Артем Тихомиров - Олимпия

- Мне не хочется вместе с вашей шайкой отправиться на эшафот.

- Лима, думал ты умнее.

- Что?

- Ты и без всякого эшафота можешь умереть не сегодня-завтра.

- Может, ты и прав, но под землей, словно крот, я жить не собираюсь. И как ты думаешь, что я скажу отцу? {Папа, мы уходим в подполье, превращаемся в террористов и будем бороться с Олимпией!}

- Мы не террористы, - возразил Клеон.

- Суть не в этом. Даже если не считать папу, я все равно не пошла бы. Знаешь, в чем главная причина?

- Просвети, - мрачно хмыкнул илот.

- Вам не победить. Плетите свои заговоры, планируйте спецоперации, создавайте агентуру, подстрекайте население округов к бунту. Это не поможет. Олимпия сильнее. Всегда была и будет. Однажды олимпийцам надоест ваша возня, и они обрушат на вас всю свою военную мощь. Вместо свободы вы найдете мучительную смерть.

- Мы хотя бы пытаемся бороться за нее, - ответил Клеон. - И все те, кто берет оружие в руки и сражается.

- Этот бой безна?

- Да, для них безнадежен! - крикнул илот, не дав ей закончить. - Может быть, мы не увидим падения Олимпии, но зато дадим шанс нашим потомкам.

- Ты сумасшедший, - сказала Лима с отвращением, совершенно искренним и невероятно сильным. - Бредишь!

- Может быть? может быть, сумасшедший? да, если стремление оставаться человеком, безумие, то ты права. - Клеон посмотрел ей в глаза. - Наверное, я ошибся, думая, что разглядел в тебе нечто такое? Иллюзия. Я хотел видеть это? Ты такая же рабыня, как все они?

Лима обмерла. До чего все дошло, невероятно! Клеон попятился, и от того, как вдруг изменился его взгляд, каким он стал отчужденным, ей хотелось завопить от отчаяния.

- Мне жаль, что разговора между нами не выходит, - произнес илот. На миг обычная уверенность слетела с него, открыв совсем другого Клеона: мальчика, вынужденного рано повзрослеть, чтобы выжить. - Но я понимаю, ты поставила эту стену, чтобы защититься, но тебе не удастся вечно сидеть за ней. Ты не хочешь ничего менять и отрицаешь саму возможность выбора. Понимаю. Надеюсь только, Олимпия не сделает его за тебя.

Вот сейчас он просто уйдет? Лима не могла заставить себя сделать простейшего движения. Мышцы словно окаменели.

- Если не хочешь, я не будут тебя больше беспокоить, - добавил Клеон. Лицо на этот раз - холодная отстраненная маска. - Прости, я ошибся.

Лима открыла рот. Что, вот так и все? Он поворачивается и шагает обратно к цеху, к друзьям, к Таис, к тому странному человеку, похожему на профессионального солдата.

К своим?

Лима втягивает воздух. Легкие готовы разорваться. Закричать - нельзя. Не получится.

- Клеон!

Это лишь ее панические мысли.

Илот не обернулся ни разу. Вскоре его фигура скрылась за дверью. Лима смотрела на нее, пока не услышала шум мотора.

Фургон с надписью {Окружные грузоперевозки} подкатил к цеху, развернулся задней частью к воротам. Из него вышли два илота в рабочей спецовке. Один остался возле транспорта, другой вошел внутрь. Лима, успевшая спрятаться - действовала она совершенно инстинктивно, - наблюдала за ними из-за пирамиды бетонных плит. Вскоре бродяг стало больше. Двое вывели Агиса и запихнули его в кузов. Хлопнули створки. Клеон, Таис и тот человек с седыми висками влезли в машину через боковую дверцу. Остальные занялись трупами, но Лима не видела и не хотела видеть того, что происходило в цехе. Фургон тронулся с места и покатил к центральным выезду с территории завода.

Подумать только, бунтовщики пользуются легальным транспортом. У них повсюду свои люди? Но чему здесь, собственно, удивляться? Даже из того, что она знает, можно представить себе размер этой подпольной организации. Интересно, подумала Лима, пробираясь по задворкам в сторону шоссе, а в самой Олимпии у бунтовщиков тоже есть шпионы? Что ж, пожалуй, для нее и такое открытие не стало бы сенсацией.

А ведь можно было бы узнать куда больше... Лима мысленно ругала себя. Если бы кое-кто здесь научился, наконец, держать в узде свой поганый характер!

Клеон дал понять, что всякие контакты между ними прекращены, и, наверное, это к лучшему. Лиме надо забыть обо всем. Она вернется к своей жизни, к работе в оранжерее, к отцу, которого попытается вытащить из ямы, где он очутился? и будет надеяться, что однажды очередные гоплиты не придут за ними.

Лима вспомнила мальчиков, стрелявших друг в друга перед камерами.

Не плач, Лима. Плачь - это слабость. Но она все равно плакала. Шла по обочине дороги в сторону Блока 3 Восток и слышала только гул в голове.

Ветер сушил слезы на ее щеках.

17

Охота продолжалась. Каждый день шли трансляции, где гоплиты, превосходя самих себя, соревновались в жестокости.

Теперь это касалось всех секторов, и никто не чувствовал себя в безопасности. Илоты должны всегда помнить о смерти, готовиться к ней каждую минуту. Олимпийцы говорят, что оказывают им громадную честь. Умереть от болезни и старости - вот настоящий позор, но если умрешь от руки хозяина, считай, повезло.

Лима помнила мальчика, учившегося с ней в одном классе. Он мечтал стать жертвой охоты. Все его разговоры неизменно сводились к этому, и каждый раз, когда жребий промахивался, бедняга переживал личную трагедию. Красноречие позволило этому безумцу сколотить вокруг себя единомышленников, таких же детей без перспектив на будущее, и они даже писали петицию в Управу, чтобы их выбрали особым порядком.

Позже, после окончания школы, Лима слышала мельком, что поклоннику охоты повезло. Он добился особого благоволения Совета Эфоров и утащил с собой на тот свет полдюжины своих верных последователей. В прямом эфире их раздавили колесами бронетранспортеров. По счастью, Лима не видела расправы и не интересовалась подробностями. В конце концов, несколькими смертями больше, несколькими меньше. Разве можно чем-то удивить илота? С этим просто живешь. Или умираешь - как вариант. Право на смерть Олимпия пока еще отобрать не в состоянии.

Лима жила, хотя нередко чувствовала, что груз слишком велик и всякий новый приступ отчаяния перебороть становится сложнее. Работа, дом, туда и обратно, и все выверено и знакомо до тошноты. Угодив в замкнутый круг, Лима задыхалась. Несколько ночей после случая на заброшенном заводе она не могла спать. Воспоминания сводили ее с ума. Бессонница сменялась кратковременными периодами тревожного сна, и в этих снах были ужас и кровь, Лима постоянно бежала куда-то, спасалась и кричала навзрыд.

Кто-нибудь слышал ее крик? Если и слышал, то никому, очевидно, не было дела. Отец ни разу не пришел к ней и не поинтересовался, нужна ли помощь.

В конце концов, Лима стала утрачивать ощущение реальности. Внимание ее сделалось рассеянным, отсутствие нормального сна, чувство вины и страх подтачивали разум.