Светлана Багдерина - Иван-царевич и С.Волк

Тяжелым прыжком компресс переместился со лба на грудь.

Царевич с усилием разлепил веки, или ему только показалось, что он это сделал, и обнаружил, что глядит прямо в глаза огромной лягушке. На голове у лягушки что-то блестело.

— Иван? — строго спросила лягушка.

— Иван, — скорее подумал, чем выговорил, царевич.

— Царевич? — продолжила допрос лягушка.

— Царевич, — как завороженный подтвердил он.

— А стрела где? — не отставала лягушка.

— Во дворце Стрела. У меня Бердыш был.

Казалось, лягушка засомневалась.

— Это что еще за новая мода? Стрела должна быть, как испокон веков заведено. Ну, ничего, я еще изменю эти клоунские порядки в вашем царстве!

Несмотря на всю нелепость положения, Ивану представил лягушку авторитетно насаждающей свои земноводные правила в Лукоморье наперекор отчаянным протестам папеньки с маменькой, и ему невольно стало смешно.

Пересохшие губы сами собой растянулись в ухмылке.

Какой дурацкий сон!..

Иванова улыбка лягушку рассердила.

— Ишь, лыбится! — недовольно проговорила она. — Под венец пойдем, я посмотрю, как ты лыбиться будешь!

— Под какой венец? — не поняв, переспросил Иван, все еще блаженно улыбаясь.

— Не крути, не крути! Свадьба наша на завтра должна быть назначена, я все знаю!

— Какая свадьба? — улыбка медленно сползла с лица царевича.

— Известно какая. Вставай, женишок, — безапелляционно скомандовала лягушка, и Иван почувствовал, как вопреки его воле руки и ноги его зашевелились, предпринимая попытки оторвать от земли и все остальное, несмотря на мгновенно проснувшуюся снова боль во всем изломанном теле. — Пошли во дворец. Батюшка, поди, нас уж заждался.

— Какая свадьба?! — гудящая голова царевича соображала плохо, но тревожные огоньки где-то в глубине его сознания уже начинали зажигаться. Сон явно выходил из-под контроля.

— Лягушки не могут… То есть, у лягушек не бывает… То есть, с лягушками нельзя… — но все это не представлялось Иванушке достаточно увесистым оправданием перед наглой амфибией.

— Несовершеннолетний я! — выпалил он наконец.

— Как — несовершеннолетний? — не поверила лягушка.

— Никак! — радостно доложил Иван. — Совсем никак не совершеннолетний! И поэтому мне замуж… тьфу, то есть жениться на лягушках нельзя!

Лягушка подозрительно прищурилась.

— Что-то ты хитришь, Иван-царевич, — покачала она головой. — Ведь ты точно Иван? — как будто что-то вспомнив, спохватилась она.

— Иван.

— Царевич?

— Царевич. Да ведь ты уже спрашивала.

— А какой державы?

— Лукоморья.

— Как — Лукоморья? А разве не царства Переельского?

— Нет. Мы соседи с ними. Но это не я! — поспешно добавил он.

— Надо же, как вышло, — покачала головой лягушка и, Иван мог бы поклясться, хлопнула себя лапками по бокам. — Ну, извиняй, Иванушка, обознатушки получились, — тон лягушки сразу сменился на смущенный, и она сокрушенно развела наманикюреными перепончатыми лапками. — Эко, сама виновата, не спросила сразу, да и бердыш вместо стрелы тоже… А как тебя потрепало-то, сердешный ты мой… — неожиданно переменила она тему, как бы пытаясь загладить произведенное неблагоприятное впечатление, и жалостиво запричитала:

— Да страдалец ты наш страстотерпный, соколик ты мой разнесчастненький, солнышко красное… Ну ничего, Василиса тебе сейчас поможет, бедненькому, потерпи, миленький, потерпи, сейчас легче будет, — и лягушка начала делать в воздухе замысловатые пассы передними лапками и что-то бормотать еле слышно себе под нос. Черные влажные очи ее, казалось, заглядывали в самое нутро Иванова черепа и еще глубже.

Все поплыло перед глазами Иванушки, завертелось, закружилось, он почувствовал, что проваливается в какую-то мягкую, теплую, бездонную пропасть и все вдруг пропало.

Пришло забытье.

Иван проснулся, и еще не открывая глаз, счастливо улыбнулся.

Какой хороший был сон!..

Что же снилось?

Вот ведь, е-мое, забыл!

Но что-то доброе, веселое, чудесное…

И вдруг воспоминания прошедшего дня как ведро холодной воды выплеснулись на него — и побег из дома, и развилка с камнем, и волк, и сумасшедшая скачка по лесу, и… и… что было потом?

Царевич рывком сел.

Падение, боль, удар, а потом… потом…

На этом воспоминания как топором отрубало. Как Иван ни силился, никакого "потом" в памяти найти не мог.

Пусто.

Пустое место.

Провал.

Пожав плечами, Иван потянулся и осмотрелся.

Под ним было ложе из сухого мха. Под головой, вместо подушки — большая куча листьев. Меч и кольчуга лежали рядом, а от всего Иванова платья исходил тонкий аромат чистоты и лаванды. Бегло осмотрев себя, Иван, несмотря на холодящие кровь короткие воспоминания о гонке по лесу на животе (а потом и на боках и спине) не обнаружил на одежде ни единой дырочки, ни одного, пусть даже самого крошечного, пятнышка. Прислушавшись к своим ощущениям, он пришел к выводу, что никогда в жизни не чувствовал себя лучше. И это, наконец, привело его в полнейший тупик и там и оставило.

Воспоминания о семи — восьми сломанных ребрах и паре-тройке вывихов у него, несмотря ни на что, сохранились вполне явственно, и если чистоту одежды можно было при изрядной доле выдумки объяснить таинственной лесной прачкой-альтруистом или феей-белошвейкой (эк, какое загнул-то!), то отсутствие тяжких телесных повреждений никаким объяснениям не поддавалось.

Точка.

Перестав тогда мучить голову попытками объяснить необъяснимое и нашедши небольшое успокоение в том, что на странице семьсот сорок шесть "Приключений лукоморских витязей" королевич Елисей испытал нечто похожее, попав в чертог русалок-весталок, Иван встал, пристегнул меч, надел кольчугу и осмотрелся по сторонам.

Лесная постель его находилась под густым ореховым кустом. Справа насвистывал, нашептывал и раскатывался барабанной дробью старательных дятлов лес, слева, шагах в пятнадцати от орешины, начиналось болото, довольно уютное и симпатичное, покрытое широкими мясистыми листьями кувшинок и роскошными белыми цветами водяных лилий. Болото как болото, пожал плечами царевич, вот только разве что кроме…

Иван быстро подошел к воде и поднял с листа ближайшей кувшинки заинтересовавший его предмет.

Стрела.

Что-то глубоко скрытое и неясное тихонько дзенькнуло в глубине памяти и тут же пропало, Иван даже не успел уловить его присутствие.

Непонятно.

Еще раз пожав плечами, Иван бросил стрелу обратно на лист и зашагал к лесу.

После трех часов блуждания по овражкам, ручьям, перепрыгивания через поваленные деревья и продирания через колючие кусты походка Ивана стала несколько менее уверенной. Солнце клонилось к закату, и в лесу быстро темнело.