Алексей Пехов - Страж. Тетралогия

Ознакомительный фрагмент

Прекрасная ночь, если разобраться, жаль, что у меня не получится вкусить все ее прелести.

Я, не щадя, гнал коня, используя шпоры и яростно прижимаясь к влажной гриве. Стук копыт сливался с симфонией звенящих в холмах цикад, и я летел по ночному Солезинскому тракту, непривычно пустому, а оттого зловещему, молясь, чтобы животное выдержало, не подвело. Мимо кипарисовых рощ, мимо маленьких сказочных ферм, в окнах которых не горело ни единого огонька, я все ближе и ближе был к своей цели.

Конь едва не споткнулся, и я, не желая рисковать, сбавил темп, даря ему небольшую возможность для отдыха. Животное было третьим за последние сутки. Первое пало вчера, под замком Кастель-дель-Эльмо, второе — сегодня после обеда, возле оцепления, где нес стражу смешанный полк гвардейских стрелков, усиленный отрядами кондотьеров южных провинций. Мне дали этого, я берег его, сколько мог, но становилось понятно, что к утру от него будет мало пользы, потому что жеребец уже шел неровным шагом, тяжело дышал, фыркал, разбрасывая с морды пену.

Дорога петляла меж виноградников. Пурпурные и темно-лиловые грозди давно созрели, но собирать их было некому. В этом году вина можно не ждать. Не будет молодого «Бароло» с легкой горчинкой, не будет ни терпкого и пряного «Барбареско», ни миндального «Вальполичелло», ни легкого «Монтачино». Вина, которыми всегда славилась страна, так и останутся здесь, на виноградных ветках.

На одном из поворотов я ощутил тяжелый смрад разложения, сочащийся из зарослей дрока. Это уже не первый раз, когда я «нырял» в вонь, окутывающую тракт. Говорят, дальше все еще хуже.

Впрочем, куда уж хуже — я не знал. Деревни, через которые я проезжал, практически вымерли. Что происходит в самом Солезино, можно только догадываться. Но, как сказал мне Проповедник, когда я показывал подорожные усатому лейтенанту, чья рота перекрывала дорогу:

— Готовься к самому скверному.

Я был готов, потому что однажды уже видел нечто подобное. Пусть мне тогда было всего лишь пять лет, но я прекрасно помнил липкий ужас тех дней, приправленный сладковатым запахом мертвой плоти.

Стук копыт я услышал задолго до появления всадников. Когда шестеро мужчин в темных плащах, низко надвинутых на глаза шляпах и закрывающих лицо повязках вылетели из-за поворота, они увидели меня, резко осадили взмыленных лошадей, и двое, с короткими копьями-флагами выехали вперед, угрожающе опустив оружие.

— Вы больны? — Голос у говорившего из-за повязки звучал приглушенно, но я расслышал усталость и страх.

— Я страж. Мы не болеем.

Из-за их спин выехал всадник в богатой одежде. Его небрежный жест дал слугам понять, что угрозы нет, и они подняли копья, продолжая зорко следить за мной.

— В Солезино эпидемия, — сказал он.

— Я знаю, ваша светлость. Поэтому и спешу туда по просьбе, отправленной в Братство кардиналом Бонифацио Амманати.

Мужчина не стал удивляться, откуда я узнал, кто передо мной. По флагам все и так понятно: белый конь на голубом поле, вставший на дыбы и давящий копытами виноградные гроздья. Герцог ди Сорца, собственной персоной. И, судя по юному голосу и тому, что прежний герцог был гораздо старше и толще, когда я его видел, — передо мной один из его отпрысков.

— Кардинал мертв. Как и епископ вместе со всем соборным капитулом. Он успел освятить большую территорию на пустыре, чтобы туда свозили трупы, но и только.

Я остался невозмутим. Моих целей это никак не нарушало.

— Вы из областей? Как обстоят дела в других частях страны? — спросил герцог.

— В деревнях вот уже вторую неделю свирепствует болезнь, ваша светлость. Вилоццо заперся от мира, в церквях истово молятся, но вряд ли мор обойдет их стороной.

— А Ровиго?

— В Ровиго болезнь пришла пять дней назад. Бегущих из города расстреливают солдаты, и жгут огнем колдуны на холмах. Легнаго превратился в кладбище. Уцелевших там нет.

Новоявленный герцог выругался.

— А что с трактами?

— Все перекрыты по приказу короля. Ветеция и Литавия предоставили Каварзере поддержку армией. Чтобы никто не проник за пределы карантина. Покинуть территорию не удастся даже вам, ваша светлость. Он невесело рассмеялся:

— Я знаю, что перед мором все равны, страж. Кроме тебя. Впрочем, и тебе стоит опасаться за свою жизнь. Быть может, благодаря собранным душам к вам не липнет никакая зараза, но люди завистливы и могут убить за такой дар, особенно когда в городе царит безумие.

— Я запомню предупреждение, ваша светлость, — поблагодарил я его. — Не приближайтесь к границам карантина. Это опасно.

— Я отправляюсь в свой охотничий дом, в холмах. Чтобы пережить болезнь. Или умереть. Как рассудит Бог. Прощай, страж.

— Прощайте, ваша светлость.

Маленький отряд растворился в бархатной ночи, среди стрекота цикад и далекого волчьего воя. Я подождал еще минуту и направился своей дорогой. Впереди, над холмами, было видно далекое зарево — в Солезино бушевали пожары.

Я миновал несколько деревень-пепелищ, а затем оказался возле разрушенного моста через Лукарво — приток Месолы. По счастью, брод был всего лишь в нескольких десятках ярдов выше по течению, и конь без труда его миновал, перевезя меня на противоположный берег. Здесь, на камне, восседал Проповедник. В кустах бродило Пугало.

— Вы, ребята, просто скороходы. — Я был рад их видеть. — Думал нагнать вас гораздо раньше.

— Тебе, в отличие от нас, требуется сон, — ворчливо сказал Проповедник. — Пока твоя телесная оболочка отдыхала, я сходил в город.

Его мина говорила сама за себя:

— «И раздражали Бога делами своими, и вторглась к ним язва».[23] В восторге только Пугало.

— По нему незаметно. — Я бросил взгляд на темный силуэт, остервенело срезающий серпом верхние ветви кустарника.

— Я напомнил ему, что ты расстроишься, если оно не будет паинькой.

— Правильно сделал. Вы идете со мной?

Он крутанул головой так, словно у него судороги:

— Нет уж! Уволь! Мне противен один вид такого количества трупов. Если ты не возражаешь, я подожду тебя здесь.

— Прямо здесь? На камушке? — на всякий случай уточнил я.

— Тут гораздо лучше, чем там. Точнее там настолько все плохо, что, умей я спать, меня бы мучили кошмары.

— Возможно, я задержусь надолго, — предупредил я его.

— Что с того? Ты же знаешь, я умею быть терпеливым. Если соскучусь, найду тебя в городе. Береги свою шею. Там черт-те что творится. Мародеры, сумасшедшие, святые, умирающие и мертвые носятся по улицам, выпучив глаза от ужаса, а за ними по пятам ходит смерть.