Марианна Алферова - Поглощение

— И не подумаю, — ответил Ситмах. — Берите Гнейса взамен.

— Но без лошади, — опять заржал Макс.

Гнейс посмотрел на него с ненавистью и отошел подальше от прекрасной блондинки и ее брата.

Глаза Алисы сузились, превратились в две узкие щелки.

— Ну ладно, дорогие дружки, я вам припомню, как вы выгнали женщину, бросили на произвол судьбы… Поехали, — обратилась она к своему брату.

Тот, колеблясь, осторожно сделал шаг в сторону Ситмаха.

— А нельзя ли… — начал он, но Гнейс вдруг истошно завопил: — Нет!

Когда машина уехала, осела пыль на дороге, смолкла сирена хромосенсора, а на экране его загорелась прежняя, радующая глаз зеленая шестерка, Алекс заметил, что к стоящим на дороге присоединились еще двое мужчина лет сорока, коротко остриженный, с обожженной, шелушащейся кожей на лице и руках, и женщина, такая же немолодая и бесцветная, как он.

— А, Родион, — усмехнулся Ситмах. — Ты, я смотрю, наконец проснулся, Да, — ответил тот и притворно зевнул, — Устал вчера очень.

— Поразительно, — засмеялся Макс, — его не разбудила даже сирена…

Женщина смотрела равнодушно, а Родион натянуто улыбался.

Алекс никогда прежде не ездил верхом. Машины, поезда, самолеты — все вдруг оказалось в прошлом, засыпанное землей и пылью, и ржавчина уничтожила неутомимые тела созданных человеком машин. А к человеку, прежде всемогущему, вернулась лошадь, косматая, неторопливая, с понимающими печальными глазами.

Алекс опасался, что лошадь начнет брыкаться и сбросит его.

Но старая кляча встала и не желала никуда идти, изредка лишь переступала с ноги на ногу. Ситмах подъехал и привязал повод лошади Алекса к своему седлу. Конь под Ситмахом был красивый — высокий, длинноногий и диковатый. Когда-то он был гордостью конного завода…

Всадники ехали друг за другом. Шаг, шаг, еще шаг… Седло — удобное и мягкое, удивительно смотреть на мир с его высоты — это тебе не автомобиль.

Едущий сзади Родион то и дело догонял Алекса — конь его тяжело вздыхал и фыркал в спину мальчишке.

Опередив остальных шагов на двадцать, ехал Макс.

Хомосенсор висел у него на шее.

Низкорослый кустарник поднимался на заброшенных полях, что тянулись по обеим сторонам дороги. Порой он сменялся камышами и осокой — наступали болота. Деревья еще не успели сюда добраться.

Но скоро появятся и они. Неожиданно на дорогу выскочил заяц и понесся вперед. Ситмах сдернул с плеча ружье, но стрелять не стал — позволил косому шмыгнуть в кусты.

— Зверье процветает, — заметил Родион.

Растения пробивались сквозь трещины в асфальте, корни поднимали целые пласты. Жизнь наступала на человека. Земля наступала.

Вдали показался лес. Зеленые и желтые кроны, темные стволы.

Макс первым подъехал к опушке.

Неожиданно деревья качнулись как пьяные, и повалились друг на друга, в листве замелькали светлые пятна серого неба. Тяжкий вздох пронесся над полем, а следом испуганно закричали птицы.

— Обвал… — ахнул Гнейс и нервно дернул поводья, пытаясь повернуть лошадь.

Ситмах остановился, встала и лошадь Алекса.

Ситмах вслушивался, но не в звуки — ловил само дыхание Земли, ее дрожь, колебание почвы, что другим еще не ощущалось. Гнедой конь под ним тревожился, всхрапывал, дергал шеей и отступал назад.

Так же, шаг в шаг, отступала и лошадь Алекса.

— Локальное Поглощение, — заметил Ситмах.

Остальные молчали. Лишь Родион нехотя кивнул, соглашаясь.

— Попробуем откопать?

— Что? — переспросил Гнейс.

— Кого… — поправил Ситмах. — Макса, конечно…

— Ты что, туда полезешь? — Гнейс мотнул головой в сторону обвала и недоверчиво усмехнулся.

Ситмах не стал отвечать ему, хлестнул коня, тот рванулся, повод натянулся, и лошадь Алекса припустила рысью. Алекса подкинуло в седле раз, другой… Он никак не мог попасть в такт, ноги выскакивали из стремян, а сам он летел по воздуху, изредка соприкасаясь со своим седлом, и всегда болезненно.

Наконец, конь Ситмаха перешел на шаг, тут же образумилась и лошадь Алекса. Мальчишка полулежал на шее своего «скакуна», вцепившись в гриву двумя руками, радуясь, что вновь едет шагом, и одновременно желая, чтобы «бешеная» скачка повторилась вновь.

Тут перед людьми открылся провал. Посреди ровной блеклой зелени образовался котлован метров двадцать в диаметре и метра два глубиной. Земля осела, все перемешалось — и песок и дерн; стволы сосен криво торчали среди рыхлой почвы. Алекс таких обвалов видел множество за последние два года. Только впервые встретил человека, который хотел копать в котловане.

А Ситмах спрыгнул на землю, достал из объемистого мешка лопату и веревки.

— Подержи поводья, — приказал он Алексу. — Да слезь с лошади, увалень!

Алекс спрыгнул вниз, но неудачно — одна нога застряла в стремени и он едва не упал. Тут же получил оплеуху, да такую, что искры посыпались из глаз.

— Кто ж так спрыгивает, идиот?! Жить надоело?

Так, зажмурившись, он и принял из рук Ситмаха поводья. Когда он открыл глаза, Ситмах был уже внизу и брел, проваливаясь по колено в рыхлый грунт. За ним змеею тянулась веревка страховки, пропущенная через карабин на поясе.

Родион стоял рядом с Алексом. Замешкавшись со своим снаряжением, он боязливо поглядывал через плечо — в обвал. Лезть вниз ему не хотелось.

Ситмах остановился. Чувство, шестое или седьмое — неизвестно подсказывало ему, что Макс погребен именно здесь. Ситмах всадил лопату в песок, затем оглянулся и крикнул: — Заснули вы там, что ли?

— Слышишь, шеф зовет, — насмешливо сказал Гнейс.

Он все еще сидел на лошади и не собирался слезать. Ну что же ты, никак боишься, Родион?

Родион вздохнул и как был, без страховки, вооружившись одной лишь лопатой, спрыгнул в котлован.

— Шефа боится больше Поглощения, — хихикнул Гнейс.

Ситмах копал, как заведенный. Свитер на его спине вымок, он сбросил его, и теперь кожа блестела от пота, будто смазанная маслом. Родион добрался до него, и они стали копать вдвоем.

Был полдень. Солнце силилось прорваться сквозь серую кашу облаков. Неожиданно просочился луч, ослепил. Алекс зажмурился.

Солнце! Может, все это кончится так же внезапно, как и началось?

Порыв ветра заставил парнишку вздрогнуть. Земля качнулась едва приметно… Или показалось?

Кони занервничали, стали переступать с ноги на ногу, трясти гривами. Позвякивали удила.

Жена Родиона подошла к самому краю обрыва.

Поначалу она смотрела молча, потом что-то прошептала и, наконец, закричала: — Чего вы там? Зачем?! Назад! Скорее! — она махала руками, и крик ее уносил ветер. — Провалитесь, дураки, провалитесь, — причитала она.