Ярослав Коваль - Пылающий Север

Если женщина не хочет быть только женой и матерью (даже если женой государя и матерью наследника), то, с моей точки зрения, честь ей и хвала. Юная дама из самого знаменитого и экстравагантного семейства Империи пожелала продолжить традицию и возглавить вооружённые силы, как возглавляли её прабабка, бабка и мать — прекрасно! Вот она появилась на верхней ступеньке вместе со своим супругом, чтоб спуститься к матери и принять из её рук символ власти.

Джайда казалась совсем юной — ни за что не дашь её возраста. Может, из-за скульптурной неподвижности её лица, из-за всего ощущения совершенства, окутывавшего её, будто вуаль. Я не знал, какова она в обыденной жизни, но на приёмах, парадах и здесь была поистине идеальной супругой императора — хотя бы потому, что смотреть на неё такую можно было лишь благоговейно. Едва ли кому-то из присутствующих здесь мужчин могло бы прийти в голову игривое: «Мне б такую». Нет, и без всяких объяснений, на уровне подкорки ясно — нет. Нос не дорос до такой женщины. Такая женщина — только для небожителя среди людей.

Я следил за тем, как Аштия передаёт дочери диск главы вооружённых сил Империи, и думал, что знаю, как сейчас чувствует себя моя названая сестра. Позже, на приёме в честь такого знаменательного события нет-нет да и смотрел в её сторону с любопытством. Разумеется, что можно было увидеть на лице человека, привыкшего носить подобающую маску? Настолько привыкшего, что маска эта стала частью жизни, частью естественного мироощущения, частью натуры — а может, и всегда была. Но разве это плохо? Люди на земле живут очень разные, и замечательно, что это так.

Аштия казалась безмятежной. Но если тогда она казалась, то сейчас, несомненно, была вполне безмятежна. На щеках играл живой румянец, на губах — лёгкая, ни к чему не обязывающая улыбка. Я давно не видел её такой. Пожалуй, со дня гибели Раджефа… Что ж, давно пора. Девять лет траура — слишком много даже для пятнадцатилетнего супружества, прервавшегося столь трагически.

С другой стороны — кто я, чтоб судить об этом?

Но сейчас она приветствовала меня легко, а я уже хорошо знал её, чтоб чувствовать, когда лёгкость полностью искренна, а когда — слегка натянута.

— Добро пожаловать, государь. Добро пожаловать, госпожа Солор…

— Было бы неплохо отдохнуть с дороги, — заявил его величество, кивая моей старшей дочери, отчего та зарделась и разом покрасивела. Уж не увидела ли себя вдруг в роли фаворитки? Они, девчонки, на такие идеи бодры, как никто.

— Прошу сюда, государь. — Я поспешил сделать знак, и свита отхлынула в стороны от входа. — Должно быть, путешествие получилось не из лёгких.

— Не сказал бы. Здесь хорошие дороги, надо признать. Однако путешествие есть путешествие — после него отдых бывает поистине сладостным. Господа, все свободны! — объявил он своей свите.

Представителей знатных семейств, прибывших с государем, конечно, сразу поперехватывали мои люди. Для каждого уже были подготовлены покои, кухня с радостью обеспечит каждому из них лёгкий перекус, который поможет скоротать время до ужина, прислуга тоже ждёт — комфорт обеспечен. Гости уровнем пониже тоже будут пристроены, накормлены и даже, наверное, развлечены — это меня волновало мало. Не мне же, в конце концов, думать обо всём.

Проводив государя до его покоев, я перехватил за локоть супругу, которая, конечно, тоже сочла своим долгом последовать за сюзереном и за мной.

— Всё готово?

— Не волнуйся, — сердито ответила Моресна. — Когда я тебя подводила?

— Никогда. Но ты всё пытаешься делать сама, сама всё проконтролировать, а с таким объёмом работы…

— Я сто раз предупреждала тебя — не вмешивайся в мои дела и в мои обязанности, если не желаешь очередной ссоры! — Она проговорила это с любезным выражением лица, едва слышно — но с предостерегающей яростью, слышной и понятной только мне.

— Прости. Я снова всего лишь хотел помочь.

— Мы ведь об этом уже говорили, да? Сотни раз говорили. Не смей влезать в сферу моих обязанностей! Не смей контролировать!

— Да, родная. Прости. Прости меня ещё раз. — Я аккуратно поцеловал её пальчики, безжизненные, потому что разгневанные. Но в интонациях гнева мы с Моресной давно уже разобрались. Она сильно вспыхнула, но скоро остынет. Всё в порядке, мой промах будет прощён.

Никак не могу привыкнуть к тому, что даже предложение помощи в деле, которое она считает целиком своим, будет сочтено за оскорбление.

— Я навещу Аше. Может быть, мы посидим, поговорим.

— Не нужно же тебе, в самом деле, от меня разрешение!

— Нет, но если кому-то из наших людей что-то от меня понадобится, ты знаешь, куда его отправить.

— По-прежнему не могу себе представить, — тяжко вздохнула жена, — что ж такое должно случиться, чтоб твои люди искали тебя через меня. Иди уж!

Я снова поцеловал её. Пальцы уже помягчели и ответили моей ласке лёгкой дрожью. В этой дрожи и в сдержанно-снисходительном взгляде было обещание. Повеселев, я поспешил на этаж, где моей названой сестре были отведены её обычные покои. Их у нас так и называли — «солоровские», и, хотя Аштия бывала в Ледяном замке очень редко, всего раз пять за двадцать лет, сюда не селили больше никого из гостей. Только протапливали, прибирались и освежали гардины. Замок был настолько огромен, что места хватало всем.

В комнатах хлопотали служанки Аштии и та прислуга, которую сочла нужным выделить для этих комнат моя жена. Хотя, казалось бы, о чём тут хлопотать, если всё уже готово? Вокруг чистота, свежее хрустящее столовое бельё (уверен, в спальне — не хуже), в эркере на столике свежие цветы, камин разожжён, хорошая тяга обеспечена, так что огонь лишь подарит ощущение комфорта, но не нагреет гостиную, где и без того тепло. Но если слугам хочется показать своё усердие, можно только приветствовать это.

Аштия вышла из гардеробной уже в новом одеянии — более свободном, таком, которое для верховой прогулки не выберешь. Улыбнулась мне.

— Ты очень гостеприимен.

— Надеюсь, все останутся довольны… Не ожидал тебя увидеть, хотя и очень рад. Думал, теперь-то у тебя и начинается самая страда.

— Да как сказать. — Женщина вступила в эркер и задумчиво принюхалась к цветам. — Какая прелесть! Я думала, лаэтирии на севере не принимаются.

— Вот эти цветы? У Моресны здесь оранжереи. И персики с виноградами, и огромный цветник. Не удивлюсь, если узнаю, что она сама подбирала букеты. Спрашивать её о таком — нарываться на скандал. Я попробовал предложить помощь…

— Помощь? Ну ты даёшь! — рассмеялась Аштия. — Сколько лет ты уже здесь, сколько лет в браке, а всё не привык, что к женщине надо проявлять уважение. Показывать, что доверяешь её силам и умениям, не считаешь нужным контролировать. Поражаюсь, как же тебе удаётся полностью уважать мой выбор и при этом так снисходительно смотреть на собственную жену. Будто она ребёнок малый и с хозяйством не справится.