Лекарство от любви (СИ) - Нестеренко Юрий Леонидович

— Магические способности не наследуются. Насколько мне известно.

— Ты поняла, о чем я.

— Я против совсем других сюрпризов. Не тех, которые несет открытие нового.

— А если, допустим, какой-нибудь ученый откроет способ уничтожить любовь? Сделать всех такими, как мы? Что ты с ним сделаешь? Пошлешь палачей?

Изольда на мгновение задумалась.

— Нет, — сказала она. — Я дам право каждому выбрать, воспользоваться ли его открытием. Недостойные свободы откажутся сами. И их будет абсолютное большинство… увы. Причем дело не в том, что они не способны на сознательный выбор из-за моей магии. Она влияет только на эмоции. Влияет очень сильно, да. Но она все-таки не уничтожает мыслительные способности. Самостоятельно избавиться от нее не может никто, даже человек с сильной волей — в этом отличие от обычной любви. Но по крайней мере хотеть этого он может. А ты? — спросила вдруг Изольда. — Ты бы применил открытие этого ученого ко всем сразу, не спрашивая желания?

— Да, — честно ответил Кай. — Ты отчасти права, общение с твоими рабами навело меня на те же мысли… и все-таки некорректно спрашивать у больного, хочет ли он лечиться, пока его мнение формируется под влиянием этой же болезни.

— Ты бы просто обнажил пустоту в их мозгах, которую они сейчас заполняют любовью.

Думаешь, они бы стали заполнять ее умом? Как бы не так! Уму там неоткуда взяться. Они бы нашли себе другие заполнители — пьянство, например, или азартные игры… То, что ты предлагаешь — это все равно что учить плавать, сталкивая в воду. Некоторые выплывут, но слишком многие потонут.

— Тем, кто потонет по причине пустоты в мозгах, туда и дорога.

— Так ведь они не совершат дружно самоубийство, хотя даже такой результат тебе бы вряд ли понравился. Просто представь, как отразится на экономике — да и не только — одновременное самоубийство большей части населения… Но, повторяю, они этого не сделают, а пустятся во все тяжкие, пытаясь наверстать утраченное другими пороками. И породят хаос не меньший, а возможно, и больший, чем все влюбленные безумцы и преступники, совершающие преступления на половой почве.

— Думаю, что меньший. Во всяком случае, в долговременной перспективе. Другие пороки не столь сильны и не столь популярны. И не столь разрушительны для способности мыслить здраво. Пьяный протрезвеет уже на следующий день. У влюбленного этот процесс затягивается на куда больший срок… иногда и на всю жизнь. И потом, кто сказал, что с пьянством и прочим тоже не надо бороться?

— Ты хочешь лишить людей цели.

— Цель разумного существа — познание и творчество. А вовсе не… — Кай сделал брезгливый жест.

— Ну так и какой процент среди людей составляют разумные существа? — усмехнулась Изольда.

— А ты хочешь дать им цель — служить тебе.

— Раз уж они все равно — стадо, им нужен пастух.

— В дикой природе стада обходятся без пастухов. Смертность там выше, но зато и выживают самые сильные и умные особи. Которых пастухи отправили бы на мясо первыми, чтобы не нарушали общей гармонии… Я бы мог согласиться, если бы ты влюбляла в себя только дураков. Допустим, они ничего лучшего и не заслуживают. Но твоя магия действует и на умных.

— Ты сам только что сказал — далеко не все умные разумны.

— Но и не все разумные, насколько я понимаю, обладают нашим иммунитетом к любви. То есть разумность они под твоей властью утратят. И вот это мне уже совсем не нравится.

— Что поделать, моя магия не работает избирательно. Я бы сама предпочла иное, но… Пусть тебя утешит то, что, как я уже говорила, я не собираюсь влюблять в себя все человечество.

— Меня это не очень утешает. Все равно общее количество разума в мире уменьшится — пусть даже и ради того, чтобы он получил верховную власть… Мне, вероятно, не следовало говорить с тобой так откровенно?

— Напротив. Если бы на вопрос о готовности уничтожить любовь ты ответил «нет», я бы поняла, что все еще не могу тебе доверять. Нет, я, в принципе, согласна с твоими идеалами… но если бы все люди были разумными, кто бы чистил выгребные ямы? Только не говори мне, что готов лично взяться за это дело, вознаграждаемый исключительно мыслью о необходимости и целесообразности такой процедуры.

— Если бы все люди были разумными, — парировал Кай, — они бы уже придумали какие-нибудь машины, решающие эту проблему. Магов, кстати, это тоже касается. А то повелевать ветрами и молниями и проходить сквозь стены они могут, а… Если есть слуги, убирающие за ними дерьмо, зачем напрягаться? В конце концов, это было бы даже неэтично — золотари лишились бы жалованья… А слуги смотрят на господ и тоже думают: если мудрые маги хранят нас от неурожаев, эпидемий и прочих катастроф, да еще и говорят нам, что делать, зачем напрягаться? Убирай дерьмо — получай за это плату — просаживай ее в кабаке и с девками. Жизнь прекрасна. И удивительна.

— Ладно, — сказала Изольда, глядя на сгущающиеся за окном сумерки, — в любом случае этот спор чисто теоретический. Люди такие, какие они есть, и нам приходится с этим работать. А ученого, способного избавить их от любви или подарить побольше разума, у тебя все равно нет, не так ли?

— Увы.

— Ну что ж, — она поднялась. — Увидимся возле Кербельсбурга. Я пришлю за тобой, когда все будет готово.

— Как мне убедиться, что это будут действительно посланцы, выполняющие твою волю?

— Тебе передадут письмо с моей печатью.

— Печать, в принципе, можно и подделать…

— Похоже, это несостоявшееся покушение здорово тебя напугало, — усмехнулась Изольда.

— Что поделать. Я пять лет числился в розыске, но все же на мою жизнь покушаются не каждый день.

— Да, — холодно согласилась она, — у меня в этом плане опыта больше.

Он выдержал ее взгляд. Ну да, он явился сюда, чтобы ее убить — но ведь она сама это просчитала, не так ли?

— Ну хорошо, — сказала Изольда, — в письме будет цитата, известная только нам двоим. Это тебя устроит?

— Вполне.

— Тогда до встречи. Доедай фрукты.

Он не поднялся проводить ее, да она этого и не хотела.

Четыре дня Кай почти безвылазно просидел в библиотеке. Дело было не только в том, что в замке он чувствовал себя в большей безопасности — сама погода не располагала к прогулкам. Первые два дня были временем сплошных дождей и туманов, хотя по ночам небо прояснялось. Кай сразу понял, что винить или благодарить за это следует отнюдь не природу; как-никак, он был привычен к тому, что маги управляют погодой в центральных областях Империи, хотя Изольда, кажется, в этой сфере доселе не вмешивалась в естественный ход вещей. Но так было до тех пор, пока ей не понадобилось максимально скрыть от воздушных соглядатаев свою поездку. Впрочем, думал Кай, ведь и Светлый Совет может догадаться, что эти низкие тучи и туманы неспроста. Хотя, с другой стороны, если она усыпила их бдительность предыдущим невмешательством в погодные дела…

На третий день погода несколько улучшилась. Облаков в небе было все еще больше, чем просветов, но это, видимо, было обусловлено уже естественными причинами. Дождь, по крайней мере, больше не шел, и пятна солнечного света то проползали по склонам гор, оживляя прежде тусклые краски осенних лесов и трав, то отражались искрящимися вспышками в озерной глади, то превращали водопады в сверкающие россыпи и зажигали над ними радугу на фоне все еще остающихся в тени скал. «У нее получилось», — подумал Кай, глядя в высокое, от пола до потолка, стрельчатое окно своей комнаты (он обыкновенно поздно ложился и поздно вставал и не изменил этой своей привычки и теперь). Хотя, конечно, напрямую это из улучшения погоды никак не следовало. Тем более что до Кербельсбурга все-таки два дня пути, и неизвестно, что сейчас творится там… Но разве могло у нее не получиться? А интересно, кстати, могла ли она прислать известие о своей победе (вне всякого сомнения, легкой) в виде… ну, скажем, надписи из облаков, несомой ветром? Это получилось бы быстрее, чем слать гонца (и, конечно, куда эффектнее), но, наверное, удерживать постоянную форму облаков на таком расстоянии не так-то просто, если вообще возможно для Изольды — все же магия погоды не ее родная стихия… И, конечно, она не станет тратить силы на дешевые эффекты, если можно просто отправить гонца. Целесообразность и здравый смысл, да. Кай вышел на галерею, поежился от порывистого холодного ветра, окончательно развеявшего всю привлекательность быстролетных солнечных красок, и решил и этот день провести в библиотеке.