Дэн Абнетт - Инквизитор Эйзенхорн

— Думаю, тебе необходимо взвесить свои возможности, Грегор, — сказал он.

— О чем это ты?

— Противник, с которым нам предстоит столкнуться, очень силен. Возможно, он окажется даже слишком силен. А мы, как ни прискорбно, очень слабы. Думаю, нам необходимо кое-что предпринять.

— И что ты предлагаешь?

— Призови демонхоста.

— Что?

Эмос снял тяжелые аугметические очки и принялся полировать линзы уголком своего балахона. Его руки сильно дрожали.

— Я не одобрял это раньше, на Дюрере. Но думаю, что теперь стал смотреть на все немного иначе. Я понял, почему ты сделал именно такой выбор и решил обойти правила. Ты стремился к нашему общему благу, и я должен извиниться за то, что сомневался в тебе. Заручившись поддержкой демонхоста, мы могли бы получить шанс. Призови его.

— Как?

— Так же, как ты сделал это на Микволе! — возбужденно затараторил Эмос.

— Тогда ситуация была критической, — возразил я.

— Сейчас мы тоже находимся в критической ситуации!

— И у нас нет тела-носителя, в которое его можно было бы призвать…

— Его и тогда не было!

— И он чуть не уничтожил нас всех своей безудержной мощью, прежде чем мне удалось пленить его.

— Тогда используй в качестве тела-носителя одного из астропатов Максиллы!

— Я не стану убивать человека только ради того, чтобы получить тело-носитель, — твердо произнес я.

— Ты сделал это на Микволе, — тихо прошипел Убер.

— Что ты сказал?

— Ты сделал это на Микволе. Вервеук не был мертв. Ты пожертвовал им ради общего блага. Почему же ты боишься сделать это снова?

— Как я могу?! Я поклялся никогда больше не делать этого!

— Грегор, ставки слишком высоки. Всего лишь одна жизнь. Чего она стоит по сравнению с миллионами, которые могут погибнуть, если Гло осуществит задуманное? Призови на помощь демонхоста. Вызови Черубаэля.

Я медленно пошел к двери.

— Отдохни. — Я попытался говорить спокойно. — Ты почувствуешь себя лучше. И передумаешь.

— Вряд ли, — вздохнул Убер и отвернулся.

В этот момент он не был готов к воздействию моей Воли.

— Что он сказал тебе? — резко спросил я.

Эмос вскрикнул и рухнул на пол как подкошенный, едва не опрокинув стол. Бумаги лавиной хлынули на ковер.

— Это он рассказал тебе? Он рассказал тебе! Убер, чертов ты дурак, что же ты натворил?

— Я не мог взломать код! — завопил он. — Язык был слишком сложен! Но в той книге было так много всего интересного! О, эта прекрасная книга! Я понял, что могу добиться большего!

— Ты разговаривал с демонхостом?

— НЕ-Е-ЕТ!

— Тогда откуда ты узнал его имя? Я готов варпом поклясться, что никогда не произносил его при тебе!

Он вскрикнул и с трудом поднялся на ноги. На его лице застыла гримаса боли, стыда и страха.

— Он был на тех страницах! — закричал Эмос. — Как шепот в моих ушах! Такой вкрадчивый! Он сказал, что может помочь! Сказал, что объяснит мне все, если я помогу ему освободиться!

— О Боже-Император! Все, что ты рассказал мне сегодня, ты узнал от этой ублюдочной твари — Черубаэля!

— Но это правда! — орал он. — Истина! Йисса-рил! Йиссаррррилллл!

Часы разразились неистовым звоном. Раскололись стеклянный кувшин и три бокала, стоявшие на бюро. По одной из линз очков Эмоса пробежала трещина.

Убер рухнул на пол.

Я вызвал сервиторов и перенес его в корабельный лазарет. Мы заперли его в изоляторе. Ради его и нашей безопасности.

Проклятые часы все еще звонили, когда я вернулся в его каюту, чтобы сжечь все бумаги.

Глава 18

ВСТРЕЧА У ИЕГАНДЫ

НЕУМЕСТНАЯ ВЕРНОСТЬ

ДО КОНЦА, ДО СМЕРТИ

Эмос. В течение всей последней недели нашего путешествия я дежурил возле него в лазарете. Убер проснулся спустя несколько часов после нашей беседы и не стал со мной разговаривать. Поначалу он даже отказывался от еды. День и ночь он сидел на койке, уставившись на закрытую дверь изоляционного отсека.

Мне очень не хотелось его запирать.

Спустя сутки он все-таки поел, но общаться отказывался. Все мы старались добиться от него хоть какой-нибудь реакции. И Медея, и Максилла пытались разговорить его. Но их старания не принесли никакого результата.

Мы прибыли к Иеганде на день раньше запланированного. Настроение у всех членов моей команды было на нуле.

Никогда прежде я не понимал, насколько Эмос был важен для всех нас. Мы скучали без него и переживали по поводу случившегося.

Я казнил себя, и только себя. Да, Эмос проявил беспечность, но вина все равно лежала на мне.

Я ненавидел себя.

И ненавидел Черубаэля, мрачная тень которого слишком долго отравляла мне жизнь. Смогу ли я когда-нибудь — хотя бы когда-нибудь — освободиться от него?

Я решил, что если выживу, если одержу победу над Гло, то уничтожу Малус Кодициум, а затем вернусь на Гудрун и уничтожу Черубаэля. Я мог взять свой рунный посох и уничтожить его так же, как уничтожил его сородича, Профанити, на Фарнесс Бета.

В системе Иеганды господствовал окруженный кольцами газовый гигант. На его орбите висела полуавтоматическая транзитная станция. Ее установили и обслуживали консорциум торговых гильдий и Дома навигаторов, используя в качестве базы для отдыха и сервисного центра.

Одинокий «Иссин» подошел к ней, Максилла связался с начальником базы, и робот-буксир завел нас на одну из широких стыковочных платформ, выступавших из круглого, похожего на тарелку сооружения.

Когда мы с Максиллой и Медеей миновали воздушный шлюз, нас уже встречал хозяин — косматый, вялый мужчина по имени Окин. Он и еще четверо сотрудников заправляли здесь всем. Он объяснил, что они заключили двадцатимесячный контракт, а по его истечении уступят место новой команде. Посетители здесь бывают редко, сказал нам Окин. И еще добавил, что они с радостью выполнят все технические требования «Иссина» по доступной цене.

Он вообще много говорил. Изоляция играет ужасные шутки с рассудком людей.

Мы просто не могли заставить его замолчать. Закончилось все тем, что мне пришлось оставить его с Максиллой. Тот тоже был любителем поболтать.

А мы с Медеей отправились к центральному отсеку станции, чтобы проверить, не получал ли местный астропат каких-либо сообщений для нас от Гидеона. База казалась царством тлена и состояла из грязных коридоров и мрачных ангаров.

В воздухе висел устойчивый запах гнилого мяса, хотя Медея утверждала, что пахнет давно прокисшим молоком.

Оказалось, что, несмотря на безостановочную болтовню Окина, кое о чем он так нам и не сказал.