Дарелл Швайцер - Маска чародея

Мне хотелось посидеть там еще и слушать, слушать, слушать, но я поймал взгляд хозяина, ясно говоривший: закажи что-нибудь еще или выметайся, — и я ушел.

Ближе к вечеру (я откуда-то знал, что это последний день моей свободы, последний день моей жизни среди моего народа, в моем родном городе; день, когда обычный мальчишка, каким я когда-то был, вдыхает свой первый глоток воздуха взрослой жизни, в которую он никогда не вступит) я бродил среди книжных лавок и слушал поэтов, декламировавших с перевернутых ящиков и корзин свои произведения, а когда солнце начало клониться к закату, дошел до аллеи кожевников, где в изобилии были развешены или разложены на всеобщее обозрение пояса и ремни, сумки и непромокаемые плащи с капюшонами.

Первая лавка справа принадлежала сапожнику.

Отвлекшись от фантазий, при виде этого магазинчика я задумался о собственной судьбе. Я уже ношу брюки и взрослую длинную тунику, но мужчине положены еще и туфли. Только у нищих их нет. Я же человек состоятельный. У меня есть собственный дом. А в сумке звенят монеты.

Несмотря на все мои переживания, связанные со смертью учителя, расставшегося с жизнью всего несколько часов назад, проблема обуви показалась мне жизненно важной.

Я зашел в лавку. Зазвенел колокольчик.

Сидевший на скамье сапожник поднял голову. Я застыл на пороге, встретившись с ним взглядом.

— Секенр?..

— Намек?

Он не ответил, но я сразу узнал его. Всего двумя-тремя годами старше меня, он продолжал дружить со мной, когда остальные мальчишки уже начали меня сторониться. Я живо припомнил, как мы вдвоем в моей плоскодонке плыли по городу в осеннем сумраке и больше боялись того, что нам скажут родители, чем затаившихся во мгле эватимов. Мы пробивались сквозь бесконечный лабиринт из обломков мачт, опор и свай, пока не нашли Деревянного Мудреца (другие его имена давным-давно позабыли) — гигантскую деревянную голову, наполовину погребенную в грязи — и, подобно многим поколениям своих предшественников, мальчишек вроде нас, мы вскарабкались по гниющим выступам и вырезали свои имена на волнистой бороде, в то время как он разглядывал нас своими пустыми глазами. Наш поступок был отчаянно смелым и страшно глупым, но тогда я не думал об опасности, так как Намек был со мной; а он, без сомнения, в свою очередь рассчитывал на то, что мое волшебство защитит его.

С тех пор, казалось, прошла целая вечность. Четыре года? Три? Всего три?

— Что тебе надо, Секенр? — спросил он без малейшего следа дружелюбия в голосе. Он поднялся со скамьи, вытирая свои громадные руки о кожаный фартук. Он очень сильно вырос. На массивных челюстях явственно проступала черная щетина.

— Я…

— Секенр, никогда не думал, что снова встречусь с тобой.

— Но я… дом моего отца… ведь я живу совсем рядом с тобой, по соседству…

— Никогда не думал встретить тебя вновь или, по крайней мере, не хотел этого. Чего тебе?

Я оглядел небогатую мастерскую. Он, без всякого сомнения, стал тут хозяином. Когда я дружил с ним, он был у отца подмастерьем. Наверное, отец умер и оставил ему свое дело.

Он направился ко мне, его тяжелые ботинки гулко стучали по доскам пола. Я пристально посмотрел ему в глаза. Бесстрастное лицо ничего не выражало. Он так вырос.

— Повторяю свой вопрос. Чего ты хочешь?

Его голос звучал как голос мага, изгоняющего нечистую силу. Я пожал плечами, попытался засмеяться, сделать вид, что мы снова стали детьми, и обратить все в шутку. Я опустил взгляд и пошевелил пальцами ног.

— Разве это не очевидно, глупец? Туфли. Это же сапожная мастерская, я не ошибся случаем? Или все это, — я махнул рукой, показывая на товар на полках, — корм для райских птиц?

Он рассмеялся, зло и отрывисто.

— Намек? — Голос принадлежал женщине. Намек обернулся. Выражение его лица моментально изменилось — теперь на нем явно читался ничем не прикрытый страх. Из задней комнаты в лавку зашла девушка примерно моих лет. Было уже заметно, как округлился ее живот. Намек поспешил к ней, положил руки ей на плечи и что-то настойчиво зашептал. Она посмотрела на меня широко открытыми глазами. Я сложил руки на груди и уставился на стену, избегая ее взгляда. Она кивнула и ушла.

— Твоя жена?

— Тебе были нужны туфли, — отрезал Намек.

— Мне бы хотелось познакомиться с ней. Мы могли бы стать друзьями…

— Идем, мне надо снять мерку.

Я показал на туфли на полках.

— А может мне просто померить что-то из этого?

— Твоя первая пара обязательно должна быть сшита на заказ, по твоей ноге. Ведь это будут твои первые туф ли, не так ли, Секенр?

Смущенный, словно ребенок, пойманный на обмане взрослым, я посмотрел на свои грязные ноги и ответил:

— Да.

Он снова повернулся ко мне спиной, вынудив меня пройти за ним вглубь лавки, и уселся на табурет. Деревянной планкой с метками он измерил мою ногу.

— Ты уже стал мужчиной, Секенр?

Наверное, мне стоило перейти в наступление — ответить какой-нибудь колкостью. Ведь это было излюбленной издевкой городских юнцов, дразнившихся: «Да ты уже стал мужчиной? Неужели» Когда одна ватага дерется с другой, победители стаскивают обувь с побежденных и восторженно вопят: «Ну, и какой же ты мужчина?»

Но я лишь сдержанно кивнул:

— Да.

Намек вернулся на скамью за прилавком. Когда я поднялся, чтобы подойти к нему поближе, он протестующе замахал рукой и сказал:

— Нет. Жди там.

Я снова сел. Повисшее в воздухе молчание было страшно тягостным. Я попытался заполнить паузу наскоро придуманной неуклюжей историей о том, как я был посвящен во взрослую жизнь своим отцом, но он забыл купить для меня пару обуви или она куда-то затерялась, а потом исчезла, когда дом был очищен жрецами.

— М-мда? — только и сказал мой друг.

Вновь повисло молчание; он принялся кроить кожу, а лицо его скрывал прилавок. Раз или два он низко наклонился, полностью пропадая с моих глаз. Я слышал лишь стук молотка.

Начало темнеть. Намек зажег свечу там, где сидел сам, но не предложил свечи мне.

Больше терпеть я уже не мог.

— Намек! Мы же друзья. Почему же ты не хочешь поговорить со мной?

Он сглотнул слюну и заговорил, но обращался скорее к себе, чем ко мне, просто размышляя вслух.

— Когда-то у меня был друг Секенр. Он умер. Его убил его собственный отец, как судачат люди, убил и поселил в его теле дух Ночного Змея, того чудовища, которое в древности победил царь Неок. Отец Секенра был самым злым чародеем из всех живущих на земле, он-то и отыскал способ освободить Ночного Змея из-за точения…