Анна Котова - Где ты, Нимуэ?

Просвечивают сквозь зелень холмов, сквозь ветви кустарников, проступают на сером небе фигурки людей и коней. Знамена, вспышки солнца на лезвиях мечей, воины сшибаются, падают, кони взвиваются на дыбы и падают тоже, кровь неправдоподобно ярка в этой призрачной картине, а звуков нет — по-прежнему неумолчное журчание ручья и вскрик ястреба, да кузнечики зазвенели, набирает силу их трескотня, все громче, громче, громче, оглушающе… в глазах темнеет, я падаю в траву. …и озеро плачет Вместе с тобой — об утраченном и позабытом.

Озеро ждет, но не помнит, не помнят и люди, Только одни мы с тобой ничего не забыли… …что это было? Я переворачиваюсь на спину и смотрю в небо. Оно выше и синее, тучи расползлись, теперь белые барашки стройными рядами катятся к зениту, и вместо ястреба — жаворонок. Солнечный луч тычется мне в лицо, и я вспоминаю: это что-то значит, что-то очень хорошее. Я подношу руку к лицу, хочу заслонить глаза — и вижу чужие пальцы, тонкие, сухие, жесткие, унизанные тяжелыми золотыми перстнями. Я сажусь рывком, трясу головой. Длинные полуседые волосы падают мне на щеки. Кто я? О Крылатый, я ничего не понимаю, ничего не помню, зачем я здесь, чего я хотел, чего добивался, зачем жил?

А я жил?

Я смотрю на свои руки, не узнавая их. Я разглядываю непривычную одежду, понимая, что, кажется, она правильная, но от этого не легче.

И снова всплывает все то же имя. Нимуэ, я должен найти тебя. Только ты… Конечно, как я мог забыть? Говорят, она повинна в его гибели. Но он жив, я знаю. Значит, ей известно, что случилось, а главное — как вернуть его в этот несчастный мир. Если он будет с нами, есть надежда для всех. Без него — надежды мало. Пропадем мы без него.

Я встаю, отряхиваю серые штаны из грубой домотканой холстины, одергиваю шерстяную рубаху, заплетаю в косу длинные, жесткие серые волосы и иду — куда? На звон ручья, на песню жаворонка, на стрекот кузнечиков.

Я ищу Нимуэ. …Выйди ко мне, я зову тебя годы и годы.

Выйди, скажи, что еще не погибла надежда…

Внезапно я вспоминаю — зачем. Гудение армад железных драконов в изорванном сполохами взрывов небе. Тяжелый смрадный дым над руинами огромных каменных городов. Трупы, трупы… гигантский огненный столб поперек горизонта, и катящийся от него вал земли, пыли и обломков, — и всюду смерть, смерть, смерть… это будет. Это было в параллельных и перпендикулярных мирах, и будет в мире, закрученном спиралью… если он не вернется.

Если вернется — он сможет предотвратить.

Я отчаянно надеюсь на это.

…но ему не вернуться самому. Его сон заколдован, он спит и видит вещие сны, но не в силах проснуться. Он стонет, ворочаясь на ложе, застланном красным шелком с золотым драконом, вышивка потускнела за минувшие столетия, веки его вздрагивают, но не могут подняться, и я не вижу глаз, как не увидел глаз той девушки из видения, в невообразимо далеком сне.

А она рядом, я чувствую это. Она совсем близко, и как только я увижу ее — сразу узнаю.

Я расставил ловушки по всем мирам. Я заманиваю в мое логово всех, кто способен услышать мой безмолвный зов, и они приходят. Странные, непонятые, сумасшедшие и фантазеры, шизофреники и фрики, мечтатели и настоящие волшебники, и только Нимуэ не отзывается на мой шепот.

Узкая ладонь на моей щеке. Серые глаза смотрят нежно и сочувственно.

— Как тебя зовут?

— Талиесин.

— Здравствуй.

Она приподнимается на цыпочки и целует меня в щеку. Потом поворачивается, чтобы уйти.

Я хочу идти за ней — но мир стремительно тускнеет, рассыпается, исчезают деревенский дом и огород, голову пронзает острая боль, и я прихожу в себя, стукнувшись лбом о полированную крышку письменного стола.

Портрет Петровича со стены ехидно ухмыляется в усы. Я встаю и нажимаю кнопку на электрическом чайнике. Что-то расклеился сегодня, погода, что ли, такая? Вода журчит, наливаясь в чашку, смачивая квадратный бумажный пакетик, и крошечные пузырьки воздуха всплывают на поверхность, а кипяток постепенно приобретает красивый теплый коричневый оттенок, и запах настоящего чая проясняет замутненную голову.

Я смотрел с ней в ее мир, потом мне стало плохо, а пока я приходил в себя, она ушла.

Удивительная, необыкновенная, но не та, кого я ищу.

Я подношу к лицу руку и не узнаю ее. Перстни на пальцах… что-то было странное… я ощупываю волосы — почему-то ожидал обнаружить длинные, но нет, я по-прежнему коротко и ровно острижен. В моем деле представительность немаловажна, а в респектабельный образ входит и респектабельная стрижка.

Я прихлебываю чай, пытаясь осмыслить, что же из себя представляет Асита.

Из прихожей раздается скрип двери и шаги.

Отставив чашку, сосредотачиваюсь.

Она входит решительным шагом, бегло оглядывает прихожую, отодвигает портьеру.

— Здравствуй, Талиесин. Ты искал меня — я пришла.

Она мало изменилась за прошедшие века… Только стала немного старше. Женственна, прекрасна, мягка — и тверда, как скала, изнутри. Не зря он учил ее — и не зря любил. Она единственная на все миры — такая.

Она взглядывает на портрет, и у нее перехватывает дыхание.

— Кто это? — отрывисто спрашивает она.

— Мой друг, — отвечаю я честно. Ей бесполезно пускать пыль в глаза.

Она молчит, всматриваясь, и наконец произносит:

— Похож. Очень. Мне даже показалось поначалу, что это и вправду Мерлин.

Я звал тебя тысячу лет. Я ждал тебя тысячу лет. Почему ты услышала меня только сегодня? Позже я подумаю об этом — и, может быть, даже пойму. А сейчас — сейчас я вижу, как моя еле живая надежда встряхивается, поднимается с пола и расправляет крылышки.

Ну вот и все. Я закрываю контору. В ней больше нет нужды.

Я нашел Нимуэ.

Асита… Галя… Как жаль, что это не ты.

Через улицу в темной подворотне девушка в кургузой курточке ловким щелчком отправила недокуренную сигарету в урну и пошла в осеннюю морось, улыбаясь своим мыслям.

Шагов через десять она растворилась в воздухе, и никто этого не заметил.

Плохая погода.