Пастыри чудовищ. Книга 3 - Елена Владимировна Кисель

что от страха — и Эвальд Стимферелл занял его место. Приглянулся узурпатору. Через два месяца тиран жестоко казнил министра финансов — своего же сторонника, впрочем, у того были неумеренные аппетиты. И место занял Стимферелл, которому тогда едва исполнилось двадцать восемь. Ему быстро удалось пополнить казну — но вот какими методами…

Хромцу приписывают столь многое (от связей с известными грабителями драгоценностей до чеканки фальшивых золотых монет и торговли с пиратами), что едва ли моих скромных способностей хватит, чтобы отделить истину от домыслов. Говорили, что это по его указке Даггерн Шутник принялся казнить своих же сторонников и обращать их имения в доход государства. Ходили и тёмные истории о нескольких тильвийских магнатах, которых он разорил, не говоря уж о Торговых войнах с Ирмелеем.

— Здесь, может быть, стоит отметить ещё одну черту этого человека. Мстительность. Ещё до того, как он стал во главе казначейства, он отстроил и восстановил поместье — причём, разорил всех управляющих, которые прежде это поместье разворовывали. Что до Мейрика Дазерента, который был виновен в смерти сестры Эвальда… Даггерн Шутник внезапно получил доказательства, что Дазеренты, якобы, укрывали одну из беглых принцесс — настоящих наследниц трона. Доказательства были вескими, свидетели заслуживали доверия, однако знающие люди не сомневались, кто стоял за этим. Конец этой истории печален: Даггерн Стрелок со своей гвардией лично принял участие в «охоте на Дазерентов», сжёг их замок, опустошил имение. А после сыграл ещё одну шутку: он предоставил Хромцу решать — что делать с Мейриком и его семьёй. Эвальд Стимферелл переложил решение на свою мать — и это у неё Мейрик Дазерент на коленях вымаливал свою жизнь, жизни жены и дочерей — к тому времени он был женат и с двумя детьми…

Кто-то говорит — Ашильда Безумная просто не узнала его, кто-то — что отпустила со слезами, полная милосердия. Так или иначе — род Дазерентов не оправился от удара. Они и сейчас влачат довольно жалкое существование — в единственной оставшейся у них крошечной усадьбе… не буду говорить об этом моей невыносимой — вот она потирает руки и ежится, будто от моей сказки веет на неё стужей. Хороший предлог наклониться, согреть её руки в своих ладонях… нет, куда мне. Я только скромный сказитель чужого горя нынче — и пришла пора рассказать о безумной женщине, обратившей себя в каменное изваяние. Проклявшей сына на смертном ложе.

— Ашильда Стимферелл, говорят, умерла от горя. Не перенесла последнего удара — дурной славы сына. Она предчувствовала смерть и приказала изваять свою статую в том же подземелье, что и статуи своего мужа и других детей. А последней строкой в Книге Утекшей Воды для неё было «Умираю со своим родом». Как утверждают, перед смертью она скрыла родовой клинок — девятиколенный атархэ, великий Белый Лис. Отдала кому-то на сохранение, а может, спрятала в одном из тайников поместья — чтобы меч не достался сыну. И посмертной волей она лишила сына права возглавить род Стимфереллов — отреклась от него в завещании. Он легко мог бы оспорить это: доказать её безумие, а там… Но он внезапно пошёл иным путём.

Перед королём-узурпатором его министр заявил, что имеет право на главенство другого рода — Шеннетских, поскольку древний договор вхождения в род был заключён неправомерно: более древний по крови род оказался подчинённым роду Стимфереллов, который нынче остался без наследников и значит — мёртв. Даггерн Шутник веселился, слушая возмущение своих придворных. Что ему — узурпатору и предателю своей родной крови — было давнее предательство?

— …король позволил Шеннету носить имя его предков. Наверняка ему это казалось очередной шуткой — имя, но не поместье… и не вейгордский герб: Шеннетский оставил герб своих предков-Мечников, но словно в насмешку перечеркнул клинок на нём веткой полыни — знаком разочарования. И сменил девиз.

— «Любыми путями».

Голос у неё тихий и задумчивый. Звучит впервые с начала моей повести. Я ищу её взгляд и нахожу только короткий жест, которым она просит меня продолжать.

— Да, «Любыми путями» — и он придерживался своего девиза. В короткий срок имя его прозвучало уже по всей Кайетте. Вскоре он получил титул особого королевского советника — и перед ним начали пресмыкаться чуть ли не сильнее, чем перед королём. Одному Единому ведомо, что он творил на этой должности, но… про Заговор Семи Родов вы ведь слышали?

Я готов вновь пересказать историю о том, как советник короля раскрыл заговор, как казнили заговорщиков, о насильном браке Касильды Виверрент… Один кивок невыносимой — и я поведаю о хрупкой девушке со знаком Целительницы на ладони, о том, как жена сумела разбить козни мужа и возвести королеву на трон…

О крике человека на площади.

Не на той площади, что в Энкере, и человек не был маленьким мальчиком, и это было не так давно… но была — ночь, и восход Луны Целительницы, и боль, и пламя, и крик в ночи — и невозмутимое, прекрасное лицо Арианты Златокудрой, воспетой многими поэтами.

В одах воспевают твёрдость обретённой королевы. В балладах она стоит, выпрямившись, в королевской ложе — и взмахом руки даёт сигнал к началу Казни Искупления. И после наблюдает, с бледным, прекрасным и неподвижным лицом, на котором запечатлелась скорбь.

Не отводя взгляда.

А человек там, внизу, в окружении бушующей толпы, извивается и кричит.

Баллады и оды всегда казались мне фальшивыми. Если Арианта Целительница так милосердна, как её описывают… разве могла она смотреть на Искупление ночь напролёт? Не плакать, не отворачиваться, не зажмуриваться — пока Эвальду Шеннетскому ломали кости, полосовали кожу, прижигали руки и ноги? Рассказывали, что под утро даже некоторые мужчины у помоста начали падать в обмороки — и чтобы смотреть без устали… на такую боль… нужно либо вовсе не иметь сердца — либо всем сердцем ненавидеть.

Но разве может не иметь сердца та, которая шагнула потом в храм Целительницы — и даровала надежду и прощение осуждённому, пропащему человеку? Эвальд Шеннетский не мог даже стонать, когда его уносили с места Испытания: он сорвал горло и был в шаге от смерти, но Арианта пришла в храм Целительницы, явила свою силу, оставив Шеннету лишь хромоту — в память об Искуплении.

— …тогда объявили волю королевы: исцеления и нового шанса достоин любой. Даже падший. С той поры во дворец Айлор-тэна не прекращается поток больных и искалеченных со всей страны. И королева много времени проводит за целением.

Дар Арианты Целительницы только расцветает со временем. Уже говорят,