Елена Хаецкая - Изгнанник

— Доложим сейчас, а разбираться Зенкер будет, очевидно, уже утром, — предложил Первый.

— Да она спит уже, наверное. Она рано ложится, — заметил Второй.

— Ничего, разбудим. Ради такой новости и разбудить не грех. У нас ведь подобных экземпляров еще не было. А Зенкер, по-моему, в глубине души даже не верила, что подобный экземпляр вообще существует в пределах досягаемости.

— Да ну?

— Точно. Она, конечно, виду не подавала. Она всегда такая… И сама не поддается сомнениям, и другим не дает раскисать.

— Точно, — поддакнул Второй.

— «Я, — говорит, — считаю факт реальным только после того, как он доказан», — процитировал Первый.

— Мудрено, — заметил Второй.

Они помолчали. Моран от всей души ненавидел эту Зенкер, кем бы она ни была.

Потом один из голосов спросил:

— А кто на него вышел?

— Турков, по-моему, о нем докладывал, — сказал Номер Первый. — Турков часто производит разведку в свободном поиске. Помнишь тот случай, когда он выследил троллиху с четырьмя ублюдками?

— Зенкер их упустила, — заметил Номер Второй.

— Да ладно, не экземпляры и были. Так, шваль, низшая каста. А этот — другое дело. Высший сорт. Зенкер глазам не поверит, как увидит завтра.

Двое похитителей снова замолчали.

Машина летела через ночной город, невидимый для пленника с мешком на голове, но очень хорошо ощутимый. Джурич Моран даже не подозревал о том, насколько сильно он сроднился с Петербургом. Улицы, набережные, площади, самый асфальт под ногами — все отзывалось Морану, все пыталось с ним разговаривать. «Мы здесь! — кричали перекрестки. — Мы моргаем тебе светофорами! Разве ты не видишь нас? Мы здесь, мы здесь! Почему ты нам не отвечаешь?»

Моран тихо, приветственно мычал, а машина ехала дальше, и вот уже новый перекресток тянулся издали к Морану яркими огнями и звал его: «Сюда, сюда!»

— Сколько времени действует инъекция? — опять спросил Второй.

«Ну просто как маленький! — с досадой думал о нем Моран. — Ничего не знает, обо всем допытывается. Вынь ему да положь, и про Зенкер, и про Туркова, и про инъекцию… Надоел».

— Часа три — с гарантией, — ответил Первый и хмыкнул. — Вон, железный ящичек. Возьми «пистолет», заряди. Справишься?

Сразу же после этого послушно звякнул железный ящичек, потом нежным голоском запело тонкое стекло — видимо, ампулы. Морана схватили, придавили к спинке сиденья, небольно куснули в плечо и выпустили.

И Моран сразу же очутился в роскошном кресле. Он сидел, развалившись на лохматых подушках, покачивал ногой, листал глянцевый журнал. Журнал был очень большим — ширина разворота составляла не менее метра. Страница, на которую смотрел Моран, была на три четверти занята фотографией: английская королева возводит Джурича Морана в рыцарское достоинство.

Королеву Моран сразу узнал (потому и определил, что английская). На ее величестве была маленькая корона, вся усыпанная алмазами, старушачья кофточка неопределенной расцветки и темно-зеленое платьице в мелкий цветочек. Обеими руками она с трудом удерживала огромную шпагу. Джурич Моран в ярко-красном камзоле, похожий на ряженого Петра Первого с городского праздника, опустился перед ней на одно колено, а королева не без облегчения водрузила тяжеленную шпагу ему на плечо.

«Проклятье, — подумал Моран, — теперь ко мне все начнут обращаться „сэр“… А я совершенно не уверен в том, что мне это понравится».

Он пробормотал на пробу «сэр, сэр», но не испытал никаких эмоций. Несколько уязвленный собственным бесчувствием, Моран закрыл журнал и поднял голову.

Перед ним торчал Авденаго. Унылый, мрачный и, кажется, перепуганный.

— Коронованные старухи опасны, — сказал Авденаго.

Моран раскричался на него:

— Как ты обращаешься ко мне! Почему ты не говоришь мне «сэр»?

— Потому что вы, мой господин, никакой не сэр, вы — Джурич Моран, вы — тролль, и вы глупо попались в плен, Джурич Моран.

— А как же мой самолет до Лондона? — взволновался не на шутку Джурич Моран.

— Улетел без вас…

Моран заплакал, вытягивая губы трубочкой и выдыхая воздух с противным свистом.

— Он долго так будет? — спросил Авденаго у Халсэбарга.

Тот хмуро смотрел на Морана и только качал головой.

— Странно, что у нас все прошло, а он до сих пор бредит, — сказал наконец Халсэбарг.

— Я так думаю, ему двойную дозу вкатили, — предположил Авданаго.

Халсэбарг поднял голову и уставил на Авденаго долгий, тяжелый взгляд.

— Ну, я не врач, конечно, — смутился Авденаго, — но если бы я имел дело с Джуричем Мораном, я бы именно так и поступил. Вкатил бы ему двойную дозу.

Из горла Морана вырвалось сипение, а потом он выговорил:

— Лондон.

— Какой Лондон? При чем тут Лондон? — в отчаянии Авденаго принялся тормошить Морана.

— Оставьте его, — сказал Халсэбарг. — Думаю, он скоро придет в себя.

— Называй меня «сэр», ты, грязная свинья! — невнятно произнес Моран и вдруг устремил на Халсэбарга совершенно ясный взгляд. — Ты заказал мне билет до Лондона?

— Нет, — ответил Халсэбарг.

Моран схватился за его рукав и с трудом сел. Затем разинул рот пошире и задышал.

— Трудно разговаривать с королевой, когда у тебя рот с булавочную головку, — признался наконец Моран. — Где мы?

— Они называли это место «бункер-2», — сообщил Халсэбарг.

— Да? — Моран закашлялся. Он кашлял очень долго, потом выплюнул сгусток, облепленный опилками, обтер рот рукавом Халсэбарга и наконец спросил: — А ты откуда знаешь? Ты что, с ними заодно?

— Просто слышал их разговоры.

— А я почему не слышал? — подозрительно спросил Моран.

— Вы были без сознания, — объяснил Халсэбарг.

— И долго я так провалялся? Беспомощный? Полностью в вашей власти?

— Достаточно, — ответил Авденаго.

— Я бредил? — допытывался у него Моран.

Авденаго молча кивнул. Моран прикусил губу.

— И много я наболтал? — спросил он наконец.

— Достаточно, — не без злорадства сообщил Авденаго.

Моран подавленно замолчал.

— Сейчас, полагаю, середина ночи, — заговорил Халсэбарг. — У нас еще есть в запасе немного времени, но медлить не советую. Мы непременно должны выбраться отсюда до наступления дня.

Место, где очутились тролли, представляло собой просторное помещение с бетонированными стенами. Потолок был низким, сводчатым. Если напрячь воображение, то можно было представить себя находящимся внутри огромной гусеницы. Окон здесь не имелось, а где располагались двери, Авденаго еще не выяснил. В любом случае, вход сюда был наглухо запечатан.