Игорь Ковальчук - Бессмертные

Видеофон затрезвонил чуть позже, чем она ждала, и экран над клавишами остался таким же матовым, как и был — значит, что-то срочное. Некогда друг на друга любоваться. Реневера сняла трубку.

— Да?

— Привет, Рена.

— Дэвен? Ну? Что? — Она покосилась в сторону коридора. Мужа не было видно; наверное, он в кухне и не услышит разговора.

— Сегодня отправляемся.

— Ладно. Я подъеду… Мир-то, кстати, как называется? Тот, куда мы отправляемся?

— Забыла, что ли? Провал.

— Тоже мне название…

— Я жду, — сказал Дэвен и повесил трубку. Молодая женщина поднялась, достала из шкафа куртку и перевязь для оружия. Наклонилась к мужу, чмокнула в щеку. Поцелуй у нее получился безразличный — мыслями Реневера уже была в пути.

— Пока.

Гайтер смотрел на нее с сердитой грустью.

— А может, все-таки не поедешь? — Но уже и сам видел, что спорить бессмысленно, а переспорить — немыслимо.

— Поеду.

— Береги себя.

— Господи, да что со мной может случиться? Ну поберегу, поберегу.

Глава 1

Как пару лет назад обмолвился один шутник (сделал он это в присутствии правителя, за что и потерял голову), родиться в Провале — все равно что выпить залпом стакан спирта: и противно, и ничего уже не поделаешь, жди последствий. Порой, в минуты особенной тоски, Моргана была готова с ним согласиться. Она ненавидела мир, в котором родилась и выросла. Депрессия часто настигала ее, и длилась бы непрерывно, если б она не старалась пореже попадаться на глаза людям и в первую очередь отцу. Ибо, хотя она была одной из младших дочерей правителя, жизнь ей это не упрощало. Скорее наоборот.

Одеваясь к торжественному ужину по случаю какой-то государственной годовщины, она боялась взглянуть на себя в зеркало. Платье ей не шло, поясок из фигурных золотых звеньев не сходился на талии… Говоря по совести, талии у Морганы не было. Назвать ее дурнушкой — значит почти ничего не сказать. Болезненная полнота уродовала ее, и ничего с ней нельзя было поделать — ни изнурительные упражнения, ни долгое голодание не помогали, и девушка давно махнула рукой на свою внешность. И все бы ничего, но при дворе ей ни на миг не позволяли за быть о своей беде, преследовали насмешками, никогда не упускали случая уколоть, поиздеваться. Со временем она почти привыкла к подобному обращению со стороны любого, начиная от отца и заканчивая последним мальчишкой на посылках. Только украдкой лила слезы и пряталась в темных закоулках.

Даже комнатушка у нее была маленькая, слишком скромная и тесная для принцессы. Впритык к большому зеркалу стоял пуфик, на котором Моргана помещалась с большим трудом, у стены узкая кровать без балдахина, рядом, под окном — столик, и всюду, где только можно — книги. Отец не одобрял увлечения дочери чтением, и она пряталась от него еще и поэтому. И теперь, одеваясь к ужину, больше всего ей хотелось остаться в своей комнате.

— Моргана! — позвал снаружи знакомый голос. Чья-то твердая рука тронула ручку, нажала, и в приоткрывшуюся дверь заглянул брат Морганы, Руин.

Он был на десять лет старше сестры, и по внешности — полная ее противоположность. Статный, гибкий, подвижный, как пантера, он двигался бесшумно и стремительно и был так красив, что у женщин, смотревших на него, перехватывало дыхание. А представители сильной половины человечества могли только завидовать его уверенности в себе и умению одеться. Даже в самой простой одежде он казался таким изящным, каким обычный мужчина может выглядеть лишь в самом хорошем, самом дорогом костюме. На общее впечатление совершенства работали и его манера одеваться, и умение держаться, и тысяча искусно подобранных мелочей.

— Ты готова? — спросил он, входя в ее комнатушку. Он был одет во все черное, лишь с несколькими серебряными украшениями. Длинные черные волосы были завязаны в самый обычный «хвост». На его плечи был наброшен плащ с отогнутым лепестками широким воротником — должно быть, принц зачем-то выходил во двор. Моргана никогда не завидовала красоте брата, которая ему, как мужчине, казалось, не так уж и нужна, но теперь разница в их внешности поразила девушку и она не выдержала. Ее глаза мгновенно налились слезами.

— Я… Не знаю. — Глаза принцессы покраснели, а губы — бесцветные и бесформенные — изогнулись в страдальческой гримаске. — Господи, Руин, ну как же я в таком виде… Я… Я не хочу показываться на людях. Я такая уродина… Это невозможно…

Раз проложив путь, поток слез никак не иссякал. Она рыдала, прижимаясь к груди брата, которого обожала, потому что он всегда любил и защищал ее, стыдилась, что ведет себя так недостойно, но ничего не могла поделать. Все унижения, вся безнадежность ее положения, вся безрадостность существования вылились в слезах. Он гладил ее по волосам и шептал что-то успокаивающее.

— Тише, — сказал он, когда всхлипывания стали едва слышны. — Вот, возьми платок. Вытри глаза. Ты прекрасно знаешь, что не можешь не пойти на ужин. Не надо давать отцу лишний повод для недовольства. Тем более что он сам, скорее всего, останется в своих покоях.

— Правда? — Моргана подняла на брата просиявшие глаза. Из-за расплывшейся фигуры и одутловатого лица окружающие не обращали внимания на дивную прелесть ее взгляда, чарующую красоту глаз настоящего Божьего чуда. — Почему ты так решил?

— У него новая игрушка. Может, слышала? Очередная пленница.

— Да, что-то такое говорили. Какая-то девушка. Она из другого мира, правда?

— Именно, из другого мира. К тому же еще обладающая магией. И, говорят, красивая.

— Бедняжка, — пожалела принцесса незнакомую пленницу. Собственные горести ненадолго отошли на второй план. Что по большому счету отец мог сделать с ней? Ну посмеяться, поиздеваться, ну обругать, ну, самое худшее, избить или выдать замуж. С пленницей и, кроме того, иномирянкой, можно делать что угодно. И держать ответ не перед кем. — Но тогда, если отца не будет, моего отсутствия никто не заметит.

— Заметят, Моргана. Не спорь. Ты пойдешь. Робкая и пугливая, девушка никогда не решилась бы нарушить приказ отца или брата. Но — по разным причинам. Отца она боялась, а брата — уважала и любила. Кроме того, в Провале не было принято, чтоб женщина спорила с мужчиной. Принцесса со вздохом кивнула и еще раз с отвращением взглянула в зеркало. Брат повернул ее к себе, поправил складки одежды, снял поясок и надел ей на шею тонкую витую цепочку, которую отыскал в шкатулке на столе. Моргана не спорила. В глубине души она надеялась, что, может быть, усилия брата помогут ей стать хоть чуть-чуть привлекательнее.

Но подумала об этом лишь мельком, ибо сама не верила в успех. Ее настроение улучшилось оттого, что брат все же заглянул к ней.