Елизавета Абаринова-Кожухова - Искусство наступать на швабру

— Да, я слышал об этой комиссии, — кивнул Дубов. Гераклов продолжал:

— Ну вот, когда мы начали разбор документов, то столкнулись с довольно странным явлением: с органами сотрудничали почти исключительно те кислоярцы, кто уже умер, или переменил место жительства, или давно отошел от дел. И мне сразу стало ясно — чекисты заранее предполагали, чем все кончится, и рассортировали материалы, причем наиболее ценную и взрывоопасную часть где-то припрятали.

— Железякин?! — воскликнул Василий.

— Не сомневаюсь. A с чего это он, как вы думаете, так шикует? Не с ресторана же своего, этого, как его, «Три яйца всмятку». Ясно, что он живет шантажом. Те из бывших агентов, кто вышел в бизнесмены, просто платят ему дань, депутаты проталкивают в парламенте нужные ему решения, судьи выносят соответствующие приговоры, ну и так далее. И все под угрозой, что он пустит в дело компрометирующие материалы. То есть я, конечно, не знаю, как все это происходит на самом деле…

— Ну, тут уж технология, отработанная веками, — заметил Василий.

— Видимо, так, — кивнул Гераклов. — Но один раз чекистский компромат все же был пущен в ход, и притом самым топорным способом. Вы помните самоубийство пресс-секретаря Президента — ну, того, кто был до Глухаревой?

— Да, что-то припоминаю. Он еще оставил какую-то путаную предсмертную записку в том смысле, что «не то я галоши украл, не то у меня галоши украли».

— Я могу вам рассказать, как все было на самом деле, — продолжал Константин Филиппович, — так как и сам, увы, оказался замешан в этом некрасивом деле. Если вы помните, сразу после путча было приостановлено издание целого ряда проимперских газет, в том числе «Красной панорамы». И шла дискуссия — закрыть вообще, или все-таки разрешить им выходить. Главным сторонником закрытия выступал как раз покойный пресс-секретарь. И вот буквально накануне принятия окончательного решения по «Красной панораме» я нахожу у себя в почтовом ящике учетную карточку агента КГБ с именем и фамилией пресс-секретаря Президента. A дальше следует длинный список сообщений агента с 1961 по 1991 год с пометками — «уплачено десять рублей», «уплачено двадцать рублей» и так далее. Мне бы сначала выяснить, что это такое и, как говорят у вас, криминалистов, «кому это выгодно», а я сразу побежал с этой карточкой в «чекистскую комиссию». Ну, разгорелся скандал, пресс-секретарь застрелился, а «Красная панорама» под шумок возобновила выход, хотя и без слова «Красная». Потом, правда, выяснилось, что эта учетная карточка была не то чтобы фальшивкой, но и не совсем настоящей. Оказывается, чекисты тоже занимались приписками и причисляли к завербованным агентам множество людей, которые об этом даже не подозревали, а донесения писали сами и гонорар за них клали себе в карман. Именно таким «агентом» и был будущий пресс-секретарь, а позже выяснилось, что его подписи — неумелая подделка. Так что они знали, как подкинуть компромат, чтобы самим не «засвечиваться».

Василий взглянул на часы:

— Кажется, поздно, а у меня нет времени — завтра Чаликова отправляется к Разбойникову. Поэтому последний вопрос. Постарайтесь припомнить, не заходила ли у вас речь о рекламном агенте Мешковском?

— Как же, заходила, — не задумываясь, ответил Гераклов. — Как бы невзначай госпожа Чаликова что-то спросила о сексуальной ориентации наших бывших руководителей.

— Кого именно?

— Кажется, Рейкина. Или даже самого Железякина… Нет, не помню.

— И что же вы?

— Ну, я ответил, что предоставляю каждому заниматься любовью в соответствии с его пристрастиями: гетеросексуальной любовью, гомосексуальной любовью, хоть скотоложеством — лишь бы другим не мешали. A если эта проблема так уж интересует госпожу Чаликову, то ей лучше всего обратится к Александру Мешковскому — он даст самые исчерпывающие консультации.

— A что же Чаликова?

— Ну, она кивнула и повернула разговор на другую тему.

— Ну что ж, Константин Филиппович, — сказал Дубов, — спасибо вам за помощь. Если что, я снова к вам обращусь. A пока позвольте откланяться.

Ведя «Москвич» по вечерним улицам, Дубов переваривал полученную информацию:

«Что ж, теперь мне ясно, почему уцелела „Панорама“. Но это, конечно, детали. Разгадка самоубийства бывшего пресс-секретаря президента? Не думаю, что это дело стоит теперь ворошить. Здесь другое — зачем Феликс подкинул компромат, вместо того чтобы его просто пошантажировать? Ответ один — ему нужно было освободить должность для Анны Сергеевны. Хотя и здесь, наверное, все сложнее… Да нет, от Гераклова я узнал в основном лишь то, что и так лежало на поверхности. Чует моя душенька, что более ценные сведения раздобуду у Мешковского…»

Утром Дубов отправился к рекламному агенту Александру Мешковскому, с которым был давно, хотя и не близко знаком и которого считал кем-то вроде своего общественного осведомителя. Правда, сам господин Мешковский об этом не догадывался. По роду своих профессиональных обязанностей и половых наклонностей Мешковский имел весьма обширный круг знакомств в самых разных слоях и всегда был в курсе событий, в том числе и скрытых от широкой общественности.

Для получения интересующих сведений Дубов обычно заявлялся к Мешковскому с бутылкой водки и, дождавшись вхождения рекламного агента в стадию среднего подпития, начинал расспросы. Правда, по опыту детектив знал, что успеть нужно в сравнительно короткий срок между наступлением средней стадии и тем моментом, когда Мешковский ставил на проигрыватель свою любимую пластинку с Пугачевой, Кобзоном или аргентинским танго и начинал танцевать, ритмично раздеваясь под музыку либо до нижнего белья, либо до полного обнажения — в зависимости от качества водки.

Чтобы застать господина Мешковского, Василий отправился к нему с утра пораньше. Сыщику повезло — Мешковский был дома один и маялся «после вчерашнего». Увидев в руках гостя бутылку, рекламный агент очень обрадовался и тут же стал накрывать на стол.

— Ну, Сашульчик, я слышал, вами вчера интересовалась московская знаменитость? — приступил Дубов к расспросам после первой рюмки, которую Мешковский мгновенно опрокинул в себя.

— Да, интересовалась, — закусил соленым огурчиком Мешковский. — Очень милая дама. Будь я гетеросексуалом, то непременно за нею приударил бы.

— A если не секрет, о чем вы с нею говорили? — подлил Дубов Мешковскому еще пол рюмочки.

— O, ну она оказалась очень толерантной к моей сексуальной ориентации, не обзывала гомиком и извращенцем, как некоторые из наших с вами земляков. Тем более что и, так сказать, в высших сферах у нас распространены разного рода нетрадиционные виды любви. Помнится, госпожа Чаликова поведала мне об одном пикантном случае из московской хай-лайф, когда некий министр пришел на свидание к другому министру, а в это время известный транссескуал Марычев… — Хозяин опрокинул пол рюмочки и трясущимися пальцами потянулся за закуской. Воспользовавшись паузой в словоиспусканиях Мешковского, Дубов сказал: