Джон Толкин - Властелин колец

На мгновение глаза Денетора сверкнули, когда он глядел на Гэндальфа, и Пиппин снова ощутил схватку их воль; теперь их взгляды показались ему лезвиями скрестившимися и брызнувшими искрами. Пиппин дрожал, опасаясь взрыва. Но Денетор внезапно овладел собой, лицо его вновь стало холодным. Он пожал плечами.

– Если бы… – Сказал он. – Сейчас такие слова напрасны. Они ушли в тень, и только время покажет, какая судьба ждет ее и нас. И ждать этого недолго. А в оставшиеся дни пусть те, кто борется с врагом, держатся вместе и сохраняют надежды, а если и надежды не останется, то можно хоть умереть свободным. – Он повернулся к Фарамиру. – Что ты думаешь о гарнизоне Осгилиата?

– Он слаб, – сказал Фарамир. – Я послал свой отряд на его укрепление, как уже говорил.

– Я думаю, этого мало, – сказал Денетор. – А именно туда падет первый удар. Там нужен сильный капитан.

– И там, и во всех других местах, – сказал Фарамир и вздохнул. – Увы, нет моего брата, которого я так любил! – он встал. – Вы разрешите, отец? – он покачнулся и ухватился за кресло отца.

– Я вижу, ты устал, – сказал Денетор. – Ты скакал быстро и издалека. Мне говорили, что тебя преследовали злые существа с воздуха?

– Не будем говорить об этом, – сказал Фарамир.

– Не будем, – согласился Денетор. – Иди отдыхать. Силы тебе еще понадобятся.

С разрешения повелителя города все отправились отдыхать, пока была возможность. Когда Гэндальф и Пиппин, несший маленький факел, шли к себе, была беззвездная тьма. Они молчали, пока не оказались за закрытыми дверями. Тогда наконец Пиппин взял Гэндальфа за руку.

– Скажите мне, – попросил он, – есть ли надежда? Я имею в виду – для Фродо.

Гэндальф положил руку на голову Пиппина.

– Надежда никогда не была особенно сильной, – сказал он. – Глупая надежда, как я говорил. А когда я услышал о Кирит Унголе, – он замолчал и подошел к окну, как будто стремился проникнуть в Тьму на востоке.

– Кирит Унгол! – пробормотал он. – Почему именно этот путь? – он повернулся. – Мое сердце едва не изменило мне, Пиппин когда я услышал это название. И однако сейчас мне кажется, что в рассказе Фарамира есть какая-то надежда. Очевидно, что враг наконец начал войну и сделал первый ход, пока Фродо еще на свободе. Теперь в течении многих дней внимание его будет устремлено сюда, то есть отвлечено от его собственной земли. И однако, Пиппин, я издалека чувствую его торопливость и страх. Он начал раньше, чем собирался. Что-то подтолкнуло его.

Гэндальф стоял в задумчивости.

– Может быть, – пробормотал он. – Может быть, даже твоя глупость помогла, сын мой. Посмотрим: пять дней назад он обнаружил, что мы низвергли Сарумана и взяли его камень. Ну и что? Мы не могли воспользоваться им, не могли смотреть в него так, чтобы он не знал. Ах! Я догадываюсь. Арагорн. Его время близится. И он могуч, Пиппин, и отважен, решителен и способен в случае необходимости на большой риск и на большие дела. Может быть, и так. Он смог использовать камень и показаться врагу, бросить ему вызов. Ну, ответ мы не узнаем, пока не прибудут всадники Рохана, если они придут не слишком поздно. Нас ждут тяжелые дни. Спи, пока можно.

– Но… – Начал Пиппин.

– Что «но»? Только одно «но» на сегодняшний вечер.

– Голлум, – сказал Пиппин. – Как они могли идти с ним, даже идти за ним? И я видел, что Фарамиру то место, куда Голлум повел их, нравилось не больше, чем вам. Что здесь плохого?

– Пока не могу ответить, – сказал Гэндальф. – Сердце мое предвещало, что Фродо и Голлум еще встретятся перед концом. Для добра или для зла. Но о Кирит Унголе я не буду говорить сегодня. Предательства, предательства я боюсь, измены этого жалкого существа. Но пусть будет так. Вспомним, что предатель может изменить себе и совершить доброе дело вопреки своим намерениям. Иногда бывает и так. Спокойной ночи!

Следующий день начался с утра, подобного коричневой пыли, и сердца людей, приободрившиеся немного в связи с возвращением Фарамира, снова опустились. В этот день крылатые тени не были видны, но время от времени высоко над городом раздавался слабый крик, и многие слышавшие его останавливались, пораженные ужасом; менее стойкие дрожали и плакали.

А Фарамир снова ускакал.

– Ему не дали даже отдохнуть, – ворчали некоторые. – Повелитель слишком жестоко обращается со своим сыном, а ведь он сейчас должен выполнять обязанности двоих – свои и того, кто не вернется.

И все поглядывали на север, спрашивая:

– Где же всадники Рохана?

На самом деле Фарамир уехал не по своей воле. Повелитель города был главой его совета и не склонен был в тот день прислушиваться к словам остальных. Рано утром был созван совет. Все капитаны решили что из-за угрозы на юге их силы слишком малы, чтобы самим нанесли удар, пока не прибудут всадники Рохана. Пока же следует укрепить стены и ждать.

– Однако, – сказал Денетор, – мы не можем легко отказаться от внешней защиты, от Риммаса, сделанного с таким трудом. И враг должен дорого заплатить за проход через реку. Чтобы напасть на город, он должен переправиться через реку. На севере у Каир Андроса этому мешают болота, на юге, у Лебеннина, река слишком широка и требуется много лодок. Он ударит по Осгилиату, как и раньше, когда Боромир помешал ему переправиться.

– Это будет лишь отсрочкой, – сказал Фарамир. – Сегодня мы можем заставить врага понести вдесятеро большие потери, чем у нас, и все же пожалеть об этом. Потому что враг может легче потерять войско, чем мы – отряд. А отступление тех, кто выйдет в поле, будет страшным, если враг переправит свои силы.

– А Каир Андрос? – сказал принц. – Его тоже нужно удерживать, если мы защитим Осгилиат. Не будем забывать об опасности слева. Рохиррим могут прийти, а могут и не прийти. А Фарамир сообщил нам об огромных силах движущихся к черным воротам… Оттуда может выйти не одно войско и ударить по нескольким проходам.

– Мы многим рискуем в этой войне, – сказал Денетор. – Каир Андрос имеет свой гарнизон, и больше мы никого не можем послать туда. Но я не отдам реку и Пеленор без борьбы – не отдам, если найдется здесь капитан, достаточно храбрый, чтобы выполнить волю своего повелителя.

Все молчали. Наконец Фарамир сказал:

– Я не противлюсь вашей воле, отец. Поскольку вы лишились Боромира, я пойду и, как смогу, заменю его – если вы прикажете.

– Прикажу, – сказал Денетор.

– Тогда прощайте, – сказал Фарамир. – Но если я вернусь, думайте обо мне лучше!

– Это зависит от того, как ты вернешься, – сказал Денетор.

Гэндальф последним разговаривал с Фарамиром перед его отъездом.