Валерия Воронцова - Право на ошибку

Остановившись перед знакомой дверью, ведущей в мою детскую, нерешительно переступила с ноги на ногу. Светло-коричневая дверь с круглой резной ручкой напоминала о маминых сказках на ночь и включенном ночнике, отбрасывающем на стены тени разных волшебных существ. Она всегда была чем-то вроде входа в мое убежище, преградой, за которой в детстве я пряталась от разных воображаемых чудовищ. Ну да, воображаемых.

Глубоко вздохнув, словно собираясь броситься в омут с головой, толкнула дверь от себя. Первое, что привлекло внимание: ряд картонных коробок у стены, ожидающих распаковки. Вот и занятие на весь оставшийся день.

Вся мебель: шкаф, письменный стол, стул, кровать, любимое кресло-качалка, светильник с разноцветным абажуром, мягкий ковер – была привезена из нашего с мамой и Льюисом дома и уже стояла собранной и требующей основательной перестановки.

Покачав головой, я стянула ветровку, засучила рукава рубашки и, достав из рюкзака плеер, поставила его заряжаться, а сама принялась за работу, чуть слышно напевая любимые мотивы.

Сначала переместила кровать с синим матрасом к стене и раскатала ковер в разноцветных ромбах, потом, упираясь изо всех сил, миллиметр за миллиметром, передвинула пустой шкаф. Оценив оставшиеся голые места, поставила по тумбочке по бокам от кровати, а письменный стол и стул напротив. Последним штрихом стали кресло-качалка у окна и светильник, водруженный мною на тумбочку справа.

К разбору коробок я приступила только через час, потребовавшийся на уборку смежной ванны и помывку окон, пыль на которых, казалось, копилась не одно столетие.

Пропылесосив комнату и отнеся шумную технику на место в узенькую кладовку, забитую зимней верхней одеждой и коробками с игрушками для рождественской елки, я обессиленно рухнула на голый матрас. Интересно, первыми отвалятся руки или ноги?

Спустя десять минут разглядывания белого потолка и голубых обоев с синими узорами я переместилась на пол и пододвинула к себе первую коробку. В ней оказалась малая часть моей личной разношерстной библиотеки, только самые любимые неоднократно перечитываемые книги. Благо Рик прибил полки, которые я и заставила своим чтивом сообразно по авторам и сериям.

Закончив с этим, почувствовала себя на финишной прямой, но радость была недолгой. Вторая коробка, доверху забитая одеждой, как и два чемодана, на корню срезала весь оптимизм нудностью сортирования. Вытряхнув все тряпки на постель, я обнаружила на дне пару дюжин вешалок. Началась самая неприятная часть работы. Лучше уж еще раз вымыть весь дом снизу доверху, чем ломать голову над тем, что куда повесить, в каком порядке и с какой классификацией.

Конечно же спортивный стиль был приоритетом, поэтому все джинсы, ветровки, майки, футболки, топы и шорты разместились на наиболее выгодных позициях. Все яркое и радостное я автоматически задвинула в глубь шкафа, не желая смотреть на это буйство красок и тканей. Туда же отправились юбки и платья, носить которые я больше не собиралась, но выбросить не поднялась рука, ведь многие из них были куплены вместе с мамой или подарены ею.

Разобравшись со всей одеждой, я добралась до последней коробки, забитой личными вещами: украшениями, парой мягких игрушек, свечами, личными дневниками и тетрадями, различными безделушками, струнами и медиаторами…

Кстати о птичках. Оглядевшись, я с облегчением нашла за дверью свою целую, не пострадавшую за переезд акустику. Эта гитара была практически моей ровесницей, и лет с семи Мари обучала меня игре на ней.

Расставив все до последнего подсвечника, я застелила постель, набросила сверху песочного цвета плед и разобрала рюкзак. Ноутбук, косметичка, новенький телефон с пустым списком контактов (звонить в моей новой жизни пока было некому), еще одни наушники, документы – в общем, жизненно необходимые в современном мире вещи.

– Аллилуйя, Пухлик, – сказала я, обращаясь к плюшевому белому медведю, посаженному на подушку. – Ри Брендон с заданием справилась.

Не найдя, чем еще заняться, я присела на холодный, несколько узкий для меня подоконник. На улице давно стемнело, продолжал моросить дождь, успокаивая легким стуком по крыше, и ветер игрался широкими листьями каштана напротив. В свете уличного фонаря было видно, как один из них, оторвавшись от ветки, закружился в очередном порыве, а потом мокрой зеленой ладошкой прилип к окну чуть выше моей головы. Прижавшись лбом к стеклу, я закрыла глаза. Вот тебе и «добро пожаловать».

Как всегда, в минуту бездействия накатили воспоминания. Вспышками засверкали моменты прежней жизни, люди, от которых я отказалась и которых покинула, секунды счастья, потонувшие в одном жарком августовском дне, хриплые вздохи Мари, запах жженой резины, скрежет металла и алые пузырьки, вылетающие изо рта Льюиса…

Хватит. Я не буду об этом думать, все равно ничего не изменится. Это просто бесполезно.

Глухая боль где-то в груди напомнила, что на нее не действуют никакие аргументы или угрозы. Она просто есть, и остается только смириться.

За последние два месяца я перепробовала все: слезы, гнев, молитвы, равнодушие… Но ничего не помогало, поэтому пришлось учиться привыкать. Единственное, что отгоняло чувство потери, – тяжелый физический труд.

Резко вскочив, тряхнула головой и случайно поймала свое отражение в зеркале на двери. Темные волосы, заплетенные в некогда аккуратную косу, растрепались и торчали во все стороны словно наэлектризованные, зеленые, по определению мамы – цвета молодой листвы, глаза были слишком тусклыми даже в моем понимании. Может, виной всему бессонница, а может, темные круги. В любом случае я была рада уже тому, что с век спали опухоль и покраснение – результаты моих бесполезных рыданий.

Продолжая изучать себя, придирчиво осмотрела губы, распухшие от прикусываний – нервной вредной привычки, появившейся совсем недавно; остро обозначившиеся скулы и мертвенно-бледную кожу.

Я не узнавала девушку в отражении, мне не верилось, что она умеет улыбаться. Какое-то унылое подобие, намек на кого-то, кто был прежде. Тень меня.

Моргнув, сделала музыку (дав плееру час на зарядку, я снова приступила к его эксплуатации) погромче, собрала все коробки и отнесла их в подвал. Подвал, к слову, походил на огромный склад ненужных вещей, выкинуть которые рука не поднимается. Два стеллажа с какими-то коробками и банками, старый телевизор с выпуклым экраном, пыльные чехлы с чем-то, напоминающим костюмы на Хеллоуин… Мусорка воспоминаний, не иначе. Все время, пока я копошилась с коробками, дом казался угрюмым и холодным, будто недовольным, что его оцепенение нарушено. Похоже, ему, как и мне, требовалась встряска.