Моя. Чужая. Истинная

– Но наш гость… – все пытается что-то сказать Марта, переминается с ноги на ногу.

– Умрет, – жестко произносит, резко осаживая ее речь. – На девятые лунные сутки мы принесем его в жертву Полярному Волку.

– Старейшины не согласятся, вожак, они чтят традиции предков и ни за что не подвергнут опасности верховного. Вы же сами видели его татуировки, – с огненным запалом вещает повитуха.

И в этот момент я испытываю к ней невольное уважение, ведь не каждый готов пойти наперекор альфе. Девятые лунные сутки, где-то я уже слышала это. Пытаюсь вспомнить, какой праздник намечается, а затем застываю. Ежегодная кровавая жертва Полярному Волку, брату богини Селены, жестокому божеству, который дает воинам свирепость в битвах и войнах, прославлявших когда-то наших праотцов в легендах. Но войн не было так давно, что даже пепел осел, растекаясь дымом по нашей плодородной земле, не тревожа своих потомков.

– Эти санитары леса вскоре и сами станут предками, забытой гнусной частью истории, так что забудь об уложении, скоро настанет новая эра, Марта, – улыбается Райдзен холодной и жалящей улыбкой, растягивая губы и демонстрируя зарвавшейся женщине острые опасные клыки, которые не раз вспарывали зазевавшуюся дичь на дикой охоте.

Неужели Керук прав, и намечается кровопролитие и свержение многовековых устоев? От этих крамольных мыслей у меня кровь стынет в жилах, не могу от страха и ужаса сдвинуться с места.

В каждом клане волколаков, вербэров (медведей-оборотней) и кицунэ (лисиц) есть свой совет старейшин, которые четко и внимательно следят за тем, чтобы члены стаи не нарушали уложение права, дозволяющее нам вести себя тем или иным образом. Уложение – единственный непреложный закон, который соблюдается еще со времен первых оборотней. В эту минуту я стискиваю челюсти и впервые жалею, что невнимательно слушала старейшину Айко, которая учила всех волчат с самого детства. Как себя дозволено вести внутри стаи, вне стаи и с другими расами.

О чем же сейчас говорят альфа Райдзен и повитуха Марта? Какой закон собирается преступить наш вожак? И чем это грозит всем нам?

Они еще долго смотрят друг другу в глаза, но затем старуха опускает голову, оголяя в беззащитном жесте шею, тем самым отдавая себя на поруки альфе. Он в ответ довольно щерится, а затем разворачивается и уходит по уже знакомой тропинке. Марта сразу же поднимает голову и еще долго смотрит ему вслед. А я… Я гляжу на нее и ее печальное лицо. Никогда не видела ее такой, обычно она черствая, язвительная и холодная. А сейчас, наблюдая со стороны, мне кажется, что возле дома повитухи стоит всеми забытая, покинутая и глубоко несчастная дочь стаи волколаков. У которой груз неподъемной вины на плечах, он тяготит ее, словно заноза в лапе зверя, делая его диким и неуправляемым.

У меня потеют ладошки и заходится ходуном сердце. Внутри все замирает, а я всё продолжаю в ступоре наблюдать за несчастной Мартой. Как вдруг она резко вскидывает голову и словно смотрит в глубину моего нутра сквозь плотные кроны.

– Выходи, Нереа, – глубокий старческий голос звучит устало и обреченно.

Ее лицо выглядит осунувшимся, а поза скорбящей. Я же остаюсь стоять на месте, страшась будущего: того, что последует наказанием за то, что посмела подслушивать чужие разговоры. Боюсь представить, что со мной сотворит бета Свайн, ведь это не просто любой оборотень, я наблюдала за вожаком, а это куда более ужасное преступление в нашей стае. Оттого и не спешу выходить, стою в надежде, что она зовет меня наугад, как это обычно бывает.

– Ты разве не чувствуешь, как сменилось направление ветра? – холодный голос вновь собранной повитухи.

Я облизываю указательный палец, ставлю по ветру и испуганно ахаю. Предательский ветер дует на Марту, привнося мои ароматы ей под самый нос. Не иначе, как сильфиды ветра осерчали на меня. Понуро опускаю голову и выхожу из-под защиты леса. Это единственное место, где мне было комфортно. Иной раз удавалось спрятаться так, что меня не могли найти сутками. Вот только за подобные прятки мне и попадало часто и розгами, и чужими пудовыми кулачищами.

– Сегодня боги природы к тебе не благосклонны. Чем разгневала их? Участвовала с нашими волчатами в кострах? – бурчит повитуха, но не злобно, а таким тоном, словно чисто для порядка, чтобы я не расслаблялась.

Волчатами у нас называли всю молодежь – от совсем крошечных зубастиков до матерых волков, еще не вступивших в военную стезю бойцов.

– Нет, Марта, вы же знаете, что я не… – краснею под ее красноречивым взглядом и снова опускаю глаза под ноги.

Это было жестоко с ее стороны. Она ведь знает, что я – изгой в стае. А костры – это развлечение в конце каждой седмицы для особых, избранных членов стаи. Да и все знают, как мне это претит. Разве можно так уничтожать лес, который дает нам дары свыше?

– Я устала, иди давай, присмотри за пленни… за раненым, я пойду в поселение к старейшинам, сама разберешься, не впервой, – как-то устало вздыхает старуха, кивает мне на избушку и уходит. – Отрабатывай проживание, негодная.

Смотрю удивленно ей вслед. Неужели все настолько плохо? Обычно она дает мне еще и затрещину, а так ее слова прозвучали до того обыденно, что даже не обидно. Отрабатывай проживание… К этому я уже привыкла.

Захожу внутрь, качая головой, и прикрываю открытую дверь. Без повитухи оставаться без защиты страшно. Пусть она меня не любит, но в ее присутствии просто так ко мне не лезли. Не думаю, что хлипкая дверь удержит озлобленных, но создаст впечатление, что в доме я не одна. Надеюсь…