Профессор Тимирзяев - Гарри Поттер и скрижали Грин-де-Вальда

Гермиона, забыв о Гарри, бросилась к стеллажам. Подписей на полках не было, видимо, Дамблдор расставлял книги в соответствии с какими-то одному ему известными правилами, поэтому она начала снимать книги наугад.

— Так… Эту я читала, и эту читала, эта есть в школьной библиотеке, ой, а эта на каком языке?

Скоро оказалось, что бóльшая часть книг и свитков в библиотеке Дамблдора написана на иностранных языках, причем ни Гарри, ни Гермиона не могли даже понять, что это за языки. На отдельной полке стояло двенадцать довольно толстых книг без названия, переплетенных в темно-красную кожу. На обложке каждой был вытиснен летящий феникс. Гермиона открыла одну из них и удивленно охнула:

— Смотри, Гарри, а здесь буквы бегают!

— Как это бегают?

— Да вот так! Сам посмотри!

Гарри подошёл и взял из рук Гермионы книгу. Действительно, буквы в строчках постоянно меняли очертания и как бы переливались. У Гарри закружилась голова.

— Н-да… — сказал он, — нам с тобой в научном наследии Дамблдора и до конца жизни не разобраться… Что это может быть?

— Это же шифр, Гарри! — воскликнула Гермиона, глаза её округлились, — а книги — наверняка дневники Дамблдора, видишь, феникс на обложке?!

— Пожалуй, — хмыкнул Гарри, — но что нам это дает?

— Как что?! Эти дневники обязательно нужно прочитать, может быть, тогда мы найдем ключ к тайне пророчества!

— Их, между прочим, сначала еще расшифровать надо!

— Раз надо — расшифрую! — отважно пообещала Гермиона.

— Да как же ты их расшифровывать будешь, если буквы по строчкам бегают, как букашки? Тут, скорее, нужно заклинание какое-то подобрать…

— Да, может, ты и прав, — разочарованно сказала Гермиона, ставя книгу на место, — я ещё посмотрю, можно?

— Конечно, смотри, — сказал Гарри, — ты смотри книги, а я буду на тебя смотреть, только вот схожу, чего-нибудь выпить возьму. Тебе принести?

— А у тебя кофе есть?

— Нет, но могу наколдовать. Я вообще-то имел в виду что-нибудь спиртное, оно в баре всамделешнее, кофе-то у меня получится ненастоящий, волшебный, толку от него…

— А, ну тогда… Мартини есть? Только сухое, а то от сладкого у меня голова болит.

— Не знаю, — сказал Гарри, — сейчас посмотрю, там много чего есть, я всё не запомнил.

Когда Гарри вернулся в библиотеку, Гермиона, похоже, забыла и про него, и про мартини. Гарри поставил бокал на полку рядом с Гермионой, но она не обратила на него ни малейшего внимания. Гарри тихонько отошел и сел в кресло. Гермиона после уроков переоделась в магловскую одежду, поэтому была в джинсах и в свитере. Она то и дело наклонялась или вставала на цыпочки, чтобы достать приглянувшуюся книгу или поставить её на место, при этом между поясом джинсов и свитером появлялась полоска смуглой кожи. Несмотря на рождение двух детей, Гермиона ухитрилась сохранить тонкую девчоночью талию. Внезапно у Гарри что-то перевернулось перед глазами, и он увидел не одноклассницу, с которой был знаком бóльшую часть жизни, а красивую, невероятно привлекательную и желанную женщину. Гермиона опять присела, а поскольку она не носила на джинсах ремня, пояс сзади отошёл, обнажая больше обычного, и Гарри не выдержал. Он поставил свой бокал, тихо подошел к стоящей спиной к нему Гермионе и положил ей руки на талию под свитер.

Гермиона замерла. Кожа у нее была гладкой и почему-то, как показалось Гарри, очень горячей. От её волос едва ощутимо пахло какими-то незнакомыми горькими и, наверное, очень дорогими духами. Гарри осторожно и очень медленно стал гладить Гермиону, поднимая руки к её груди, и вдруг почувствовал, что она откидывается, прижимаясь к нему спиной. Гарри погрузил лицо в волосы Гермионы. Под свитером оказалась короткая маечка и… больше ничего. Закрыв глаза и затаив дыхание, Гарри, наконец, почувствовал, что в его ладонях оказались груди Гермионы, но она, опередив его, повернулась, закинула ему руки на шею, внимательно взглянула в лицо и медленно закрыла глаза. Гарри склонился над ней и начал нежно целовать закрытые глаза, переносицу, уголки губ, а потом подхватил женщину на руки.

Гермиона, не стыдясь наготы, лежала на кровати поверх одеяла, а Гарри лежал рядом на животе, уткнувшись носом в её плечо и обнимая рукой. Он пребывал в сладком забытьи между сном и явью. Мир остановился, время замерло. Он боялся сделать малейшее движение, чуть-чуть пошевелиться, чтобы не спугнуть ощущение всеобъемлющего счастья, растворенного в женщине, лежащей рядом.

— Гарри… — тихонько позвала его Гермиона. Гарри повернул голову, чтобы видеть её лицо и открыл глаза.

— Гарри, скажи мне, ты… разочарован? — неожиданно спросила Гермиона. Она улыбалась, но Гарри увидел за этой улыбкой напряжение и даже страх. Он растерялся.

— Гермиона… Как ты могла подумать? Почему?… Я… Да я… Я даже не знаю, как сказать…

— Не лги мне, Гарри Джеймс Поттер! — сказала Гермиона, подражая голосу старосты факультета, — я же вижу…

— Да что ты видишь, что?! — приподнялся Гарри на локте.

— Ну, что… Что обычно… Ты долго хотел красивую игрушку, которой у тебя не было, наконец, получил её, а она оказалась…ну… обычной… — Гарри показалось, что она собирается заплакать.

Гарри сел.

— Гермиона, послушай, — сказал он серьезно и очень спокойно, — ты ничего не понимаешь. Нет, не перебивай меня, хорошо? А то я собьюсь и не скажу того, что хотел сказать. Или скажу не так. Гермиона, я знаю тебя, наверное, бóльшую часть моей жизни. Сначала ты была просто моей одноклассницей, лохматой зубрилкой, задавакой, которая, тем не менее, была моим лучшим другом. Да, Гермиона, другом, именно другом, я не ошибся, я сказал, то, что хотел. Потом у меня была школьная любовь с Чжоу, когда ни она, ни я толком не знали, что с этой любовью делать, которая глупо началась и глупо закончилась. Тогда я еще не видел в тебе женщину, Гермиона.

— Тогда никто не видел во мне женщину! — хлюпнула носом Гермиона, — не ты один!

— Потом ты стала сначала подругой, а потом женой моего лучшего друга, — упрямо продолжал Гарри, — и я не мог, понимаешь, не мог! представить тебя в ином качестве…

— А теперь можешь?

— А теперь — могу! — сказал Гарри. — Гермиона, ты для меня как подарок, которого ждешь всю жизнь и, получив который, вдруг понимаешь, что он в сто, нет, в тысячу раз прекраснее ожиданий! Гермиона, я люблю тебя! — сказал Гарри.

Гермиона молча притянула его к себе и спрятала лицо у него на груди. Гарри почувствовал, что Гермиона плачет. «Ты целовался с ней? Ну и как оно было? — почему-то всплыл в его памяти детский разговор — Мокро…» Гарри, не сдержавшись, усмехнулся и немедленно получил за неуместное хихиканье в постели звонкую затрещину.