Андрей Мартьянов - Отречение от благоразумья

— Это действительно падучая? — осторожным шепотом поинтересовался я. На мой, не слишком искушенный взгляд, мы имели дело с образцово-показательным отравлением, однако факты — вещь упрямая. Если бы вино разливали по бокалам, то при удачном стечении обстоятельств можно было незаметно сыпануть господину кардиналу чего-нибудь, не слишком способствующего улучшению здоровья. Но, как верно заметил делла Мирандола, вино пили прямо из кувшина, передаваемого из рук в руки, и я затруднялся назвать разновидность яда, имеющего столь избирательное действие — только на кардиналов. Пострадал один сеньор Маласпина, прочие же ничего не почувствовали.

— Может быть, — неопределенно развел руками отец Бенедикт. — Во всяком случае, внешние признаки очень похожи...

— С равным успехом они могут быть похожи и на последствия настоя из листочков белладонны, — вмешался отец Алистер, изрядно раздраженный тем, что у него буквально из-под носа утащили подозреваемую.

— Позвольте задать вечный вопрос всех крючкотворов и законников: «Кому выгодно»? — напомнил я. — Кому вдруг потребовалась смерть господина кардинала?

— Да никому, — сказали за моим плечом голосом делла Мирандолы. — При всем моем уважении к представителям церкви вынужден заметить: Луиджи Маласпина был тем, что называется «много шума из ничего». Он еще не обзавелся сколь-нибудь достойными врагами. Так что примите мои извинения, досточтимый святой отец.

— Вы позаботитесь о нем? — мрачно осведомился Мак-Дафф, указывая на пребывающего где-то в иных мирах Маласпину. — Вообще-то, господин посол, в мои прямые обязанности входит немедленное начало расследования и выяснение наличия или отсутствия злого умысла в случившемся, а также установление обстоятельств, дающих возможность судить о возможных кознях дьявола и присных его... — никогда не видел отца Алистера в столь мрачном настроении, и вытянувшаяся физиономия Мирандолы явственно свидетельствовала об осознании глубины той лужи, в кою он неосмотрительно уселся. — Однако из уважения к вам и радостному событию, ради которого мы все собрались, я не стану настаивать на строгом соблюдении буквы закона. При выполнении некоторых условий...

— Каких? — невозмутимо уточнил взявший себя в руки делла Мирандола.

— Вы лично проследите, чтобы в эту комнату никто не входил и не выходил, кроме вас и мсье медикуса, а также обеспечите охрану господина кардинала, — венецианец кивнул, а отче Алистер оглянулся. — Мадам Кураже, вы останетесь в этом доме и не покинете его до моего разрешения. Завтра мы с вами побеседуем. Всем прочим надлежит хранить молчание, а лучше всего — немедля позабыть о том, что они видели, и проследовать к выходу. Господин посол, я бы хотел, чтобы вы последовали их примеру. Вас ожидают гости и молодая жена, если вы еще помните о ее существовании. Можете не беспокоиться обо мне — я в состоянии найти выход из вашего обиталища, но предварительно я собираюсь посетить вашу часовню, дабы вознести молитву о скорейшем исцелении моего собрата, — с этими словами святейший нунций Праги прошествовал наружу, и мне ничего не оставалось, как изобразить преданного слугу. За мной потянулись мрачные гости, пытаясь изобразить на лицах нечто вроде положенных рассеянных улыбок. Последними вышли Мирандола и панна Кураже, тщательно заперев двери.

В часовне, по счастью, никого не оказалось. Даже словоохотливый брат Бенедикт куда-то испарился.

— Отравили или нет? — спросил я, убедившись, что вокруг вроде не болтается посторонних ушей. — Если да, то кто, каким образом, и самое главное — зачем, ради чего? Единственное, что я могу предположить — он что-то знал и собирался рассказать...

— Погодите вы с этим многострадальным пьяницей, — оборвал меня отец Алистер. — Лучше взгляните на это.

Из складок своей рясы он извлек некий маленький, округлый предмет, при ближайшем рассмотрении оказавшийся...

— Яблочко, — растерянно протянул я. — Неужели то, обещанное этим проклятым Леонардом? Кто вам его дал, святой отец? Ну скажите, а то я умру от неутоленного любопытства!

Маленькое, зеленоватое, производившее впечатление слегка недозрелого и уж точно не представляющего никакой опасности, яблоко спокойно лежало на ладони, и, казалось, слабо светилось изнутри. Чем-то оно напоминало волшебные яблочки сказок и преданий, о которых мне приходилось слышать. Возможно, именно такими непритязательными фруктами зачаровывали легендарных красавиц и искушали святых. Не знаю почему, но мне всегда казалось, что «райские яблоки» — не огромные вульгарные золотые шары, а именно такие, даже на вид невкусные и кислые, но если попробовать...

— Понятия не имею, — озадаченно сказал Мак-Дафф. — Оно просто появилось. Не было — и возникло. Что мне теперь с ним делать?

— Отец Лабрайд окропил бы его святой водицей, да швырнул в огонь, от греха подальше, — по привычке съязвил я, вовсе не ощущая потребности острить.

— Нет, — мое предложение решительно отмели в сторону. — Я его оставлю... пока. Лучший способ узнать врага — это...

— Находиться в его рядах, — уныло подхватил я. — Ладно, вернемся к нашим баранам, святой отец. Признаться, я опасаюсь, что Маласпина не дотянет до утра или ему помогут не дотянуть. Не лучше ли было попробовать перевезти его к нам?

— Чем меньше шуму, тем лучше. Пусть остается здесь, — отрицательно покачал головой отец Алистер. — Этот начинающий врачеватель при всех своих недостатках, кажется, знает свое дело, а господин посол будет охранять безопасность Маласпины бдительнее, чем добродетель супруги. Он сообразительный человек, и понимает — если с Маласпиной за эту ночь что-нибудь случится, инквизиция из него душу вынет вместе со всеми печенками и селезенками. Едемте домой, в самом деле! Для нас праздник закончился. Никакого демона мы не увидели, если не считать пьяного кардинала.

Как выяснилось, отец Алистер немного поторопился с выводами.

Мы незамеченными отбыли из посольства, обрадованно выяснили, что дождь кончился, прошли несколько перекрестков, и тут мне очень захотелось остановиться да заглянуть в скромный переулочек, в глубине которого призывно мелькала пара огоньков, заточенных в слюдяные фонарики по бокам одноколки с поднятым верхом.

— Подождите минутку! — торопливо бросив эти слова вопросительно поднявшему бровь отцу Алистеру, я чуть ли не рысью понесся на столь манящий свет.

О, радость сбывшихся надежд! Она действительно была там: обворожительная, загадочная, непостижимая, и, к величайшему сожалению (а может, к счастью) — не моя. Выражаясь понятным языком, я имел честь лицезреть панну Домбровску, явно сидевшую в своеобразной засаде возле дома, в котором, как было известно доброй половине горожан, обитает господин папский нунций.