Сергей Болотников - Город призраков

Вопрос с водой был решен — пока решен, и Влад очень надеялся, что засуха не затянется слишком надолго.

14

Брат Рамена тихо ждал свою жертву в сгущающемся мраке. Одетый в неприметную одежду, бывший преданный слуга Ангелайи обретался в полукруглой арке, построенной между двумя многоэтажными домами. Здесь было тепло, разгулявшийся к темноте ветер почти не задувал в это укромное место. Еще здесь было довольно темно, и к ночи обещала установиться полная непроглядная тьма.

Жаль, что жертва пришла еще до заката.

Ворон опять говорил с братом Раменой. Говорил в жестких, властных, приказных тонах. Он еще больше оформился, и теперь сектант без труда выделял черные глянцевые перья на фоне сгустившейся темноты. И глаза. Сегодня днем Рамена специально присматривался ко всем неряшливым птицам, пытаясь обнаружить, у которой из них глаза будут также отливать красным, но таковой не нашел — птичьи глаза были бессмысленны и напоминали круглые агатовые пуговицы.

Но у Ворона, ЕГО Ворона, в глазницах полыхал жидкий красный огонь, а значит — потусторонняя птица была непохожей на других. В отличие от тех роющихся в отбросах комков перьев, она была разумной. Может быть, это был коллективный разум всех ворон на земле? Рамена-нулла зябко передернул плечами, стоя в полутьме арки. Редкие прохожие бросали на стоящего острые взгляды, в которых подозрительность мешалась со смутным опасением.

Рамена все рассчитал правильно — человек, на которого показал Ворон, должен пройти здесь, чтобы вернуться домой. Вот уже два часа, как он ушел за водой, к единственной в округе водоколонке. Сектант видел, как возвращаются оттуда жильцы, сгорбившиеся под тяжестью сосудов, вмещающих в себя влагу жизни. Выглядели они уставшими, но странно счастливыми, словно отвоеванная вода стала вдруг занимать для них одно из первых мест в человеческом хит-параде ценностей. Вчера Ворон сказал:

— Смотри, Рамена, кто тебя окружает! Люди, твои соседи, твои земляки — они погрязли в мелочных делах и насущных проблемках. Им уже не постичь потустороннего, им уже не увидеть истины. Мрака истины, Рамена. Они слабы духом и зависят от слишком многого количества вещей. Они изнежены. А когда их начинают лишать этих вещей, этих удобств — они не возвышаются, а, напротив, окончательно деградируют. Бойся их судьбы и смотри, каким бы ты стал, если бы я не взял тебя под свое крыло!

Экс-сектант помнил, что при этих словах его словно насквозь пронизало острое и горячее чувство благодарности, смешанное с ощущением покоя и защищенности.

Он действительно был под крылом, и там, под черными глянцевыми перьями, было тепло и уютно, как под толстым пуховым одеялом. Сладкое чувство причастности — такое Дмитрий испытывал только в раннем детстве, когда еще не начавшая спиваться мать разрешала ему спать вместе с собой. Материнское тепло, оно неожиданно вернулось к Рамене уже в зрелом возрасте — и что еще может пожелать в такой ситуации человек?

А вот теперь он видел, что Ворон был прав. Этот восторг на лицах горожан, с боем нацедивших жалкие двадцать литров воды! С боем уже сейчас, а что будет дальше?

Мимо Рамены неспешно прошествовал давешний журналист, руки его оттягивали эмалированные ведра, наполненные почти до краев. Этот даже не покосился, занятый какими-то своими мыслями, глубокая складка пробороздила его лоб — судя по всему, думы были невеселыми. Ворон сказал, что, в конце концов, придется убить и его, но не сейчас, а чуть попозже, когда он начнет становиться по-настоящему опасным.

Чем этот понурый субъект мог оказаться опасным, брат Рамена не понимал. Как, впрочем, и сегодняшняя жертва — хилый малолетний книжник, живущий в одном доме с марателем бумаги. Этот вообще казался неспособным раздавить даже муху. Стихоплет хренов...

Было еще несколько людей, которых необходимо устранить. Никогда не мечтавший о ремесле киллера Рамена-нулла спокойно и с прохладцей воспринял указания Ворона. Теперь временами ему вообще казалось, что пестрая смесь эмоций, что бывают у каждого человека, вдруг обретает строй и порядок, словно стягивается в один ровный жгут, в одно мощное всеохватывающее чувство — чувство преданности Ворону. А все то, что осталось за пределами этого могучего ощущения, больше не имело никакой цены.

Поэтому, когда долговязый, нескладный силуэт появился в проеме арки, Рамена ни на секунду не задумался о том, что собирается совершить. Надо признать, что Просвященный Ангелайя со всеми его психотропными примбамбасами и думать не мог о такой степени послушания.

Раменова астеничная жертва волокла две массивные двадцатилитровые канистры, и волокла явно из последних сил. Парень что-то цедил себе под нос, и на всю арку было слышно его затрудненное дыхание. Когда водонос поравнялся со слугой Ворона, тот тихонько шепнул:

— Постой...

Канистры выпали из рук приговоренного и звучно грянулись оземь. Силуэт жертвы ясно был виден на фоне светлого проема арки. Парень попятился — неужели что-то заподозрил?

— Вам чего? — спросил он, но голос его не дрожал, скорее в нем слышалось раздражение и досада.

Рамена сделал несколько шагов к своей замершей дичи, на ходу извлекая из внутреннего кармана куртки нож. Хороший, длинный нож-финка из прочной стали. Он выскользнул из ткани с неприятным металлическим шорохом. Пацан заметил — может быть, блик от угасавшего солнышка пал на лезвие? Он отшатнулся, закрываясь руками, и даже сделал несколько шагов назад — почти попытка убежать, но слуга Ворона был уже рядом и занес нож резким механическим движением. Бить будет в живот — а потом перерезать горло для надежности. Нож пошел вниз, со свистящим шепотом разрезая воздух на две равные невидимые половины.

Похожий свист раздался где-то позади жертвы, а потом арку затопило целое море слепящего голубого света. Он ударил в глаза, и это было так неожиданно, что Рамена судорожно дернул рукой с зажатым ножом и ткнул острием в бетонную стену арки как раз у левой руки парня.

А тот не медлил — вот он — стоит, а секунду спустя уже бежит прочь, бросив свои драгоценные канистры. Бежит, припадая на обе ноги, но резво — так резво, что за ним не угнаться.

Со стороны улицы в арку заехала машина. Слишком быстро, так, что водителю пришлось резко затормозить, чтобы не сбить две человеческие фигуры. А жертва бежит к машине, огибает ее и скрывается за поворотом, явно направляясь в сторону Школьной улицы, на которой все еще полно народу. Рамена застонал от досады и несколько раз яростно ткнул финкой в бетон, оставляя на стене глубокие царапины.

Дверь машины, девятки с тонированными стеклами, резко открылась, выпустив на волю звуки гремящей танцевальной музыки, и массивный быковатый силуэт не замедлил проорать: