Тени города Энкёрст (СИ) - Харламов Влад

Ифан зло плюнул кусок откусанного носа в рожу ублюдку и наконец дорвавшись до ножа всадил его по самую рукоять в живот. Туша буйвола закачалась, он не понимал за что держаться, за лицо, за живот или за яйца, потому истекая кровью и теряя сознание от болевого шока рухнул навзничь. На Ифана.

— Слезь с меня кабан, — Шорох выскользнул из-под него, отбросив сторону. Тяжелый вдох, срывающийся на кашель, — где вас, блядь, таких откармливают?

Ифан ступил на скользкий пол, отплевываясь от сладковатой воды. Пена вперемешку с кровью и лепестками кенрийского лилии расплывалась по коридору, образуя причудливый узор. Он схватил за ворот рубашки сипящего охранника и бросил его на разбитую зеркальную раму. Это все, на что у него оставались силы: прикончить, вспоров шею треугольником торчащего стекла.

Он еле как заставил себя пойти вперед, и был совсем не против поваляться сейчас без сознания рядом с трупом бугая и отдохнуть немного. Его покачивало словно пьяного, дыхание прерывалось. Он адски устал, вытирая рукавом льющуюся изо рта кровь.

Зато Эсканор чувствовал себя на удивление бодро, в этот момент сигая с балкона вниз, неуклюже приземляясь и подворачивая ногу. Он матерился и брызгал слюной, спотыкаясь об оторванное бедро священника.

— Куда это… — вдох-выдох, — ты собрался? — Кончик лезвия неуютно впился в щеку обильно потеющему Маэстро.

— Никуда, я… на помощь! Помогите!

Тишина.

— Неплохая попытка, могу заставить тебя кричать громче, — Шорох сплюнул шмат крови, — на пределе возможностей, хочешь?

— Не надо. П-пожалуйста, не убивайте меня. Что вы хотите, денег? Я… я отдам вам сколько хотите, да все забирайте, у меня есть счет в банке Ван Рейн и Гросс! Там драгоценности, ценные б-бумаги и…

— Меня не интересуют богатства. Меня больше интригует это. — Ифан бросил к ногам Эсканора конверт с печатью бывшего короля.

Да, пустой, зато какая действенная провокация. Любо-дорого смотреть.

— Это… это все Доруза! И Герчингер! Это все они мутят, а я, а я тут не причем. Я все вам расскажу, все как на духу выложу, правда! У меня с ними встреча, з-завтра утром, я могу вас привести туда, клянусь! — Скулил Эсканор Дэшон по прозвищу Маэстро, только сейчас обрубками своих пальцев он вряд ли сыграет что-то сложнее похоронной ноты.

— О, не сомневаюсь, — тяжелое дыхание, кровавый оскал Ифана заставлял сраться в штаны даже матерых вояк, что уж говорить о каком-то гробовщике. Пусть и очень влиятельном, — Ты мне все расскажешь. Но сначала мы с тобой поиграем, не то моя предыдущая игрушка разбилась.

Тело любителя хреновых татуировок, лежало на подступе раскуроченного порога с вывернутой шеей.

— По-поиграем?

— Тебе понравится, — ярче улыбки Ифана, сверкало только лезвие его ножа, — это веселая игра. Я буду медленно снимать с тебя лоскуты кожи, как шкуру со спелого яблока, а ты громко орать в приступе наступающего от невыносимой боли безумия. Что скажешь?

— Нет, умоляю, не нужно, не делайте этого, Зодиаки помилуйте. Прошу вас! Нет! А-а-а…

Вопль гулким эхом разносился по пустому внутреннему двору крематория, теряясь в закутках заводов и гуле литейных. Никому не было дела. Все давно привыкли к тому, что порой здесь кричат даже мертвецы.

Глава 2 "Сладкая жизнь"

"Когда перед тобой стоит задача, лучше сразу браться за нее, чем жить в страхе перед ней"

Джо Аберкромби

Первый Закон. Кровь и железо

Джин

Осень — каждый находит красоту в этом времени года; оно интимно, откровенно и неуловимо напоминает бордель. В какой угол не посмотри: кругом океан пестрых цветов и обнаженной красоты, но стоит опустить взгляд, как обнаружишь утонувшую подошву в чем-то омерзительно склизком. И дай бог, если то обычная грязь.

Жизнь Джин также напоминала бордель, в прямом смысле — она в нем работала. И каждое утро, когда клиентов нет, она потягивалась до характерного щелчка в позвоночнике, топала босиком на балкон и смачно сплевывала на мостовую. Ничего личного, просто ритуал.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Едкий смог окутывал небосвод, а густой утренний туман по обыкновению расползался по узким улочкам Энкёрста. Его кисельная дымка превращала прибрежные дома в мутный силуэт похожий на острые ощетинившиеся скалы, которые рваной линией на горизонте обрывались и уходили вниз к причалу и судостроительной верфи, где вечно толпились покачивающиеся на волнах прибоя мачты кораблей.

К счастью, подул свежий ветерок. Легкий бриз сорвался с моря, дернул флюгер на макушке лоцманской службы и принялся безобразничать, умыкая агитки с просоленных стен причала.

Они взмывали в стальное небо и волочились над городом, над разрушенными бараками и куцыми пристройками, над перевернутыми лодками, усыпанными ракушками и илом, и над обгоревшим остовом кроильного квартала. Запах обугленных досок третий день ломился сквозь ставни надушенной комнаты Джин, утопая в бесконечном дыму кальяна.

Мимо балкона пронеслась листовка с изображением Бальдера Строма: героя-освободителя, предводителя всех обиженных и угнетенных; затем зацепилась за коготь чайки и устремилась вместе с ней к рыбному лотку. Буквально секунда, и тухлый смрад внутренностей пропитал смятую бумагу, пока пернатая крыса, угнездившись на подоконнике, вынимала кишки из своего завтрака прямиком на лучезарную улыбку героя-освободителя.

— Пошла на хрен отсюда! — Тучный седой мужик, со скрипучим голосом злобно саданул метлой по створкам, спугивая голодную птицу, лишившейся не только еды, но и перьев. — Все окно мне засрали, сукины дети!

Ах, если бы только окно. Портовая часть города и раньше не благоухала розами, а с постройкой фабрик жителям пришлось приноровиться дышать по-новому. Преимущественно в курильнях, единственном месте, где одна вонь могла совладать с другой. Так что выбирать — чем дышать — не приходилось.

А чем жить… тут вариантов несравнимо больше, как на торговом прилавке шарлатана, всё на вкус и цвет.

Для Джин, этим оказалось зеленое сочное яблоко, чья кожура так приятно лопалась под натиском зубов, заливая подбородок пенистым соком. Она с самого детства обожала кисло-сладкий нектар и горечь кожуры во рту, потому день, прожитый без яблок, казался ей пустым и блеклым. У человека всегда есть свои маленькие слабости, пусть и такие нелепые. Однако, в этот раз — посмаковав фрукт, Джин тут же выплюнула все что прожевала.

— Эй, — крикнула она с лоджии, — твои яблоки полное дерьмо!

— Что тебе не продай, тебе все дерьмо! — Торгаш родом с восточных островов Кенрии, поднял прищуренные желтые глаза вверх и ощерился такой же желтой улыбкой. Местные не заморачивались, так его и называя — Жёлтый. Реальное имя никого не интересовало.

На свою беду он был иностранцем, потому местное ворье просто и незатейливо грабило беднягу стабильно раз в неделю. По праздникам чаще. Вот и сейчас два мелких засранца уже как добрых полминуты обчищали его прилавок.

Оливер — воровал, а Томас — отвлекал, суетясь вокруг как назойливая мошка: «Дядя, дядя! А когда ты уедешь?» — не унимался гундосый мальчик с заячьей губой.

— В самом деле, ты скоро свалишь на родину, нэ? — мигрантов не любили в Вердании, особенно в ее столице Энкёрсте, — Глядишь, без тебя и фрукты свежее начнут завозить.

Этот выпад Желтый проигнорировал, как и все предыдущие, иначе бы он здесь не выжил. Джин помусолила второе яблока в руках. Жесткое и блестящее, точно воском покрытое. Какая мерзость.

— От того, что ты пялишься, оно зеленее не станет, — проскрипел мужик, подпирая плечом столб шатра и так удобно занимая позицию для кражи.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Джин вспомнилась поговорка: кто рано встает — тому бог подает. Что ж, утренний туман весьма недурно подает карманникам. Оливер воспользовался удачно подвернувшимся случаем и подрезал кошелек.

Интересно, и кто их научил так нагло красть? Хороший вопрос, ответ на который явился сам, — с копной взъерошенных рыжих волос: