Маргит Сандему - Немые вопли

Словно боясь, что кто-то подслушает их, дама торопливо огляделась по сторонам и произнесла приглушенным голосом:

— Скажу только одно: не прикасайся к той двери!

— Той, что в самом конце коридора? — с каким-то неприятным чувством спросила Эллен. — А что это, собственно, за дверь? Куда она ведет?

Продавщица еще сильнее налегла на стойку и сказала:

— Никто не знает, куда ведет эта дверь. Никто из ныне живущих. Но создается впечатление, что за этой дверью есть какая-то комната.

Мысленно представив себе внутреннее строение гостиницы, Эллен сказала:

— Насколько я помню, с той стороны дома нет окон, только скат крыши.

Но почему же никто не выяснил это?

Здесь они, судя по всему, подошли к самому главному, потому что голос продавщицы стал хриплым от волнения:

— Эту дверь никто не пытался открыть с начала 1940-х годов. А тот, кто попытался это сделать, умер! Он упал замертво как раз в тот момент, когда хотел шагнуть туда. И все, кто пытался это делать до него, тоже погибли, либо от болезни, либо от несчастного случая…

Услышав эти весьма сомнительные сведения, Эллен решила внести ясность в мистическую историю.

— Значит, дверь не открывалась с начала 1940-х годов? — спросила она.

— Она никогда не открывалась. Никому это не удавалось сделать. Если уж даже немцам во время войны не удалось это сделать, что говорить о простых, порядочных жителях?

— Значит, какой-то немец пытался это сделать?

— Да, один капитан, который бранился и называл своих людей трусами, а потом взял пистолет и хотел выстрелить в замок, но тут же скончался от сердечного приступа.

— Наверняка он слишком много кричал, — пробормотала Эллен, не слишком-то веря в злую силу этой двери. — Неужели никто не может объяснить, почему эта дверь не открывается?

Продавщица хитро улыбнулась.

— О, конечно, об этом всем известно! Говорят, что в 1700-х годах какой-то дворянин покончил с собой на этом постоялом дворе. Он заперся в своей комнате и лежал без еды и питья, пока не умер. В последний раз, когда видели его, он был настоящей мумией.

— Видели его в последний раз? Вы хотите сказать, что его вынесли из этой комнаты?

— Этого никто не знает, — таинственно прошептала женщина. — Знают только то, что он был настоящей мумией, когда его видели в последний раз. Говорят, он покончил с собой из-за любовной тоски. И хотя об этом никто ничего не говорил, нетрудно было догадаться, в какой именно комнате он заперся тогда.

— Значит, не он стал потом привидением? — скрывая улыбку, спросила Эллен.

— Как можно быть уверенным в этом? Ведь никто не жил в той части дома много-много лет. Но никто не станет отрицать, что с той дверью что-то не в порядке. И вот теперь эта баба хочет заселить все остальные комнаты в этой части дома! Она просто не в своем уме! Ты думаешь, кто-то захочет жить там?

День был теплым и солнечным. Возвращаясь обратно, Эллен от души смеялась над историей с привидениями. И она рассказала об этом фру Синклер.

— Я слышала об этом, — сухо ответила хозяйка. — Деревенские сплетни! Предыдущий хозяин, господин Николайсен, воспринимал все это всерьез, но директор Стин, купивший гостиницу, оказался куда более здравомыслящим. Во всяком случае, я по собственной инициативе реставрировала старую часть дома. Надеюсь, ты тоже реалистически смотришь на вещи?

— Прошлой ночью я ничего не заметила. И мне никогда не нравились истории о привидениях.

Сказав это, Эллен почувствовала холодок. То, что она однажды пережила…

Нет, она гнала прочь мысли об этом.

А фру Синклер продолжала как ни в чем не бывало:

— Разумеется, я хотела открыть эту дверь, но столяры отговорили меня. И поскольку у меня не было ключа, я не стала туда ломиться. Одна не могла, а помогать никто не захотел. И если никто так и не согласится мне помочь, я сама это сделаю, как только у меня будет время. Кстати, мне кажется, что эта история придает дому определенное очарование.

«Легко тебе говорить, — подумала Эллен с недовольством. — Ведь тебе не приходится жить одной в пустом строении. Разумеется, дверь придает дому какую-то пикантность. Но это не совсем в моем вкусе».

И снова она ощутила холодок воспоминаний, так и оставшихся для нее необъяснимыми.

Эти воспоминания подкрадывались к ней неслышными кошачьими шагами — и именно сейчас, когда она меньше всего этого желала! Наступила вторая ночь.

С головой, полной цифр и всевозможных гостиничных предписаний, она легла в постель, надев новую ночную рубашку, слишком легкомысленную для ее одинокого существования, но все же такую удобную. «Просто свадебная ночная рубашка», — сказала ей продавщица, и Эллен тут же сделала вид, что именно для этой цели ей и нужна эта рубашка. На самом деле, у нее никогда не было даже возлюбленного, не говоря уже о женихе. Но такую рубашку ей очень хотелось иметь. Рубашка была белой, с богатой кружевной отделкой и такого романтического фасона, что просто дух захватывало.

И теперь эта рубашка хоть как-то оживляла ее пребывание в этой всеми забытой дыре.

Подул ветер, нарушая ночную тишину. В главном здании остались работать двое маляров, так что она не была теперь в полном одиночестве. И она заснула, удовлетворенная тем, что не напрасно провела день. Теперь она лучше во всем разбиралась и начала находить общий язык с фру Синклер.

Закончив сверхурочную работу, маляры ушли, но Эллен к тому времени уже спала.

Среди ночи она проснулась от какого-то звука, но сон тут же сморил ее снова. Она раздраженно подумала во сне, что ее отцу следует смазать дверь в конторе, чтобы она не скрипела так противно. И еще ему не следовало хлопать гаражными воротами…

Три раза она слышала этот гулкий, воющий звук. Может быть, это скрипела дверь конторы, а может быть и нет; во сне Эллен не могла отличить воображаемое от действительного.

К тому же ей приснился страшный сон — сон или ощущение того, что она не одна. Перевернувшись на другой бок, Эллен стряхнула с себя этот сон — и снова заснула.

Но то, что произошло на третью ночь, заставило ее проснуться…

2

Среди дня их навестил новый директор, Стин, сопровождаемый Николайсеном, бывшим владельцем гостиницы. Стин, упитанный делец с намечающимся инфарктом и единственным интересом в жизни — интересом к деньгам, рассеянно слушал отчет фру Синклер о реставрации старинной части дома и о неоткрывающейся двери. Он считал, что история о неподдающейся никому двери служит отличной рекламой гостинице.

— От этого веет слезливой романтикой, — сказал он фру Синклер. — Особенно падки до этого иностранцы.

Николайсен был возмущен его словами.

— Вы сами не знаете, о чем говорите! Мы не можем подвергать опасности жизнь постояльцев. Фрекен Кнутсен никак не может жить там. Переселите ее немедленно оттуда!