Рэндалл Фрайер - Спасибо, Mоpфей…

Анна прошла вглубь и повесила свою сумочку на стенд, который предназначался для «сборки» комикса.

— Ты всегда так одеваешься? — поинтересовался я, оглядываясь.

— Только на работе, — откликнулась она не задумываясь, совершенно не смущенная (и не возмущенная, что немаловажно) бестактным вопросом.

Возможно, это было всего лишь руководящее указание братьев Грин — не раздражать художника, которого собираются использовать исключительно в мирных целях, а именно — для доставания зеленых купюр из кошельков мам и пап, озабоченных коллекциями комиксов для своих детей. Но я не увидел на ее лице никакого насилия над собой, что обычно очень хорошо заметно.

— Ты так и будешь здесь гулять, словно на экскурсии? Меня вышибут, если я не начну осваивать этот твой… стиль, которого нет.

Она села на один из удобных стульев, приобретенных «Комик Бардс» еще в самом начале своей деятельности, и стала непонятно зачем заплетать косу.

— Брось, — сказал я, раздумывая, с чего начать занятие по копированию самого себя, — тебе и так идет.

— Спасибо.

И Анна продолжила заплетать косу.

— Ладно, — я сел рядом с ней, за столом, ящики которого были до отказа забиты карандашами и бумагой. — Понимаешь ли, Анна, у меня действительно нет стиля… То есть, конечно же, я придерживаюсь определенных форм и, скажем, последовательностей, но я никогда не смогу объяснить тебе, что и как я рисую. Это просто не имеет смысла, хотя мои знания — на уровне самоучки. Ты бы стала просить Пикассо научить тебя рисовать?

Я тщил себя надеждой, что то, что я заметил мелькающим в ее глазах, было пониманием. Но я, видимо, ошибался.

— Ты же не Пикассо.

— Именно! Но даже Пикассо не смог бы сделать этого — научить кого-то рисовать такие же картины. Все самые удачные подделки появляются в результате простого анализа его работ. В нашем случае, максимум, что ты можешь делать — попытаться скопировать меня самостоятельно.

— Ну… — промолвила она, сомневаясь, — я, конечно, не первый день рисую…

В этот момент я проклял братьев Грин, которые решили учудить подобное мероприятие. Правда, потом я вспомнил, что впереди еще ученики. Неплохо было бы отделаться от них, научив Анну «своему стилю»… Дальше пусть она их учит! Видимо, подсознательно я все еще пытался решить вопрос с нижним бельем, потому что она вдруг спросила:

— Ты долго еще будешь просвечивать меня взглядом?

Нет, она не возмущалась, просто спрашивала, как будто бы интересуясь прогнозом погоды на завтра. Я все-таки спросил.

— Только на работе, — повторила она, завороженно глядя на меня.

Значит, дома не носит. Неплохо. Но дело принимало ненужный оборот, простое желание узнать, носит ли девушка нижнее белье, могло привести к иным, нежели обсуждение комиксов, разговорам.

Я поднялся и дойдя до двери закрыл ее. Ни к чему будет, если кто-то ненароком услышит наш разговор. Я сказал себе, что это только «для надежности», хотя не понимал еще, было ли это действительно так.

— Итак, — сказал я, возвращаясь. — Я начну рисовать, а ты будешь смотреть. Если какие-то моменты будут вызывать сомнение — спроси. Потом нарисуешь что-нибудь сама.

— Хорошо, — ответила Анна, оживая.

«Проехали?» — спросил я себя.

Достав из ящика несколько листов бумаги, я принялся делать набросок, забыв на несколько минут о своей ученице. Не могу иначе. Я знал, что рисую. Знал заранее, какой должна быть картинка.

— Ну, что скажешь? — я подвинул лист с наброском Анне.

— Кто это? — она пожала плечами. — Ты придумал новую историю?

Я закрыл глаза, чтобы не сказать лишнего. Хорошо, что никого из братьев нет, а они бы могли захотеть поприсутствовать на этих занятиях.

— Ладно. Смотри, — я указал на человека, который сидел за столом.

Пока что, это был только набросок, но достаточно полный, чтобы уловить общую идею.

Человек был одет по средневековой моде, а рядом с ним стоял еще один — неприметный пухлый человечек с лицом, искаженным ужасом. Судя по обстановке, дело происходило в каком-то баре.

— Ты рисуешь людей по стандарту, — она была разочарована.

— Ну да, — подтвердил я, — я же сказал, что у меня нет своего стиля.

— Но тот комикс, который ты сделал, расходится миллионными тиражами!

Этого она явно не могла понять. Как и я сам.

— Главное не исполнение, главное — идея. Это же не книга…

Она кивнула, хотя я ясно видел, что она не верит. Надеялась, что я поделюсь производственным секретом, который до сей поры скрывал от всех.

— Ну и что это будет?

— Не знаю, — я повторил набросок с разными позами толстячка, который, по всей видимости, был владельцем заведения, и посетителя, который владел грозного вида мечом.

Анна вскочила с места и стала ходить по студии, расплетая косу. Видимо, так она давала выход напряжению. Ха, понятное дело — ей не очень хочется потерять это место. Все хотят дружить с «Комик Бардс».

Мне стало ее жаль. Мне-то нечего бояться в любом случае — братья Грин скоро меня за третьего брата будут держать.

— Энн, — вернись пожалуйста, — сказал я, специально произнося ее имя на американский манер.

И она вернулась, послушно села рядом.

— Ты не знаешь, о чем комикс? Но это абсурд! Как ты будешь рисовать продолжение?

Но я знал. Не все, а лишь часть того, что случится с главным героем. И тогда на бумаге появились черные личности с красными глазами — теперь я использовал цвет, чтобы придать рисунку определенность.

В тот день Анна еще долго допрашивала меня, но ничего мы с ней не добились. Робкие попытки продолжить сюжет не увенчались успехом — его не было. Сюжета просто не существовало.

Когда боль приходит в побежденное тело, ее еще можно стерпеть, пусть даже дорогой ценой, но если вместе с болью приходит позор… Это намного больней. До сей поры только несколько человек осмелились победить меня. Но позже… набравшись сил, я мстил им всем. Не потому, что во мне просыпалась гордость, а просто — так должно быть, иначе никто больше не наймет трусливого воина.

Голова разламывается на части, я пытаюсь открыть глаза, преодолев боль. Мне это почти удается и через маленькие щелочки я вижу туманный горизонт водной глади. Это не галлюцинация. Я начинаю ощущать легкую качку.

Должно быть, Кельт Оберхейм теперь уже очень далеко, а судно, на котором я нахожусь, увозит меня по водам залива Медуз… в направлении другого берега, который принадлежит Кельту Гард. Оберхейм и Гард — города-братья, как были братьями их основатели.

Я прав, ибо ближайшее море находится очень далеко, до него сотни километров.