Олаф Бьорн Локнит - Подземный огонь

Ознакомительный фрагмент

– Эйв! Я знаю, что ты там! Тебя отец зовет! Ну слезай! – Лив аж скачет на месте. Вроде бы не врет. С нашим отцом шутки плохи – что для меня, что для Гадючек. Слезаю я нарочно не торопясь – пусть помучается. Ее же любопытство так и распирает – что я на скале делал? А ничего! На горы смотрел, вот и все.

– Отец сказал, чтобы ты к нему сразу пришел, – трещит как сорока Лив, когда я спускаюсь на тропинку. – А еще он сказал, что ты лоботряс и…

– А я сказал, что сейчас кое-кому косицы подрежу, – если эта девчонка сейчас же не замолчит, я суну ее головой в ближайший сугроб. Лив на миг примолкла, соображая, стоит ли продолжать дразнить мрачного старшего брата. Решила, что лучше не рисковать, и дальше пошла молча, сердито надув губы и не смотря в мою сторону. Да пожалуйста. Другой на моем месте давно бы затолкал Гадючек в один большой мешок, завязал покрепче и выкинул в реку. А я ни одну из сестер и пальцем никогда не тронул! Даже за косички прежде не дергал, хоть и грозил не раз. Сестренки, как-никак…

Наш дом стоит в отдалении от всех, возле небольшой речной заводи. Это потому, что мой отец держит кузницу. Ремесло и кузня передаются с времен прадеда, обосновавшегося в Райте, когда она была еще невеликим хутором на три двора. Произошло это очень давно, почти сто лет назад, и мы по праву считаемся старожилами.

Прадеда звали так же, как и меня. Я его совсем не помню, а жаль. Как рассказывает отец, прадед поклялся не умирать, пока не увидит первого правнука. Он дожил до моего рождения и умер спустя полгода.

Эйвинд – асирское имя. Прадед был родом из Асгарда, далекой полуночной страны, и хотел, чтобы память о нем сохранилась в ком-нибудь из потомков. Его клан почти полностью перебили в стычке с соседним племенем. Прадед был ранен, долго прятался в горах, а потом ушел на полдень, решив перевалить через Граскааль и попробовать обосноваться по другую сторону гор. Он добрался до Пограничья, ему понравилась эта земля и он остался здесь навсегда.

С той давней поры асирская кровь в нашем роду почти перевелась. Прадед взял в жены женщину откуда-то с восхода, чуть ли из Турана – по семейному преданию, купил у проезжего торговца рабами. Их дети женились и выходили замуж за местных жителей, за выходцев из Бритунии и Немедии, так что внуки и правнуки совсем не напоминают пращура.

Кроме меня. Как утверждают, я – вылитый прадед. Это, конечно, хорошая примета, но меня совсем не радует. Надоело каждый раз ударяться головой о притолоки, пролезать в двери боком и даже на родного отца смотреть сверху вниз. Я его выше почти на голову. Кроме того, ко мне с рождения намертво прилипли прозвища «рыжий» и «оглобля». Кому смешно, а мне не слишком. Пока терплю, но уже в зубах навязло.

Лив убежала, когда мы вошли во двор. Понеслась, наверное, остальным Гадючкам ябедничать. У-у, племя ядовитое… И отчего только они уродились такими зловредными?

Из распахнутых дверей кузницы почему-то не доносилось привычного звонкого перестука молотков. И красных отблесков тоже не видно – значит, горн не горит. С чего бы это? Скоро ярмарка, мой отец всегда на нее торговать ездит, и перед ее началом днями из кузни днями не вылезает. Не случилось ли чего? Или отцу надоело, что меня никогда на дворе не сыщешь, и он решил малость поучить наследника уму-разуму? Ох, худо мне тогда придется…

Зря я тревожился. Отец, оказывается, с самого утра в кладовых возился, оттого и горн в кузне не горел. Смотрел да пересчитывал, чего мы к ярмарке наготовили. У матери с Гадючками уже давно все было готово, разложено по мешкам и увязано. Никто в Хезере не заикнется, что, мол, семья Джоха-кузнеца все лето комаров гоняла.

Повезло мне сегодня. До отца слух дошел, будто на ярмарку приедут торговцы с восхода, медь привезут. Медь у нас, в Граскаале, не добывают. И у наших соседей, в Бритунии, тоже. Вообще-то в Пограничье рудники одни только гномы держат. Сами они наверх редко вылезают, а камнями, золотом и рудой торгуют через посредников из людей. Но у гномов что-то покупать – себе дороже. Три шкуры сдерут и еще будут вздыхать, что продешевили. Гномы не жадные, просто не могут спокойно золото в чужих руках видеть.

Так вот, медь нам иногда привозят с восхода, с тамошних копей. Рудники находятся в горах, название которых я только с третьего раза могу выговорить. Кезанкийские, вот как они прозываются. И медь эту самую торговцы не продают, а меняют. И не на что-нибудь, а на шкуры. На шкуры дрохо.

Про дрохо надо отдельно рассказывать. Живут они высоко в горах, а ближе к концу осени спускаются к людским поселкам. Мы на них не охотимся, только гоняем от пастбищ. Не охотимся потому, что замаешься дрохо выслеживать, а потом по всем ущельям за ней скакать. Убить-то ее легко – или копьем, или из лука, если повезет и она сама раньше тебя не загрызет.

Дрохо – ящерица. Почти такая же, как те зелененькие, что летом греются на камнях. Всей разницы – длины в ней добрых четыре, а то и пять шагов, она белая, мохнатая, и в пасти зубов понапихано, что кинжалов. И еще у дрохо кровь горячая. Вот и пойди, отыщи эту тварь посреди белого же снега!

А шкуры снежных ящериц дорого стоят. Иногда торговцы по весу золотом расплачиваются – сколько потянет, столько и монет отсыплют. Мы этим летом за дрохо не ходили, а теперь отцу срочно шкура понадобилась. Мол, до ярмарки еще целых десять дней, дрохо как раз вниз подались, наверняка успеешь одну загнать. Выделаем наскоро, засыплем солью и свезем на ярмарку. Такая шкура долго еще может продержаться, не воняя и не разлезаясь на кусочки, а к тому времени торговцы наверняка сумеют ее либо еще кому перепродать, либо продубить как следует.

Мне-то что. Даже и лучше, дома сидеть не надо. Всех сборов – запас еды дня на три-четыре в мешок покидать, сверху привязать короткие лыжи с луком – и в дорогу. Горы на пять дней хода вокруг Райты я насквозь помню. А летом мы в приметных пещерах сушняк запасли, так что переночевать можно. Мать, конечно, сразу в крик – куда это годится, приспичило вдруг в горы лезть! Снег еще не затвердел, вдруг завтра буран поднимется или другая напасть приключится? И пошло, и поехало. Мне восемнадцать, а она посейчас меня за мальчишку держит! Тут же любому понятно – раз снегопад начался, то ветра в ближние два-три дня точно не будет. А мне больше и не надо.

Пока мать ворчала, я успел за дверь выскочить. Гадючки следом высунулись, чего-то зашипели, а меня и во дворе уже нет…

Я иду по окраине деревни, где одна тропа, пошире, уходит на перевал, в вторая, поуже – в Шепчущее ущелье. Пойду сначала туда, посмотрю, не появились ли мои белые мохнатые зубастики. Если в ущелье следов не встретится – придется подниматься на Ледяной перевал и забираться в долину над ним. Вот тут времени больше уйдет. Дня три туда да столько же обратно… Как раз к началу ярмарки обернусь.