, что станешь делать все иначе, как только усядешься на трон. Тогда запомни, что я тебе скажу, парень: есть два пути — мой и Анфима. И будет лучше, если ты взвалишь ношу правления на свои плечи, чем позволишь ей свалиться на империю.

— Ты уже говорил это, и не раз, — согласился Фостий, подразумевая, что слышал эти слова не меньше тысячи раз.

Уловив в его голосе смирение, Крисп вздохнул и обратил внимание на дорогу.

Фостий уже собрался было продолжить спор, но передумал. Он хотел выдвинуть другой вариант правления: небольшую группу доверенных советников, способную снять с Автократора достаточную часть ошеломляюще тяжкого административного груза.

Но не успев заговорить, он вспомнил своих фальшивых друзей и подхалимов, с которыми уже пришлось расстаться, потому что они стремились использовать его в собственных интересах. То, что советнику можно доверять, вовсе не означает, что он не станет продажным или корыстным.

Он дернул поводья; лошадь обиженно фыркнула, когда Фостий отвернул ее голову от головы отцовского коня. Но Фостий всегда раздражался, когда ему приходилось признавать правоту отца. И если он отъедет в сторону, ему никому не придется уступать — ни отцу, ни себе.

К концу дня имперская армия отошла от побережья достаточно далеко, и закат оказался для Фостия весьма непривычным зрелищем. Окруженный со всем сторон сушей, он ощущал себя словно в заточении, лишившись привычного для столичного жителя морского простора. Даже звуки показались ему странными: неизвестные в столице ночные птицы объявляли о своем присутствии трелями и странными рокочущими звуками.

Шатер Криспа, хотя и матерчатый, а не каменный, максимально воспроизводил великолепие императорского дворца. От факелов и костров было светло как днем; обычных просителей сменил поток входящих и выходящих офицеров. Так же, как и в городе, кто-то выходил хмурый, кто-то довольный.

Опять-таки, у Фостия не оказалось другого выбора, кроме как устраиваться на ночь в неуютной для него близости от отца. И вновь, как и в столице, он решил отыскать себе местечко как можно дальше от него. Слуги, которым поручили установить его шатер, не стали удивленно поднимать брови, когда он приказал разместить его сзади за большим и величественным шатром Криспа и как можно дальше сбоку от него.

Фостий поужинал из одного котла с халогаями возле шатра Криспа. Здесь он не рисковал наткнуться на отца: во время кампаний Крисп по привычке столовался вместе с простыми солдатами, так что он наверняка стоял сейчас где-нибудь в очереди к котлу с миской и ложкой в руках, словно рядовой кавалерист.

Он вряд ли остался бы доволен ужином своих телохранителей, если бы попробовал в тот вечер их еду — она имела резкий горьковатый привкус, от которого у Фостия даже сводило язык.

Халогаям он понравился не больше, и они, не сдерживаясь, заговорили о достойном возмездии.

— Ежели повар и завтра подсунет нам такую дрянь, мы порубим его на куски и бросим в котел, — сказал один из них. Остальные северяне кивнули, причем настолько серьезно, что Фостий, который сперва улыбнулся, стал гадать — может, халогаи и не шутят вовсе?

Не успел он доесть ужин, как кишки его завязались узлом, а желудок свело судорогой. Фостий сломя голову помчался к отхожему месту и едва успел задрать тунику и присесть над узкой канавой, как из него шумно извергся обед. Наморщив из-за вони нос, он выпрямился на подгибающиеся от внезапной слабости ногах. В паре шагов от него уже сидел на корточках халогай, через несколько секунд прибежал второй, но ему повезло меньше.