Очкарик 4 (СИ) - Афанасьев Семён

— Это как?

— Ты обычно отшучиваешься, если вопрос тебе не нравится. А именно сейчас у тебя в эмоциях висят тревога пополам с раздражением, — поясняет дроу уверенно и последовательно, словно не пила. — Я, конечно, не наши родственники с длинными пальцами; по запаху твою правду особо не почувствую, хе-х.

— Но…?

— Но когда ты в таком состоянии, незаметно для меня врать у тебя не получится: цвета в ауре выдадут.

Именно в этот момент сбоку раздаются звуки шагов и пара хуман-светлая выныривает с одной из боковых тропинок.

Нго затуманенным взглядом смотрит в горизонт, а Торфаальд имеет цвет свежеотваренного рака.

— Вот ты хитрожопое создание! — Вадим всё же перешёл на орқша и удивлённо свёл брови вместе.

Похоже, он не знал, как сейчас реагировать на её вопрос, время и атмосферу для которого она старательно выбирала и готовила.

Хе удовлетворено хохотнула:

— Привыкай! Ты теперь с дроу. — Затем она весело втянула воздух носом и добавила. — Сам же говорил, большинство чужаков в незнакомой социальной среде засыпаются на нюансах поведения? Вот вхожу в образ, если что. Тренируюсь! А на мой вопрос ты всё же ответь, ладно? Я не просто так спросила.

— Не только на поведении сыпятся, ещё на незнании реалий, — машинально поправил спутник, предсказуемо уходя в себя.

— Говори, что ты вчера задумал после того, как мы нашу блондинку от орков вытащили, — второй раз потребовала тёмная, красноречиво сверля товарища взглядом и хлопая ладонями по его плечам.

— А вдруг я ничего такого не замыслил и ты просто ошибаешься?

— Не-а. Слишком ты быстро оттуда собрался, оборвал половину всех своих связей в один момент и унёсся пешком в пустыню. К-хм, как будто пересматривать личные ценности.

— А если я лишь хотел спасти девчонку? — бросил пробный шар человек. — У меня же действительно есть принципы. И вчера в самом деле там хотелось всё разгромить.

— Не-а, то есть да, но не только, — Хе снова покачала головой. Она уже заметила, что Вадиму очень нравится, как её косички летают из стороны в сторону. — Хотел спасти, но это не всё. Твои принципы, конечно, тоже причина. Но одновременно они и прикрытие — кроме них у тебя в голове было что-то ещё.

— Точно? — вроде бы насмешливо уточнил спутник. Затем его лицо стало серьёзным. — А вообще, конечно, так жить нельзя. Когда каждая вторая женщина видит тебя насквозь, любой нормальный мужик захочет утопиться.

— Не уходи от ответа.

— Ты исключаешь, что я мог свалить из одного лишь принципа?

— Ага. Для только лишь принципов тебе не надо было оттуда уноситься с таким треском и скандалом. Достаточно было при всех взять белобрысую под свою руку по праву сильного.

— Да ну?

— Ну да. Тем более что Асем тебе и так её отдала в итоге. — Она подумала и сформулировала поточнее. — Понимаешь, твои досаду, злость, даже отстраненность вчера я вполне могу объяснить: правила твоего мира хоть и необычны, но вполне логичны.

— Да ну? — Вадим попытался изобразить насмешку.

— Ага. Ещё — справедливы и понятны. А вот то, что ты задумал параллельно с этим, вдобавок пытаясь это всё замаскировать вспышкой гнева от Асем…

— Состоянием аффекта. Какие вы все глазастые, — человек растерянно нахмурился и всё-таки повернул лицо в её сторону. — Одна мысли читает, вторая как будто нет — но в итоге выходит ещё хуже.

— Почему?

— Асем, в отличие от тебя, у меня ответов с ножом к горлу не требовала.

— Ты с дроу. Привыкай, — философски вздохнула она. — А Асем — чистокровная орчанка. Если я сейчас заучу не те модели поведения и неправильные реакции, в перспективе, как ты говоришь, можем засыпаться с тобой оба.

— И как тут жить, — проворчал товарищ, возвращая лицо в подстилку.

— В смысле? Что тебе не нравится?

— Никакой тайны из личной жизни и намерений, — пожаловался он ей на неё же.

— Привыкай, — спокойно повторила она в третий раз. — Мир отличается от привычного тебе. Так вот. Непонятным вчера мне остался лишь один момент: что это у тебя были за нездоровые предвкушение и азарт?

— Уверена в градиенте эмоций?

— Да. Причём именно тогда, когда ты решил сваливать. — Хе подумала и с силой вонзила пальцы подмышки человеку.

Вадим дико заорал и, казалось, взвился в воздух из положения лёжа, вместе с ней на спине.

— По логике, ты должен был безмерно страдать от расставания с нашей принцессой, — задумчиво продолжила она, не обращая внимания на выражение его лица. — Если я хоть немного в тебе понимаю, а я понимаю, ты к ней привязался. Вот! У тебя эмоции с поведением не совпадают! — радуясь собственной догадливости, она примерилась и снова ткнула ему в рёбра под мышками.

— АЙ! Зачем спрашиваешь? Кстати, я и страдал вчера, если что. И откуда ж в тебе столько дотошности…

— Страдал, но не только. Насчет «зачем»: хочу знать, что это была идея. Ты без перерыва с тех пор её обдумываешь, даже ночью пытался сосредоточиться.

— Когда это?

— Когда проснулся и меня к себе спиной повернул, чтоб это самое. Как чпокнулись — опять к этим мыслям вернулся.

— Хренасе, — Вадим заёрзал внизу, затравленно глядя на неё через плечо. — И ты же не успокоишься, да? Пока меня не дожмёшь?

— Не-а, — подтвердила полукровка. — И не подумаю. Мужчина женщины-дроу — её собственность и её актив. Я должна знать, о чём серьёзном ты думаешь, чтобы не страдать в неведении. Тут вообще без вариантов.

— А я думал, тёмная эльфийка — подарок судьбы в сравнении с орчанкой.

— Мир несовершенен. Рассказывай.

— Да с чего?! — не на шутку возмутился Вадим. — Не слишком ли много претензий на мировое господство от вчерашнего ребёнка?!

— Или я расстроюсь и буду с погрешностями изображать новую ипостась, — притворно огорчилась она. — Да, это манипуляция. Кстати, короля играет свита, сам говорил. А конфиденциальность я тебе гарантирую.

— На самом деле, беспредел меня вчера реально выбесил, — серьёзно заметил человек. — На войне люди вообще склонны мыслить в чёрно-белом цвете: это — враги, это — друзья. А когда твои друзья неожиданно оказываются не совсем друзьями, рубануть с плеча — вполне логично.

— В чёрно-белом цвете склонны мыслить не только люди. Другие разумные тоже. Продолжай, ты не всё сказал.

— В общем, я вчера весьма неприятно удивился. Уход из распадка был экспромтом и моей естественной реакцией, чтобы не перестрелять соплеменников нашей Асем на месте к чёртовой матери.

— А задумал что? — не сдалась Хе, не позволяя товарищу уклониться от ответа. — Именно тогда, когда рюкзак на спину забрасывал?

— Да так, пришла в голову одна идея, — Вадим неожиданно покраснел и смутился.

— Ты как девственница сейчас ломаешься! — восхитилась она его неожиданной метаморфозой. — Здоровый мужик! Ну говори уже, а? Ты согласен, что я от тебя очень зависима и теперь, и вообще? Не тяни кота за… хобот.

— Ты сейчас настойчива, как плуг по весне.

— Сколько проживём, непонятно. Что могли, разделили на двоих. У нас что, будут разные замыслы и тайны друг от друга? Хорошо, как скажешь, — она не дала ему вставить и слова и обиженно засопела.

— Ладно… Тут такое дело, — решился пятнистый. — Я всегда хотел быть учёным, а вместо этого всю жизнь бегал то по горам, то по пустыням.

— Понятно.

— Вчера как пелена с глаз спала: нет черного, нет белого. Вообще нет готовой стороны, чтобы её занять с чистой совестью, — Вадим незаметно для себя увлёкся рассказом. — До того момента я думал, что орки правы.

— А оказалось, не совсем. И что дальше?

— Вот я внезапно понял: не надо ни под кого подстраиваться! Надо просто быть собой! Не нужно искать истину у других, если ты уверен в своей правоте, — он с усилием перевернулся, преодолевая её сопротивление, и теперь смотрел ей в глаза.

— Боюсь спросить, до чего ты в итоге додумался, — задумчиво заключила Хе. — Если я хоть чуть-чуть в тебе разобралась, меньше чем на перемену вселенной ты не согласишься.