Зловещие истории (сборник) - Ли Танит

Но она не была ребенком, хотя и сохранила невинность молодой девушки. Она была взрослой женщиной, и он чувствовал это, когда она опиралась на него во время танцев. Он правда привык к женщинам другого рода — твердым, мудрым, даже интеллигентным, с которыми он встречался в бардаках, навещая их время от времени на разных планетах галактики, или на огромных звездолетах, рейсовых кораблях в глубоком космосе. Это не означало, что он был знаком только с такими женщинами. Пару раз он по-настоящему влюблялся. АМедра, ее быстрый разум и сладость, возвращающаяся к жизни под влиянием его близости И этот очевидный факт, что не имея выбора, она прониклась к нему каким-то чисто первородным доверием.

А что же сама Медра? Она влюбилась в него с первого взгляда. Это было неизбежно.

В первый вечер, после первой встречи, они расстались и ушли каждый в свои апартаменты. Когда Джексон, как золотая акула, метался по ванной и вытаскивал из шкафчиков старые шампуни и эликсиры, и в конце концов установив аппаратуру, связался с кораблем, когда все это происходило, Медра лежала на кровати прямо в вечернем платье и спала наяву. Сны наяву казались более прекрасными, чем какие-то сны о звездах, океанах, горах. Мужчина, который оказался в ее мире, на ее планете, на планете ее заботы, оказался ее звездой, солнцем, океаном, вонзенной в небо вершиной. И когда она наконец заснула, спала легко, и он ей снился.

Потом потянулись дни, долгие теплые дни. Пикники в развалинах, где пыль служила одновременно и постелью, и укрытием. Они обедали с бесчисленных ресторанчиках, которые, как и отель, реагировали на присутствие людей. Бродили по городу, шарили по пустым полкам библиотек, находя иногда какую-то запыленную книгу, забытую в спешке скорой эвакуации.

Джексон сопровождал ее всюду, одновременно исследуя, высматривая, выискивая хотя бы что-нибудь, указывающее на присутствие разыскиваемой им вещи. Но, наряду с этим, другой уровень его подсознания был полностью поглощен Медрой. Она уже не сторонилась его и с каждым разом становилась все ближе и ближе.

Гуляя по городу, Медра открывала его заново. Ее переполняли жалость и ностальгия. Она начала понимать, что должна будет уйти отсюда. Хотя об этом они между собой не говорили, она догадывалась, что он намеревается забрать ее с собой.

Ночи были теплые и ароматные. Ящерицы выползали на площадь перед отелем и смотрели куда-то в темноту, а уши их поднимались и раскрывались, словно какие-то невиданные цветы. Они ели из рук Медры, но не потому, что были голодны, а лишь из-за того, чтобы доставить ей радость. Этот ритуал стал их общей тайной и обычаем. Они были довольны и по-своему радовались такой жизни. Джексона они сторонились.

Медра и Джексон часто гуляли по ночному городу. (Свет из отеля, словно свет маяка, был виден со всех концов города). Когда они иногда оказывались в каком-то отдаленном месте и ветер овевал их своим ночным дыханием, идущим от инкрустированного звездами мрака, он обнимал ее, и она прижималась к его груди. Он рассказывал ей о своей жизни, о делах, о которых никогда никому не рассказывал. Он говорил ей о своих темных делах. Делах, которые он делал, но которыми никогда не хвастался. Он постоянно испытывал ее, наблюдая, как она будет реагировать на эти факты; она не ужасалась, не пыталась укорять или хвалить его, но и не отворачивалась от них. Она начала понимать его благодаря своей любви к нему. И он видел это. Но был не в восторге. Конечно, он давно уже решил взять ее с собой, когда будет улетать. Но Джексон имел мужество признаться себе, что в каком-то другом, более людном месте, он скорее всего даже не взглянул бы на нее.

В конце концов, когда в одну из ночей, они ехали вместе в лифте на верхние этажи отеля, Джексон сказал:

— Я устроил свои дела здесь. Завтра утром можно улетать.

Она догадывалась, что он без нее не улетит, но все же решила услышать его слова.

— Я выключу всюду свет, — произнесла она с улыбкой. — Когда твой корабль будет взлетать, ты увидишь, как тьма поглотит город.

— Ты тоже сможешь это увидеть, — улыбнулся он ей в ответ. — В катере достаточно места. Если, конечно, ты не захочешь забрать с собой своих любимых ящериц.

Он замолчал и притянул ее к себе, поцеловал, и она ответила на его поцелуй.

Они добрались до восемьдесят девятого этажа и вошли в ее покои. На ложе, где она спала, путешествуя между галактиками, где спала и мечтала о своем возлюбленном, они полюбили друг друга. И на период этой любви город замер, стих, как остановленные часы.

ЗА НЕСКОЛЬКО ЧАСОВ перед восходом солнца Джексон покинул свою возлюбленную. Он вернулся в свой номер на семьдесят четвертом этаже и включил аппаратуру. Затем он передал на орбиту данные, полученные им за последние часы и в конце добавил, что привезет с собой пассажирку. Капитан услышал эти слова, не выказав большого удовлетворения.

— Она последняя из колонистов, — сказал в оправдание своих действий Джексон и этим убедил капитана.

Выключив коммуникатор, он лег на постель и стал думать о женщине, находящейся в пятнадцати этажах и в пяти минутах пути от него. Он думал о ней так беззаботно и весело, словно молодой моряк, уходящий в рейс. На него накатила волна желания, и он уже было решил встать и отправиться к ней, когда услышал скрип открываемой двери и шелест шелка. Медра пришла к нему сама. Ее лицо было напряженным. В полутьме, которую не мог рассеять небольшой ночник, чернота ее волос сливалась с ночью и являла собой единое целое. Он уже начал приподниматься на своем ложе, когда внезапный прилив адреналина заставил его ощутить глубокий страх — сквозь ее тело просвечивал свет лампочки!

— Что? — только и смог прошептать он, лихорадочно шаря под подушкой в поисках пистолета. — Что происходит? Настоящий дух или плохая голограмма? Медра, ты настоящая?

— Да, — ответила она. Ее голос был тем самым голосом, который несколько часов тому назад вторил его голосу с любовью и нежностью. — Я Медра, настоящая Медра! Это не голограмма. Я оперирую разными видами материи. То, что ты сейчас видишь перед собой, не что иное, как сознание, освобожденное от тела.

—Да… но как же оно? Твое тело? Ведь оно такое прекрасное! Я не могу забыть о нем. Где оно?

— Там, наверху. Оно спит. Очень крепко спит. Это нечто вроде ультрасна, к которому оно очень хорошо приспособлено.

— Если тебе нравится такая игра, научи ей и меня.

— Нет… Ты опасен. Я знаю это лучше, чем мое второе, физическое «я». Мне жаль, поверь. Извини меня, что я тебе сказала об этом. Я все знаю о тебе, внутренняя душа всегда сильнее и динамичнее, нежели мысленный инстинкт, который мы называем разумом.

Он сел на постели. И позволил ей продолжать. Пистолет остался под подушкой.

Она знала (она, сгусток Медры) зачем он прилетел на эту покинутую планету и знала сущность машины, которую он разыскивал здесь. Легенда о преобразователе материи была только легендой. Такая аппаратура никогда не существовала. Однако в своей основе легенда имела зерно истины. В гигантской структуре Вселенной, так же как и в любой материи, которой пользуются очень часто, с течением тысячелетий могут возникать определенные прорехи. В таких местах основа и нити начинают истончаться, разрезаться. И не только механическое уничтожение может привести к апокалипсису, а сам макрокосмос, перетираясь, спонтанно создает угрозу. Конечно, это изменение атомов одинаково опасно было и в местных, и в мировых масштабах. Каждый разрыв нужно, необходимо было заштопать, постоянно наблюдать и следить, чтобы шов не разошелся до тех пор, пока не исчезнет разумная жизнь в этом районе.

— Можешь себе представить, — продолжала она, — часовых? Тех, что остаются на своих постах все это время. Часовых, которые невероятным математическим и эзотерическим ткачеством исправляют и усиливают материю космической жизни. Нет, они не машины. То, что поддерживает жизнь, должно быть самой жизнью. Мы происходим от многих галактических рас. И стережем много ворот. Эта планета одна из тех ворот, а я одна из часовых…